Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер

— Да, — снова согласился Хорнблауэр. Он отлично знал, что Буш скажет дальше.

— Задует западный штормовой ветер, сэр, или меня зовут не Уильям Буш.

— Вполне вероятно, — сказал Хорнблауэр, который сегодня с утра принюхивался к ветру.

Хорнблауэр был в этом смысле еретиком. Он не верил, что стоит дню стать на минуту короче двенадцати часов, как тут же с запада задуют штормовые ветры. Они дуют в это время, потому что наступает зима, но девяносто девять моряков из ста верят, что существует более прямая, более таинственная связь.

— Ветер крепчает, и море начинает волноваться, сэр, — непреклонно продолжал Буш.

— Да.

Хорнблауэр боролся с искушением. Ему хотелось объявить, что это никак не зависит от времени захода. Но он знал, что подобное мнение Буш выслушает со снисходительным терпением, как выслушивают детей, чудаков и капитанов.

— У нас воды на двадцать восемь дней, сэр, на двадцать четыре, учитывая утечку и неполное заполнение бочек.

— Тридцать шесть, на сокращенном рационе, — поправил Хорнблауэр.

— Да, сэр, — выразительно ответил Буш.

— Я отдам приказ через неделю, — сказал Хорнблауэр.

Ни один штормовой ветер не будет дуть месяц без перерыва, но второй шторм может начаться раньше, чем водоналивные суда доберутся из Плимута. Корнваллис так организовал доставку, что за шесть месяцев, проведенных в море, Хорнблауэру еще ни разу не приходилось снижать норму выдачи воды. Если до этого дойдет, значит станет одной мучительной проблемой больше.

— Спасибо, сэр. — Буш козырнул и пошел прочь по темнеющей палубе.

Проблемы были самые разные. Вчера утром Доути показал Хорнблауэру, что его форменный сюртук протерся на локтях до дыр. У Хорнблауэра было всего два сюртука, не считая парадной формы. Доути мастерски пришивал заплатки, но на всем корабле не нашлось куска в точности такой же выцветшей материи. Мало того — почти все штаны светились на заду, а Хорнблауэр не мог представить себя в мешковатых казенных штанах, какие выдавали матросам. И все же, раз свои кончаются, надо будет отложить пару казенных, пока еще есть. Хорнблауэр носил сейчас теплое нижнее белье. В апреле казалось, что трех комплектов более чем достаточно, но теперь приближаются шторма, он часто будет промокать до нитки почти без надежды высушиться. Хорнблауэр выругался и решил хотя бы поспать, предчувствуя, что выспаться не удастся. По крайней мере, он отлично пообедал: Доути потушил хвост, самую презираемую часть казенного быка, и приготовил из него королевское блюдо. Быть может, это последний хороший обед на ближайшее будущее — зима влияет не только на море, но и на сушу, значит до следующей весны не приходится ждать других овощей, кроме картошки и капусты.

Хорнблауэр был прав, думая, что не выспится. Некоторое время он не мог заснуть, лежал, чувствуя, как сильно кренится корабль, и пытался принудить себя встать, одеться и крикнуть, чтобы принесли свет — тогда он мог хотя бы почитать, — но тут в дверь заколотили.

— Флагман сигналит, сэр.

— Иду.

Доути действительно был лучшим из слуг — он появился в то же мгновение с «летучей мышью»:

— Вам понадобится бушлат, сэр, и дождевик. Ваша зюйдвестка, сэр. Лучше вам надеть шарф, сэр, чтобы бушлат не намок.

Обмотанный вокруг шеи шарф впитывает брызги, которые иначе проникли бы между зюйдвесткой и воротником дождевика. Доути упаковывал Хорнблауэра в одежду, как заботливая мать, собирающая сына в школу, только оба они качались и спотыкались на кренящейся палубе. Потом Хорнблауэр вышел в ревущую темноту.

— Белая ракета и два фальшфейера с флагмана, сэр, — доложил Янг. — Это значит «занять позицию на удалении от берега».

— Спасибо. Какие паруса мы поставили?

Хорнблауэр мог угадать ответ по тому, как вело себя судно, но хотелось знать наверняка. Увидеть в темноте он не мог.

— Марсели в два рифа и грот, сэр.

— Уберите грот и положите судно на левый галс.

— Левый галс. Есть, сэр.

Сигнал «занять позицию на удалении от берега» означал, что Ла-Маншский флот уходит. Основная его часть займет позицию в семидесяти милях мористее Бреста, подальше от коварного наветренного берега. Если шторм окажется настолько силен, что невозможно станет оставаться в море, корабли смогут добраться отсюда до Торского залива, минуя Уэссан с одной стороны и Старт — с другой. Прибрежная эскадра будет на тридцать миль ближе к берегу. Это самые маневренные суда, они смогут выдержать дополнительный риск для того, чтобы держаться поближе к Бресту на случай, если внезапная перемена ветра позволит французам оттуда выбраться.

Но дело было не только в том, что французские корабли могут выйти из Бреста, а в том, что другие французские корабли могут туда войти. Атлантику бороздили несколько маленьких французских эскадр — на одной из них находился родной брат Бонапарта со своей женой-американкой, — и все они отчаянно стремились попасть во французский порт раньше, чем кончится пресная вода и провиант, так что «Наяда», «Дорида» и «Отчаянный» оставались караулить их на подступах к Бресту. Они лучше других смогут противостоять опасностям, а если не смогут, их не так и жаль. «Отчаянному» предписывалось занять позицию всего в двадцати милях к западу от Уэссана, там где, скорее всего, станет огибать остров уходящее от шторма французское судно.

В темноте возник Буш и закричал, стараясь переорать ветер:

— Равноденствие, сэр, как я и говорил!

— Да.

— И будет еще хуже!

— Без сомнения.

«Отчаянный» шел в крутой бейдевинд, взмывая и падая на невидимых волнах, которые ветер бросал в его левый борт. Хорнблауэр с обидой подумал, что Бушу это доставляет удовольствие. Резкий ветер и встречный курс бодрили Буша после долгих погожих дней, а сам Хорнблауэр с трудом держался на ногах и начал уже сомневаться в своем желудке.

Ветер ревел, и брызги окатывали палубу. Вся ночь наполнилась шумом. Хорнблауэр ухватился за коечную сетку. Он видел в детстве, как цирковые наездники мчатся по кругу, стоя на двух лошадях одновременно. Ему сейчас приходилось не легче. И цирковым наездникам не выплескивают периодически в лицо по ведру воды.

Сила ветра все время немного менялась. Это нельзя было даже назвать порывами; Хорнблауэр заметил, что ветер с каждым разом крепчает, но потом уже не слабеет. Подошвами ног, ладонями рук Хорнблауэр чувствовал, что «Отчаянный» все сильнее кренится и все хуже слушается руля. Слишком много парусов. Хорнблауэр стоял всего в ярде от Янга, но ему пришлось кричать:

— Четыре рифа на марселях!

— Есть, сэр.

Матросы с трудом пробирались на свои посты — вот когда оправдывали себя бесконечные учения. В темноте и суматохе они выполняли то, чему научились