Библиотека мировой литературы для детей, том 49 - Йозеф Плева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот дурачье! — кричал бургомистр. — Ставь назад насос! На кой он нам в лесу? Там же воды нет!
Тогда все схватили лопаты. Подъехала телега, и шесть добровольцев пожарной дружины вскочили на нее. И я тоже. Мне надо было дорогу показывать.
Лошади сразу припустили галопом. Но я крепко держался. Дружинники все никак одеться не могли и ругались. Один забыл пояс, другой был в деревянных туфлях, а бургомистр даже куртку позабыл надеть и долго этого не замечал.
А когда заметил, крикнул:
— Стой!
Кучер натянул вожжи, телега разом остановилась, и мы попадали друг на друга.
— Я, поди, куртку-то забыл, — сказал бургомистр и поправил шлем, съехавший ему на нос. — А, черт с ней! Трогай! Ведь лес горит!
Тут уже я крикнул:
— Стой!
Лошади остановились, и мы еще раз стукнулись головами; бургомистру опять шлем съехал на нос.
— Чего стоим? — кричали дружинники.
Я сказал:
— Тут можно дорогу сократить, если прямо через выгон ехать.
Дружинники как-то странно посмотрели на меня.
Бургомистр потер нос и проворчал:
— Это что же, мы на телеге через изгородь сигать будем? Так, что ли? Вот дурень!
И мы помчались через лес. Вдруг я заметил что-то на дороге. Сперва я даже не понял что, а когда разглядел, было уже поздно. Под колесами хрустнуло. Это были бидон и корзина с едой для дяди Ганса.
— Стоп! — закричал я.
Кучер натянул вожжи. Мы все опять повалились друг на друга, а бургомистр даже вскрикнул — так больно ему шлем по носу ударил.
— Черт бы тебя побрал! Чего там опять стряслось?
— Весь обед дяди Ганса пропал, — объяснил я, спрыгнул с телеги и побежал назад.
Бидон был расплющен, как блин, и гороховый суп весь вылился, Я даже заревел от злости. И как это меня угораздило дядин обед посреди дороги оставить?
Дружинники кричали:
— Давай! Садись! Что с воза упало, то пропало!
Мы выехали на поле, промчались через березовую рощицу и очутились на том самом поле, где дядя Ганс работал со своей бригадой. Увидев пожарную телегу с дружинниками, они побросали работу и подбежали к нам.
Я хотел им все объяснить, но бургомистр крикнул:
— Эй, мужики! Все садись! Лес горит!
Я дернул его за подтяжку.
— Замолчи! — рыкнул он на меня. — Ты уж и так два раза задерживал нас по пустякам.
Все мужчины из бригады дяди Ганса вскочили на телегу, кучер развернул, и мы поскакали дальше.
Только теперь дядя Ганс меня заметил. Почему-то он очень долго рассматривал расплющенный бидон у меня в руках и мою разорванную рубаху.
— Это же он пожарную тревогу поднял! — кивнул на меня бургомистр, потирая свой красный нос.
— Стойте! — крикнул я. — Стойте!
Кучер резко натянул вожжи. Все снова повалились вперед, и бургомистру опять шлем по носу ударил.
— Дьявол! — выругался он. — С меня хватит!
— А пожар? — спросил я.
— Да где, где горит-то? — закричали все дружинники разом.
Я показал назад, в поле. Там ведь и вправду горело. Повсюду были сложены какие-то кучи, и от них подымался синий дым.
— Да вон же! Везде горит!
Дружинники переглянулись. Бургомистр стащил шлем с головы. Кто-то засмеялся. За ним — другой. Под конец рассмеялся и дядя Ганс, а потом и бургомистр. От смеха они все стали красные-красные. И только слезы вытирали.
Бургомистр шлепал ладонью по шлему и приговаривал, хрипя от смеха:
— Это ж ботву картофельную жгут! Пойми: ботву! Какой же это пожар?
С тех пор деревенские ребята уже не дразнили меня кусачей коровой, а называли «Альфонс — ложная тревога». Я попросил дядю Ганса не писать об этом домой. На свои карманные деньги я куплю ему новый бидон. И картошку я теперь больше не люблю: увижу и сразу вспоминаю про ложную тревогу. А уж если ребята в школе об этом пронюхают, как пить дать, в газете про меня напишут — только в «уголке смеха», конечно.
Май Нгы
ВЗРОСЛЫЙ
Если бы спросили у Зунга: «Что бы ты пожелал, будь у тебя книга желаний, какие бывают в сказке, — что ни захочешь, все сбудется?» — Зунг, не задумываясь, ответил бы: «Хочу стать взрослым!»
Не удивляйтесь, друзья, ведь Зунг сказал бы чистейшую правду.
Зунг — самый старший. Его сестрички — Лан и Хунг — совсем еще малышки. А ему уже семь с половиной, и он учится в первом классе.
Вообще-то Зунг мальчик смышленый и послушный. Но есть у него два больших недостатка: он очень любит гулять и не может равнодушно смотреть на сласти.
Давно уже хочется Зунгу стать взрослым. Потому что он так считает: если ты взрослый, то во всем тебе полная свобода. Гуляй сколько хочешь, ешь конфеты сколько влезет!
Взглянул как-то раз отец на календарь, который висел на стене, и очень удивился:
— Что такое, сегодня только третье, а кто-то уже все листки до пятнадцатого оборвал! Ну-ка признавайтесь, чья это работа?
Хунг, предательница, конечно, тут же прямо пальцем на Зунга показывает:
— А я знаю, а я видела! Это Зунг. Он стул подставил и залез!
Отец повернулся к Зунгу:
— Это ты оборвал календарь?
— Да…
— Что за шалости такие! Кто тебе разрешил? Вечно ты балуешься!
— Я не балуюсь…
— Разве это не баловство — календарь оборвать!
Зунг совсем красный от стыда сделался:
— Потому что я хотел… мне один мальчик сказал… — И замолчал, совсем расстроился, наклонил голову, в пол смотрит.
Мама пожалела Зунга:
— Иди поешь, потом поговорите…
Поели. Отец подозвал к себе Зунга:
— Ну так как, расскажешь, почему оборвал листки у календаря?
— Я хотел, чтобы месяц поскорей прошел, тогда бы и год скорее кончился.
— Вот так штука! А для чего тебе это?
Мама — она укачивала Лан, самую младшую сестренку, — вмешалась:
— Наверно, ты хочешь, чтобы поскорее Новый год пришел?
Зунг замотал головой:
— Нет, не Новый год. Я хочу побыстрее стать взрослым.
Тут только отец все понял. Он очень громко засмеялся. И так стало Зунгу стыдно, что он готов был удрать куда глаза глядят.
А отец снова спрашивает:
— Говоришь, хотел побыстрей вырасти, потому и оборвал календарь?
— Ага…
— Неправильно это, сын. Время, годы и месяцы, — оно ведь не в календаре спряталось и лежит. Оно ведь идет… У него свои законы. И никто не может его подтолкнуть, чтобы побежало быстрее, никто не может и задержать его, остановить. Даже если ты все
