История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель

После того, как в 1871 году умер Али-паша, пришел конец и стабильности курса, проводимого великими визирями в годы осуществления реформ танзимат, когда этот пост попеременно занимали Фуад-паша и Али-паша. За те почти пять лет, которые прошли между кончиной Али и смещением султана Абдул-Азиза, должность великого визиря девять раз переходила из рук в руки, что было следствием фракционной борьбы и прихотей султана, снова препятствовавших нормальной работе правительства. Абдул-Хамид тоже часто менял своего великого визиря: из шестнадцати человек, занимавших этот пост в первые шесть лет его султанства, только один продержался на нем больше года. Период между 1882 годом и низложением Абдул-Хамида в 1909 году отличался гораздо большей стабильностью, и Мехмед Саид-паша, Мехмед Камиль-паша, Ахмед Кевад-паша, Халиль Рифат-паша и Мехмед Фарид-паша оставались в этой должности дольше, чем их предшественники. В отличие от Абдул-Азиза, который на протяжении большей части своего царствования перекладывал решение всех государственных вопросов на плечи двух своих визирей, Абдул-Хамид сам интересовался проблемами управления империей и вступал со своими визирями в обстоятельные и зачастую горячие дебаты относительно выработки политического курса. Даже если он предъявлял более убедительные аргументы, его самые заметные визири имели возможность открыто выразить свое мнение. Впрочем, ценой сомнений в правильности его окончательного решения была отставка. По словам одного историка, он мог подчинять ближайших советников своей воле по причине

.. неспособности [правительства] достичь согласия в отношении «структуры власти», то есть организационной структуры, в рамках которой следует поддерживать баланс между противоречивыми интересами в новых обстоятельствах, созданных западной угрозой, и при постепенном размывании существующих принципов законности.

То, что султан требовал от государственных служащих беспрекословной личной преданности, полностью соответствовало одной из особенностей османского национального характера, и при Абдул-Хамиде эта особенность проявлялась в самой полной мере. В прошлом тех, кто не соответствовал этому идеалу, наказывали и либо казнили, либо отправляли в изгнание, а тех, кто раскаивался, возвращали на прежние места. Так в XVII веке, несмотря на яростное противодействие правящему режиму, тем из мятежных анатолийских губернаторов, которые раскаялись в содеянном, были предложены новые должности, причем зачастую вдали от империи. Что касается нераскаявшихся, то их подвергали преследованиям. В XIX веке стали предоставлять государственные должности лицам, находившимся в политической оппозиции. Так, выдающийся младотурок Намык Кемаль, который, как и Мидхат-паша, принимал участие в работе над конституцией, в 1877 году был заключей в тюрьму, а потом выслан из Стамбула на острова Эгейского моря, где занимал государственные должности, сначала на Лесбосе, потом на Родосе и наконец на Хиосе, где он и скончался.

Сосредоточение всей власти в руках султана было крайним выражением опасений Абдул-Хамида относительно децентрализации, которая, по его мнению, уже предоставила балканским провинциям возможность отделиться от империи. Такой способ обеспечения дальнейшего существования империи представлял собой полную противоположность тому, что предлагал Мидхат-паша. Будучи достойным представителем группы оптимистов, проводивших реформы танзимат, он считал, что лучшим способом противодействия сепаратистским тенденциям может стать демонстрация тех выгод, которые дает «хорошее государственное управление».

Одним из самых удручающих эпизодов правления Абдул-Хамида было то, как он третировал Мидхат-пашу. Находясь в изгнании в Бриндизи, Мидхат-паша много путешествовал по Европе, но в 1878 году ему разрешили вернуться в империю, определив местом внутренней ссылки остров Крит. Это случилось незадолго до того, как его пригласили вернуться в состав аппарата, на сей раз в качестве губернатора Сирии. На этом посту он попытался провести реформы, подобные тем, которые за пятнадцать лет до этого начал осуществлять в Дунайской провинции и в Багдаде. Получив сообщения, которые заставили его поверить тому, что Мидхат-паша пытается присвоить себе властные полномочия, выходившие за рамки губернаторских, Абдул-Хамид отозвал его из Сирии и назначил губернатором провинции Айдын в западной Малой Азии, полагая, что находясь в непосредственной близости, Мидхат-паша будет представлять меньшую угрозу. 17 мая 1881 года, всего через несколько месяцев пребывания в этой должности, Мидхат-паша был арестован. Ахмед Кевдет-паша, который теперь был министром юстиции, отправился в Измир и оттуда привез его в Стамбул, где вместе с тринадцатью другими подозреваемыми, он предстал перед судом по обвинению в убийстве султана Абдул-Азиза. Это был удивительный поворот событий, вообще-то было принято заключение о самоубийстве, причем даже самим Ахмед Кевдетом, который теперь был одним из обвинителей.

