Авиатор: назад в СССР 3 (СИ) - Михаил Дорин

— Рыжов, мой юный друг, восхождение на «белые горы» вам уже не поможет, — сказал ему майор Голубев, когда отчитывал его перед строем. — Вы уже не первый раз попадаетесь мне. Что будем делать?

— Может ещё что-то есть убрать? — предложил Темыч.

— Зайдёте ко мне, со всем вашим нарядом.

Через некоторое время, Артём, понуро, вышел из канцелярии. Всем нарезали по два наряда вне очереди, а вот Рыжову досталось кое-что получше.

— Я и рисовать — вещи несовместимые, — восклицал он.

— Ну, когда-то надо начинать. Чего ты так переживаешь? — спросил я.

— Со Светой надо по делам походить, а у меня всего день, чтобы нарисовать эту ерунду.

А ерунда была не простая. Необходимо было изготовить огромный патриотический транспарант, чтобы вывесить его на всю стену.

— Проверка какая-то будет в понедельник. Нужно нацарапать надпись и растянуть на всю стену в столовой. Поручили нашей роте.

— И чего здесь сложного? — поинтересовался Макс.

— Да там размер полотна метров 20. Я до следующего отпуска буду рисовать. Чего делать-то?

— Иди и рисуй. Вон, попроси Червеня. Он за поход в чипок всё что угодно сделает, — предложил Костя.

Червень — так мы звали Андрюху Червеня. Невысокий, толстенький, с нестандартной головой и тонкими пальцами.

— Та да. Емыч делаю сё ак надо, — сказал Андрюха, когда Артём предложил ему подобную работёнку.

У Червеня была особенность, когда он был на расслабоне, то первые буквы в словах куда-то вечно девал, делая при этом характерное движение головой вперёд. Андрюха, будто, постоянно был на каком-то «движняке». Ему бы наушники вставить и песни модные слушать, да пока не то время.

Текст для подобного транспаранта был стандартный — «Учиться лётному делу должным образом!». И Червень справился очень даже быстро. Тёмыч смог даже в увольнение пойти на выходные. Только вот потом, Рыжову, всё же предстояло научиться рисовать.

Червень за своим постоянным движением головы неправильно написал текст — «Учиться должному делу лётным образом»!

Голубев кричал как никогда раньше. На пару ночей Артёму пришлось поселиться в Ленинской комнате, чтобы переделать работу. Зато Андрюха наесться уже успел принесёнными деликатесами из буфета.

Я же в свою очередь, решил продолжить опрашивать знакомых отца. Ближе всего Борисов Иван Иванович, который был инструктором на учебном тренажёре. Правда, нашёл я его в несколько другом помещении.

— Привет, Сергей, — поздоровался Борисов, не вставая с кресла. — Извини, что сижу. Сегодня неважно себя чувствую.

— Ничего страшного. Это уже МиГ-21? — спросил я, указывая на кабину, стоявшую в зале.

— Да. Он самый. После отпуска приступишь к его изучению. Домой когда поедешь?

— Я не езжу домой. Девушка у меня здесь, — сказал я, совершенно забыв о ссоре с Женей.

Вот уже три недели не разговариваем. Бывает, позвоню ей, а трубку мама берёт, и то не всегда. Засылали Свету, как парламентёра, но она сказала, что ещё рано. Дуется на меня. Было бы из-за чего, сам бы себя наказал. А здесь больше напридумывала себе.

— Девушка это хорошо. Отец твой тоже не особо ездил домой. Всё время с Валентиной в отпуске проводил, пока не поехал с родителями знакомить. Ты чего спросить хотел? Не просто же Иван Ивановича проведать пришёл.

— Зачем Валентине, моей маме нужно было снова вернуться во Вьетнам?

Борисов задумался, и начал подниматься со своего места.

— Вот что, сынок... — оборвался на полуслове Иван Иванович, рухнув на пол и схватившись за спину.

Я кинулся к нему, задев лежащие бумаги книги на его столе. Пока я помогал Борисову подняться и усаживал его в кресло, заметил интересную фотографию, выпавшую из тетради для записей.

Глава 7

Иван Иванович продолжал корчиться от боли и тяжело дышать. Непривычно видеть этого человека с подобной гримасой.

— Совсем разваливаюсь. Пристрелят меня как загнанную лошадь, — усмехнулся Борисов, запивая какие-то таблетки.

— А что у вас за недуг? — спросил я.

— Воспаление... хитрости, — усмехнулся Иван Иванович.

— Очень редкая болезнь, — сказал я, собирая упавшие бумаги и книги.

— Оставь, Сергей.

— Ничего страшного, тем более, что уже не первый раз вижу эту фотографию.

Инструктор удивлённо посмотрел на меня. Быстро подняв все упавшие вещи, я протянул ему снимок, который уже попадался мне дважды.

— Где ты это уже видел? Добров показывал? — поинтересовался Иван Иванович.

— Другой человек с этой фотографии, — указал я на Леонида Краснова. — Знаете его?

— Конечно. Лёня Краснов, близкий друг твоего отца и наш соратник по Вьетнаму. Ты где с ним пересёкся?

— Он в Белогорске до недавнего времени работал. Мы с его дочерью одноклассники.

Углубляться в подробности наших отношений с Красновыми не стал. Есть же что-то, чего Борисов не хочет мне рассказывать.

— Странно. Я думал, что он в управлении в Москве. Видимо, после Вьетнама решили его отправить на отдых в родные места. Сам же знаешь, в столице много работы у конторских.

— Не исключено. Почему не говорили, что знали Краснова и тоже были с отцом во Вьетнаме? — наседал я.

— А потому, сынок, что есть вещи, которые даже я не знаю. Не там ты ищешь ответы. На этой фотографии пять человек, четверо из которых ещё живы. Всю правду никто из нас не знает. Даже он, — тыкнул пальцем в пятого человека, которого я определял как Платова.

— Я уже устал всех спрашивать про Платова. Никто мне и ничего не говорит. Он как будто призрак, — возмутился я, но Борисов лишь посмеялся над моими словами.

— Чего его искать? Он в Москве живёт. Вроде как в Академии Наук трудится. Не такая уж он и секретная личность.

— Он простой учённый? — спросил я.

— Ну не простой, а профессор, доктор наук. Как раз работал с твоей мамой. Я лишь знаю, что его работой были заинтересованы в ведомстве Лёни. Я и Добров входили в их рабочую группу.

— А адреса и телефона у вас нет? — с надеждой спросил я, но это был очень наивный и глупый вопрос.

— Степан Степанович Платов, женат, чуть старше меня — вот вся информация, что есть у меня.

Я утвердительно кивнул, и протянул Борисову фото.

— Оставь себе. Мне порой грустно смотреть на то, какими мы были.