История второй русской революции - Павел Милюков

«Если же в объективных условиях момента коренится неизбежность или хотя бы только вероятность гражданской войны, тогда как можно ставить во главе угла съезд Советов или Учредительное собрание?.. Что же, голодный согласится ждать два месяца?.. Или история русской революции, шедшая с 27 февраля по 30 сентября необыкновенно бурно и темпом неслыханно быстрым, пойдет с 1 по 29 октября (день открытия Учредительного собрания) темпом архиспокойным, мирным, легальноуравновешенным» и даст возможность «во главу угла тактики класть мирные конституционно-легальные, юридически и парламентски “простые” вещи, вроде... Учредительного собрания?» «Но ведь это было бы просто смехотворно, господа, ведь это же сплошная издевка и над марксизмом, и над всякой логикой вообще».

Подготовка большевистского переворота. Логика событий была, несомненно, на стороне Ленина. «Ясно видя, осязая, чувствуя наличность обстановки гражданской войны», он дал сигнал. Называя только что сформированную коалицию «правительством гражданской войны», Троцкий, очевидно, подразумевал именно это: не то, что коалиция начнет гражданскую войну сама, а то, что при этой коалиции «объективные условия момента» сложились в смысле «неизбежности» гражданской войны с несравненно большими шансами на победу «пролетариата», чем это было 3-5 июля.

Брошюра Ленина датирована 1 октября, и в ней не напрасно подчеркнуто, что благоприятные условия для победоносного выступления большевиков сложились еще до «корниловских дней». Мы знаем, что действительно уже 29 августа предполагалось вооруженное восстание большевиков. Его на этот раз предупредил Корнилов, послав, согласно желанию правительства и собственным планам, войска, которые должны были вступить в Петроград в день, назначенный для большевистского бунта. Большевики имели, конечно, все основания думать, что Корнилов их не пощадит и что при изменении правительственного курса, неизбежном в случае его победы, им будет трудно продолжать свою деятельность. И они предпочли уклониться от направленного на них удара, отменив назначенное выступление и поставив тем Корнилова в невыгодное положение нападающего не на большевиков, а на само Временное правительство. Это было очень умно и указывает на очень умелое руководство. Во всяком случае, большевики не отменили, а только отсрочили осуществление своего плана. Как только корниловское движение было подавлено и вместе с тем открылся длительный правительственный кризис, они принялись за серьезную подготовку к решительному бою. К дням наибольшей слабости власти относится документ, который бросает яркий свет на закулисную сторону этой подготовки. Так же как в дни, предшествовавшие 3-6 июля, речь идет о солидной германской помощи деньгами и оружием.

Мы не знаем, на какое употребление Ленин получил уже 29 августа (12 сентября) по телеграмме представителя Diskonto-Gesellschaft, некоему г. Фарзену в Кронштадте 207 000 марок через указанных Фарзеном лиц в Стокгольме. Но 8 (21) сентября по специальной телеграмме председателя рейнско-вестфальского угольно-промышленного синдиката Кирдофа, то есть по особому распоряжению из главного источника, откуда шли германские субсидии, контора банкирского дома В. Варбург открыла новый текущий счет: «для предприятия товарища Троцкого». Какой-то адвокат (разведка предполагает, что это был известный активист Ионас Кастрен) приобретает на эти деньги оружие, а не менее известный посредник большевиков в Стокгольме Фюрстенберг-Ганецкий, заблаговременно связывается с «товарищем» в Хапаранде, чтобы подготовить доставку этого оружия и «требуемой товарищем Троцким» суммы в Россию. Через 11 дней, 19 сентября (2 октября), Фюрстенберг уже сообщает из Стокгольма в Хапаранду Антонову (вероятно, лицо, тождественное с будущим главнокомандующим большевистскими войсками в походе против Ростова), что «поручение товарища Троцкого исполнено: со счетов синдиката и министерства (вероятно, Министерства иностранных дел в Берлине) 400 000 крон сняты и переданы товарищу Сене (Суменсен), который одновременно посетит вас (Антонова) и вручит вам упомянутую сумму»[115].

Очевидно, этой серьезной подготовкой объясняется и то отношение, в которое большевики в это время встали к правительству «гражданской войны», как Троцкий уже заранее называл правительство третьей коалиции, и ко всем тем «социалистам», которые содействовали созданию этой коалиции и Совета республики. Для успеха предстоящего выступления надо было сохранить абсолютную чистоту и ясность положения, при котором все социалисты, кроме «левого крыла» Совета рабочих и солдатских депутатов, окончательно дискредитировались в рабочей и солдатской среде Петрограда как «изменники», не желающие дать народу немедленного хлеба и мира. Мы видели начало этой кампании в резолюциях петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов во время переговоров о коалиции. Нам остается проследить теперь, как та же кампания развивалась в течение октября, параллельно с окончательными приготовлениями к инсценировке на улицах столицы «предприятия товарища Троцкого».