Дознание и судопроизводство совершались во дворце Йылдыз. Некоторых подозреваемых пытали, чтобы добиться признаний. Камергер Абдул-Азиза, Фахри-бей, оставил леденящее душу описание мучений, которым его подвергали. По его словам, среди тех, кто его мучил, был и сам Абдул-Хамид. Виновными были признаны одиннадцать человек, в том числе Мидхат-паша, Фахри-бей и два родственника Абдул-Хамида, Дамад Махмуд Джелаледдин и Дамад Мехмед Нури. Они и еще пять человек были приговорены к смертной казни, а двое других — к десяти годам каторжных работ. Вынесенные приговоры были пересмотрены, и хотя большинство, включая Ахмеда Кевдет-пашу, были за их исполнение, султан заменил меру наказания на пожизненное тюремное заключение, опасаясь, что казни вызовут неблагоприятную реакцию. Осужденных направили в Таиф, в Хиджазе, где они отбывали наказание в крепости. Там они находились в самых неблагоприятных условиях и были лишены всяких контактов с внешним миром. Шейх-уль-ислам Хасан Хайрулла-эфенди, который в свое время выдал фетву в пользу низложения Абдул-Азиза, уже отбывал там тюремное заключение. В 1884 году Мидхат-паша и Дамад Махмуд Джелаледдин были убиты по приказу султана. В живых остались только трое осужденных, в том числе Фахри-бей, которые вернулись в Стамбул в 1908 году, когда режим Абдул-Хамида был свергнут.

Убийство Мидхат-паши, человека, которого так опасался Абдул-Хамид, считая его ведущей фигурой движения за принятие конституции, ограничивающей, как он полагал, власть султана, показало, насколько ненадежным было его положение. Абдул-Хамид прекрасно понимал, что он совершает недопустимое деяние, и поэтому оно не получило огласки. Убийство Мидхата было первым убийством ведущего государственного деятеля после 1837 года, когда негодование, вызванное казнью Пертев-паши, великого визиря Махмуда И, способствовало принятию правовых норм, поставивших эту прерогативу султана вне закона. Судьба конституции 1876 года уже продемонстрировала то, что теперь султан не может в угоду своим прихотям остановить действие реформ танзимат: конституцию не отменили, а лишь приостановили ее действие, она осталась в своде законов и на нее продолжали ссылаться в ежегодном списке государственных законопроектов и резолюций.

Если обусловленная положениями Берлинского договора 1878 года потеря большей части преимущественно населенных христианами балканских территорий империи уже доказала, что разработанные Мидхат-пашой планы реформ в провинциях были чрезмерно идеалистическими, то появление сепаратистских настроений среди албанцев, приблизительно 70 % которых были мусульманами, могло только укрепить такое мнение. И если восприимчивость арабов к уговорам британцев оказалась для османского государства потрясением, то еще большее потрясение у него вызвали волнения среди албанцев, которые традиционно считались одними из самых преданных османских подданных. В основе албанского сепаратизма лежали настроения, которые мало чем отличались от настроений, ставших причиной заигрываний Шарифа Хусейна с британцами: мрачные предчувствия того, что дальнейшее территориальное расчленение империи не заставит себя долго ждать.

Установленные турками в 1432 году границы провинции Албания затем неоднократно изменялись, и к 1878 году «Албанией» назывался регион, населенный этническими албанцами (преимущественно мусульманами, но также католиками и православными) и включавший территорию, которую занимали провинции Шкодер, Косово, Монастир и Янина. На севере региона жили геги, а на юге — более оседлые тоски. Поскольку лояльность албанцев давно считалась само собой разумеющимся делом, их «национальные устремления» практически не учитывались в ходе административных преобразований, предпринятых в начале XIX века с целью урегулирования проблем, вызванных более агрессивным национализмом греков, сербов и болгар.