Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна

И сказал я:

– Пусть я и байстрюк, зато хорошо знаю, кто мой отец. А ты своего ищи среди лакеев и конюхов, с которыми твоя мать по стойлам валялась.

Не подобает, конечно, о даме такие слова говорить, даже если они правдивы. Но уж слишком этот придурок меня разозлил. Я мог бы и про видама Дидима похлеще чего добавить. Но не успел. Дидим-младший не привык, как видно, чтоб его срезали и в лицо такое говорили. И еще пуще не привык, чтоб над ним смеялись. А пажи, что вокруг нас толпились, заржали громче прежнего и начали пальцами в него тыкать. Я б на его месте наплевал на разницу в возрасте и силе и с кулаками попер бы на противника. Или даже с кинжалом – у него на поясе висел, маленький такой, как игрушка. Только для него это игрушка и была. Побурел с лица кузен Карл… вроде так его звали… или Отто? – и заревел в голос, как девчонка. И бросился в дом – наверняка маменьке жаловаться на мое непотребное поведение. А прочие ему вслед засвистели и заулюлюкали.

Нехорошо я себя повел. Некрасиво. А с другой стороны, это всяко лучше, чем убийц подсылать. И отношения между Веллвудами и Ивелинами хуже уже не станут.

Всякое желание смотреть на борьбу и потешные огни у меня пропало. Оставался еще рыжий, с которым я поговорить не успел. Но тут, как черт в рыночном балагане, выскочил передо мной Рэнди:

– Вот ты где! А тебя господин к себе требует. Идем.

Пошел я за Рэнди беспрекословно, так и не узнав, как люди летают и не разбиваются. И с нелегким сердцем, признаюсь. Не иначе, подумал, поганец успел навонять и Беретруда требует моей головы. Головы моей отец, конечно, не отдаст, а приложить по этой самой голове может.

А потом решил: вряд ли отец станет сердиться из-за этого. Уж если он у себя в Веллвуде допускает такие разговоры про Ивелиншу и муженька ее, то и здесь вряд ли это его покоробит. А вот из-за чего он может и впрямь разгневаться, так из-за того, что я, как дурак, шляюсь один по чужому двору, когда кругом шныряют Ивелины и их прихвостни. Ведь в Тернберге напасть не побоялись средь бела дня, а тут сам Бог велел. Или дьявол.

И когда мы вошли в особняк, я склонился к тому, что отец будет меня честить именно за это. Никаких признаков скандала не было заметно. Кузен Отто (или Карл?) не ревел, маменька его не визжала, они вообще словно сквозь землю провалились, «расточились, как дым», как говорил лиценциат Ираклиус. Музыканты играли, дамы и кавалеры то кружили, то скакали попарно. Чисто птичий двор, только кудахтанья не слышно. Хорошо еще, на полу камышовые циновки уложили, а то бы топот музыку заглушал.

Рэнди к танцующим меня не повел, а двинулся к лестнице на галерею. Я и не ожидал, что отец будет танцевать, как-то не подобало ему это, хоть тут выплясывали кавалеры и постарше его. Мы поднялись и пошли дальше по галерее. Тут тоже в стенах крепились факелы, но было их поменьше, чем внизу, и музыка звучала в отдалении не так настырно.

Посреди галереи стоял отец с какой-то дамой, и они вели беседу. Я оглянулся на Рэнди, решив, будто тот что-то напутал, но тот уже отходил прочь. А отец сделал знак, чтоб я подошел. И сказал:

– Сударыня, я бы хотел представить вам своего сына Сигварда.

Вот незадача! Делать нечего, я поклонился (все виды поклонов освоил – и перед гостями, и перед хозяевами, и перед дамами), а она протянула мне руку, как взрослому. Это было испытание покруче, чем вздуть кого-нибудь. Я еще никогда не целовал руки дамам. Но вроде справился. А после посмотрел на нее.

Она была красивая. Лицо сердечком, волосы темные и глаза тоже. Платье лиловое, как то вино, что я во дворе пил, а на голове – венец из золотых бабочек. Тот самый, от богини Венеры.

Это была Ориана Стенмарк, именинница.

– Рада познакомиться с тобой, Сигвард, – сказала она.

Я промямлил, что, мол, тоже рад и счастлив.

А они продолжили беседу, которую прервало мое появление. Но отец не велел мне уйти, и единственное, что я мог себе позволить, – это шагнуть в сторону, дабы не маячить у молодой баронессы перед глазами.