9 октября, то есть тотчас после ухода большевиков из Совета республики, в Смольном институте под председательством Каменева состоялось пленарное заседание петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, в котором взаимные тактические позиции умеренного и крайнего социализма определились вполне отчетливо. Троцкий в своем докладе о предпарламенте заявил, что это никому не нужное учреждение, которое играет на руку лишь империалистической буржуазии, проводящей через него свои контрреволюционные требования. Он закончил свою речь призывом, «чтобы все были готовы к борьбе за захват власти, так как только Советы могут спасти страну и закончить войну настоящим демократическим миром». Тщетно доказывал Либер от имени меньшевиков, что большевики «до смешного упрощают вопрос о власти», что «через две недели они сами обнаружат, что не власть рождает хлеб» и что, «добросовестно подумав, они поймут, что одно дело — взять власть в свои руки, а другое — сохранить ее в своих руках». Либер прибавил, что «совесть мешала меньшевикам и эсерам взять власть в свои руки, ибо они никогда не были демагогами и знали, что обещания, данные народу, надо осуществлять и нельзя народ обманывать». Вывод отсюда был тот, что нельзя давать неисполнимые обещания вообще, даже и не находясь у власти. Но в этом и заключалась трудность промежуточной позиции меньшевиков, что, не отказываясь давать обещания, они отказывались поставить себя в положение, в котором были бы вынуждены или исполнить их, или формально от них отказаться. Большевики перешагнули через условную черту демагогической совести — и привлекли большинство петроградского Совета на свою сторону. Против 169 меньшевиков и эсеров подавляющим большинством была принята предложенная Коллонтай резолюция, в которой говорилось, что предпарламент создан для закрепления власти за буржуазией в обход Всероссийского съезда Советов и что «корниловцу» Керенскому предпарламент нужен для его «бонапартистских» замыслов. Такой же провал ожидал на этом заседании эсеров в лице оборонца Каплана, требовавшего от исполнительного комитета экстренных мер для обороны столицы и содействия выводу Петроградского гарнизона для встречи неприятеля. Эта последняя мера, на которой настаивал Северный фронт, была, конечно, непопулярна в Петрограде. Нашелся офицер, некто Павловский, который внес проект резолюции с требованием немедленной отставки нового правительства, захвата власти, вооружения рабочих и запрещения вывода гарнизона из Петрограда. «Контрреволюционный» состав должен был быть заменен новым революционным «комитетом обороны», к которому должна была перейти вся власть по охране «революционного народа». Эта резолюция большевиков также была принята. Армия была представлена в этом заседании 36 делегатами от Румынского фронта, заявлявшими, что солдаты требуют немедленного заключения мира и передачи власти Совету, иначе армия сама заключит перемирие и сложит оружие. Председатель Каменев приветствовал это заявление, выразил радость по поводу того, что большевистские лозунги, наконец, усвоены, и обещал внимательно изучить желания делегатов и вынести удовлетворительные решения.

11 октября опыт был повторен перед более широким собранием представителей Советов Северной области с участием представителей Москвы, Балтийского флота и петроградского Совета под председательством прапорщика Крыленко. После резкой резолюции по поводу остававшихся в Крестах 37 заключенных большевиков, которая была принята съездом по предложению Антонова, Троцкий снова требовал перехода власти в руки Советов. Матрос Дыбенко в качестве представителя Финляндского областного комитета заявил, что комитет ведет неустанную борьбу с правительством. Представитель Балтийского флота сообщил, что флот исполняет лишь те военные приказы, которые скреплены подписью комиссаров Совета, и если правительство не заключит мира, то Балтийский флот сам предпримет шаги к его заключению. Представитель Волынского полка как бы для иллюстрации к решению предыдущего собрания заявил, что полк не выйдет из Петрограда по простому приказу «контрреволюционного правительства». В дальнейших заседаниях съезда было принято обращение к крестьянам, говорившее «о близости решительного боя рабочих, солдат и крестьян за землю, волю и мир». Представитель латышского Совета рабочих и солдатских депутатов сообщил, что 40 000 латышских стрелков находятся в распоряжении съезда. Единственный способ борьбы умеренного большинства исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов со всеми этими решениями съезда заключался в заявлении, что съезд созван без ведома исполнительного комитета в произвольном составе и поэтому является «частным совещанием отдельных Советов, а не полномочным съездом».