Жюльетта. Том I - Маркиз де Сад

На плечи одной из девушек — кстати, граф посоветовал мне не быть первой, чтобы я могла, по крайней мере, полюбоваться процедурой со стороны, прежде чем принять в ней участие, — посадили ребенка и привязали таким образом, что оба тела теперь составляли одно целое; потом девушка с живым грузом на спине легла на софу, выставив ягодицы вверх. Бельмор осмотрел, пощекотал, несколько раз укусил и ущипнул маленький зад ребенка и похлопал по тому же месту девушку; другую девочку — одну из трех, отобранных для этой цели, — посадили между раздвинутых ног той, что держала на себе мальчика, а Бельмор, опустившись коленями на мягкую подушку, начал облизывать ее влагалище; в это время его содомировал один из мужчин, а Клервиль с удовольствием порола содомита хлыстом. Некоторое время спустя граф поднял голову, и теперь два палача принялись за привязанного ребенка: они со знанием дела кололи его кинжалом, и горячая алая кровь струилась в ложбинку между ягодицами, куда, не отрываясь, жадно смотрел граф.

— А ну-ка, напрягись и испражняйся, — приказал он девушке и потянулся к ее ягодицам. — Скорее испражняйся мне в рот!

Девица повиновалась, развратник прильнул губами к ее заднему проходу и начал поглощать кровь, льющуюся из тела жертвы, и дерьмо, вылезающее из задницы девушки. Ни один участник не прекратил своего занятия до тех пор, пока не вытекла вся кровь. Когда ребенок испустил дух, девушка поднялась и, со своей ношей на спине, встала в изголовье софы к графу задом, чтобы он мог видеть дело своих рук. Только я была освобождена от этой части церемонии: я легла на софу третьей, и когда поднялась, мертвого ребенка отвязали. Всех десятерых замучили тем же способом, а в это время десять содомитов содомировали президента, десять девушек испражнялись, и еще трое сосали по очереди графский член. Бельмор кончал им в рот, кончал, не прерывая своих занятий, и весь спектакль прошел без единой паузы и заминки. Клервиль выбилась из сил, обрабатывая хлыстом задницы десятерых содомитов графа. Что касается Нуарсея, он оставался довольно спокоен и довольствовался тем, что созерцал необычное зрелище и терзал ягодицы двух исключительно очаровательных шестнадцатилетних проституток, которые по очереди обсасывали его.

— У вас удивительно интересная страсть, — заметил Нуарсей Бельмору, когда тот испытывал последний оргазм, — но с разрешения вашей светлости я могу показать, как можно внести в нее разнообразие. Для этого мне потребуется десяток девочек пяти-шести, самое большее семи лет, и столько же юношей лет восемнадцати. Мне кажется, члены этих содомитов еще не опали, и я могу взять их на себя.

И Нуарсей приступил к приготовлениям. Одного из юношей он положил на спину и к его груди привязал девочку, но привязал так, что ее несозревшее влагалище упиралось юноше в лицо, да так сильно, что ему было трудно дышать.

— Обратите внимание, — сказал Нуарсей, — что в моем случае, тот, кто несет на себе жертву также получает свою долю страданий, между тем как в предыдущем случае девушка совсем не испытывала боли, и, на мой взгляд, это очень существенное дополнение; согласитесь, что таким образом мы получим в два раза больше жертв и заодно усилим их муки.

Нуарсей опустился перед юношей на колени и взял в рот его член; палачи вооружились кинжалами и подступили к девочке; сосательницы занялись членом Нуарсея, а содомит закупорил ему зад; скоро полилась кровь, окрасившая юношеский орган, который сосал распутник, а еще через некоторое время он проглотил жуткую смесь крови и спермы. Наконец, было покончено с десятой девочкой; таким образом, двадцать детей отдали жизни, чтобы удовлетворить этот чудовищный каприз.

— Мне еще больше понравился вариант Нуарсея, — призналась я, — и будь не столь поздний час, я бы сама разыграла подобный спектакль.

Бельмор нисколько не обиделся и даже сердечно поздравил своего друга с удачной выдумкой.

— Тем не менее, — добавил он, — я придерживаюсь прежнего мнения, потому что мне, к сожалению, больше по душе приносить в жертву маленьких мальчиков, хотя готов признать, что это, может быть, дурной вкус.

— Совершенно с вами согласна, — поддержала его Клервиль, — на всем белом свете нет ничего приятнее, чем мучить мужчин любого возраста. Подумайте сами, в чем смысл торжества сильного над слабым? И в чем вы видите здесь развлечение? Зато сколь сладостны победы, которые слабому полу удается одержать над сильным.

Потом, обращаясь к обоим либертенам с необыкновенной страстностью, которая делала ее еще прекраснее, Клервиль добавила:

— О, жестокие мужчины! Можете сколько вашей душе угодно истреблять женщин — мне наплевать, лишь бы я могла за каждую из них замучить десяток ваших собратьев.

На том мы и расстались. Нуарсей и Бельмор вернулись в женский сераль, и только позже мы узнали, что они растерзали еще дюжину жертв самого разного возраста и самыми разными способами. Мы же, вместе с Клервиль, остались в серале, населенном мужским полом, и не вышли оттуда, пока не совокупились по нескольку десятков раз каждая и не совершили немало жестокостей, о которых нет смысла рассказывать, так как вы достаточно хорошо знаете такие вещи.

Через несколько дней после развлечений, которыми мы наслаждались в клубе вместе с Бельмором и его другом, любезный президент Братства сказал мне, что Клервиль была права, когда уверяла его, что он не будет разочарован, познакомившись со мной; и граф, сказочно богатый человек, предложил мне пятьдесят тысяч франков в месяц всего лишь за два вечера в неделю, которые я должна буду посвящать только ему. Коль скоро со стороны Сен-Фона я не предвидела никаких препятствий, я не нашла причин отказать Бельмору и сказала, что буду рада служить столь приятному господину, добавив, как бы между прочим, что предлагаемой им суммы недостаточно даже для того, чтобы покрыть расходы на ужины. Граф молча выслушал мои слова, удвоил ставку и, кроме того, согласился оплачивать все дополнительные и непредвиденные расходы, которые, кстати, обещали быть немалыми: в каждый свой визит распутник желал иметь трех великолепных свежих женщин, чьи тела он намеревался терзать сам или же наблюдать за пытками, и такое же число маленьких мальчиков; после их убийства он собирался еще два или три часа потешиться со мной наедине и только после этого покинуть мой дом. Таковы были его условия, и сделка состоялась.

Не считая Нуарсея и Сен-Фона, я знала немногих мужчин, столь развращенных как граф Бельмор. Все в нем было развращено до крайности: и темперамент, и вкусы, и принципы. Его необыкновенно злодейское воображение не давало ему покоя и заставляло его придумывать вещи, превосходящие по чудовищности все, что я до сих пор видела, о чем слышала и втайне мечтала.