– Но откуда же такая вражда между кровными родственниками? – спросила она. – Может, вы чем-то оскорбили их?

Отец усмехнулся.

– Они уже родились оскорбленными. Тем, что они – дети младшего брата. И полагают, будто за это оскорбление весь свет им что-то должен. Особенно я и мой отец, царствие ему небесное.

– Относительно вашего отца – я понимаю. Он не включил их в свое завещание, хотя честно исполнил долг опекуна. Но вы-то что им задолжали?

– О, здесь дело было еще хуже. Кузен Эберо решил наложить лапу на Веллвуд простейшим способом – окрутив меня со своей сестрицей. Только меня с юных лет тошнило от кузины Беретруды хуже, чем с похмелья.

Об этом отец мне никогда не рассказывал. Я мысленно перекрестился и вознес хвалу Господу за то, что он уберег отца. Ну, и меня заодно. Вот черт, я бы таким был, как этот убогий… Карлотта эта! А баронесса засмеялась, прикрыв рот веером, похожим на флажок.

– Да, это страшное оскорбление! Ибо нет худшего врага, чем отвергнутая женщина. Не удивлюсь, если она ненавидит вас еще больше, чем Эберо… особенно при таком муже… хоть предполагается, что мне и не положено знать подобных вещей. – Она опустила веер. – Но ведь и вы, господин Веллвуд, не ангел. В университетском квартале до сих пор ходят легенды о ваших буйствах. А послуживши императору мечом, вы стали одним из тех, кого называют «лесными хозяевами», при том что никакой нужды у вас в этом не было.

– Исключительно ради развлечения, сударыня… но пора таких развлечений давно прошла. А вы, как я вижу, наводили справки.

– Разумеется. Я не безмозглая кукла, как те, что прыгают внизу. И если решусь сделать шаг, то лишь хорошенько обдумав.

– Согласен. Я тоже считаю, что действовать надо с открытыми глазами. Оттого и не стал скрывать положение вещей.

И тут меня словно обухом по голове шарахнуло. Господи, какой же я тупица! Ведь Ориана – и есть та невеста, которую отец собирался искать после покушения. И у них, видно, уже все слажено – и с ней самой, и с родителями. Это отец и хотел показать Ивелинам – утритесь, ничего у вас не вышло! Вот они и бесятся.

Из-за этого открытия (а отец-то, наверное, полагал, что я давно все понял, вот позорище-то) я перестал слушать и совсем потерял нить разговора. И оказался застигнут врасплох, когда Ориана обратилась ко мне:

– А ты что на это скажешь, юный Сигвард?

Я понятия не имел, о чем она. Но переспрашивать было бы неучтиво, а стоять с открытым ртом – вдвойне. И я ляпнул:

– Скажу, госпожа моя, что, если благодаря вам Ивелины останутся с носом, я всегда буду вашим верным слугой.

Она снова рассмеялась – словно колокольчик зазвенел. А отец, как мне показалось, посмотрел на меня с одобрением.

– Мне нравится образ мыслей этого молодого человека, – отсмеявшись, сказала Ориана и взяла отца под руку.

Я посмотрел на них. Наверное, она – то, что ему надо. Молодая, красивая, богатая, родовитая. И вроде бы умная к тому же.

А маму не вернуть, и вообще не в этом дело…

И тут меня как будто кто-то дернул за язык, и я продолжал:

– Я счастлив буду угодить вам, сударыня. Только я, наверное, скоро уеду из Веллвуда, и вряд ли мы будем часто видеться.

– Вот как? – Она повернулась к отцу: – Намереваетесь отправить сына ко двору?

– Нет. Из Веллвудов никогда не получались хорошие придворные. Потомки младших сыновей – не в счет.

– Тогда, значит, армия?

Она уже собиралась вместе с отцом решать мою судьбу! Что ж, если она будет моей мачехой, то имеет на это право.

– Или университет, – ответил отец. – Выбор невелик, но это хотя бы выбор.

Странно, он и не собирался опровергать мои слова. Может, потому, что я высказал то, о чем он думал.

– А ты сам-то что предпочел бы? – обратился он ко мне. Впервые за весь день. И не только, если припомнить…

Наверное, у тримейнских студентов жизнь вольная и веселая. Но я почему-то чувствовал, что не нравится мне эта чертова столица. И мне уже почти четырнадцать, хватит дурака валять.