Капкан для Лиса, или Игра без правил - Яна Лари

В оранжевых отблесках костра он выглядит просто огромным, замкнутым и враждебным, а у меня стынет кровь от понимания во что ввязалась. Я со всей ясностью осознаю, что ничего – ни уговор, ни отцовский гнев не в силах заставить меня перед ним даже грудь оголить. Не говоря уже о большем.

Пошёл он к чёрту! Вместе со своими дружками и мнением всей своей шайки. Они не через месяц, так через год забудут, а мне с этим жить.

– Кирилл, – взгляд против воли падает на полные губы и сердце снова заходится в бешеном ритме. Хочу сказать, что отказываюсь от своих слов, пусть поливает грязью сколько влезет. Ему это отлично удаётся. Вот только слова не идут. Мысль есть, а голос пропадает.

– Что такое? – склонившись, он насильно хватает меня за руку и рывком поднимает на ноги. Шарит по лицу диким лихорадящим взглядом, в котором единственное желание свернуть мне шею, но никак не раздеть. – Пошла ва-банк... Погорела... теперь на попятную? Тебя не учили держать слово?

Слово?! Да я была уверена, что он свалится с тычка! Иначе не повелась бы. И вот, странное дело, когда презираешь, должно быть всё равно, а я краснею. Не вижу, но чувствую, как жгуче колет лоб, щёки, шею.

Он отворачивается, отборно матерясь сквозь зубы.

– Север! Будь другом, отвези нас домой. Детское время кончилось.

Дан без лишних слов поднимается с места. Я в растерянности жую губу изнутри, не зная, как поступить. Позвонить отцу, чтобы забрал и завалить его новыми проблемами, или рискнуть уехать с ними? Но сомнения отпадают, едва Кирилл, не заметив каких-либо действий с моей стороны, быстрым шагом возвращается.

Глаза, которые даже злыми имеют надо мной непонятную власть, полыхают мрачной решимостью.

– В машину, чудо, – цедит он тоном, не терпящим возражений. Негромко совсем, но кажется, что рычит на весь берег. – Хватит выставлять меня зверем. Силой не трону.

Внутренне сжимаюсь, не понимая, почему не могу послать его к чёрту. Как ему удаётся одним своим присутствием вносить такую сумятицу? Более того, я не боюсь. Да, злюсь, презираю, готова выть от беспомощности, но не боюсь.

С независимым видом подхожу к машине, забираюсь на заднее сидение. Бросаю хмурый взгляд на затылок Дана, который уже успел завести мотор. Он прохладно улыбается мне через зеркало заднего вида и устремляет равнодушный взгляд вперёд. Одним этим жестом расписываясь в своём безразличии к происходящему. Вряд ли выражение каменного лица изменится, даже если Лис вдруг вышвырнет меня на ходу.

– Вот так бы сразу, – сухо отмечает Кир, устраиваясь рядом. – Можешь же, когда хочешь.

С приближением к городу поток движения заметно сгущается. Дан оказался поклонником рока и, словно забыв о пассажирах, насилует голосовые связки. Хотелось бы добавить в список мои уши, но это было бы ложью. Голос у рыжего приятный. Природа щедро одарила троицу достоинствами, взамен отыгравшись на совести. Такой функции ни в одном из них нет.

– Я не буду с тобой спать, – собравшись с духом, решаю прояснить ситуацию. – Неужели нельзя расплатиться как-нибудь иначе?

– Чёрт с тобой, – сонно бормочет Кир мне в плечо. Он как навалился на меня всем телом на первом же повороте, так и продолжает использовать вместо подушки. – Тогда будешь выполнять мои задания. Откажешься – вернёмся к первому варианту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Что за задания? – уточняю с сомнением.

Он погано смеётся, сползая ниже и укладывая голову мне на колени.

– Скажу, когда придумаю.

Вот это меня и пугает. Куда заведёт его больная фантазия можно только догадываться, и догадки эти одна другой паршивее. Как-то подозрительно быстро он сдался.

– Какой тебе резон идти на уступки? – голос напряжённо хрипнет, когда Кир невзначай проводит носом по животу вдоль оголившейся полоски кожи. И надо бы одёрнуть задравшийся свитшот, возмутиться, но горячее дыхание на теле это что-то настолько новое: чужеродное, яркое, ошеломляющее, двойственное, что я затихаю.

Непроизвольно выгибаю спину. Смущаюсь сразу же, а после расслабляюсь, с мстительным удовлетворением осознавая, что пьяный не поймёт, не запомнит... Мне томно и жарко. Почему-то страшно заводит тот факт, что это он, ненавистный Кир, причиняет мне массу удовольствия. Именно причиняет – как боль или страдание. Как нечто неправильное, низкое, острое.

Однажды я тайком пробовала курить. Вредная, вонючая, невкусная зараза, но то чувство помню до сих пор. Вот сейчас – оно же, только в тысячи раз более будоражащее. Вызов. Кураж. Адреналин. Рёв оскалившихся пороков, от которого каждый волосок – дыбом, каждый глоток воздуха – яд. Мысли пьяные стонут. Или это я? Нет, он. Хриплый выдох обрывает всё живое во мне книзу, туда. где кожа касается кожи до мелких ожогов, будто раскалёнными иглами.

– Банально засадить тебе было бы слишком просто, – мамочка, пусть он замолчит, потому что ничего более волнующего этого "засадить" я в жизни не испытывала... Каждым нервом, жадной дрожью внизу живота. – Я хочу тебя целиком, – тягучим шёпотом добивает Кир. Перед глазами всё плывет и в то же время чётко выделяются его невозможно капризные наглые губы на моём бесстыже подрагивающем животе. – И у тебя нет выбора, – безжалостно продолжает он уничтожать во мне разум. Пальцы, дрогнув, комкают рукав толстовки. Вот теперь это чистый незамутнённый страх. Мне так страшно взорваться, разлететься на осколки, что, кажется, закладывает уши.

– Эй, отбой ребят, – доносится как через вату голос Дана. – Лис, ау! Только не в моей машине. Приехали. Так что выметайтесь, кролики.

Пожелание нескучной ночи, брошенное Севером вслед, даже оно не разбавляет вязкую полусознательность. Пошатываясь теперь уже оба, заходим в подъезд. Заминка у лифта и ощутимый толчок от движения вверх, заставляет нас вцепиться друг в друга. Мне хочется думать, что это был он.

– Я тебя сейчас поцелую, – зло усмехается Кир, помогая мне обхватить ослабшими ногами свои бёдра. И тянусь ведь, сама тянусь ему навстречу! Содрогаюсь от ненависти, потому что чувство донимает такое, будто он загнал мне под кожу полчища термитов. И явно понимает, как сильно те жалят в ожидании контакта.

Внутренности обдаёт огнём, когда Кир несдержанно размыкает мои губы. Проникает языком так нагло и требовательно. Толчками – жадными мучительными – медленно перехватывает дыхание, отбирает весь воздух и безжалостно вталкивает его в вены. Туда, где уже кипит кровь... туда, где вместе с пульсом бьётся хрупкий как хрусталь восторг.

– Твои сейчас дома?