Академия и Земля (сборник) - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полной?! – усомнился Тревайз. – Моноли действительно утверждает, что никто изо всей Галактики не появлялся здесь до нашего прилета?
– Почти полной. Я полагаю, здесь нет ничего такого, ради чего стоило бы прилетать, даже если оставить в стороне суеверную неприязнь к системам двойных звезд. Случайные корабли поначалу могли время от времени залетать сюда, как наш, например, но в конце концов про Альфу совсем забыли, прилетавшие сюда раз больше не возвращались. Вот и все.
– Ты спросил Моноли, где расположена Земля?
– Конечно, спросил. Он не знает.
– Как может он столько знать об истории Земли, не ведая, где она находится?
– Я специально спросил его, Голан, не та ли звезда примерно в парсеке от Альфы – именно то солнце, вокруг которого обращается Земля. Он не знал, что такое парсек, и я объяснил, что с точки зрения астрономов это очень небольшое расстояние. Большое или нет, сказал Моноли, но он не знает, где Земля, и не знает никого, кто бы знал. И, по его мнению, ничего хорошего попытка найти ее не принесет. Ей должно быть позволено, заявил он, до скончания времен плыть в покое и одиночестве через пространство.
– Ты согласен с ним?
– Не то чтобы… – печально покачал головой Пелорат. – Но он сказал, что при той скорости, с которой нарастала радиоактивность, планета должна была стать совершенно непригодной для жизни вскоре после переселения остатков людей и что сейчас она должна настолько интенсивно излучать, что никто не сможет к ней приблизиться.
– Чепуха, – уверенно заявил Тревайз. – Планета не может стать радиоактивной и, даже если так, не может постоянно наращивать свою радиоактивность. Радиоактивность способна только спадать.
– Но Моноли так в этом уверен! Столько людей говорили нам одно и то же на разных планетах – что Земля радиоактивна. Скорее всего, продолжать поиски бесполезно.
80Тревайз глубоко вздохнул, затем, старательно взвешивая слова, сказал:
– Чепуха, Джен. Выдумки.
– Но послушай, дружочек, нельзя же верить во что-то только потому, что хочется в это верить.
– Мои желания тут совершенно ни при чем. Мы обыскивали планету за планетой и обнаружили, что все сведения о Земле изъяты. Зачем это сделано, если скрывать нечего, если Земля – мертвый радиоактивный мир, к которому даже приблизиться нельзя?
– Я не знаю, Голан.
– Нет, знаешь. Когда мы приближались к Мельпомене, ты сказал, что радиоактивность может оказаться обратной стороной медали. Уничтожение записей, чтобы сделать недоступными точные сведения; создание легенд о радиации, чтобы внести дезинформацию – и то, и другое могло у любого отбить охоту искать Землю, но мы не должны поддаваться панике и разочарованию.
– Слушай, – вмешалась в их диалог Блисс, – ты, кажется, думал, что ближайшая звезда – Солнце Земли. Зачем тогда продолжать спор о радиоактивности? В чем проблема? Почему просто не слетать туда и не посмотреть, Земля ли это? И если это она, что с ней такое?
– Потому что земляне, – ответил Тревайз, – должны быть по-своему могущественны, и я предпочел бы появиться там хоть с какими-то знаниями об их планете и о них самих. Поскольку же я продолжаю оставаться в неведении о том, что творится на Земле, приближение к ней остается опасным. Предлагаю вам остаться на Альфе, а сам я двинусь к Земле. Хватит одной жизни. Это рискованно.
– Нет, Голан, – горячо возразил Пелорат. – Блисс и ребенок могут ждать здесь, но я должен лететь с тобой, Я занимался поисками Земли еще до того, как ты появился на свет, и не вправе отступить.
– Блисс и ребенок не будут ждать здесь, – заявила Блисс. – Я Гея, а Гея может защитить всех нас даже от Земли.
– Надеюсь, ты права, – мрачно отозвался Тревайз, – но Гея не смогла предотвратить уничтожения всех ранних записей о роли, сыгранной Землей в ее основании.
– Это произошло на заре истории Геи, когда она еще не была столь хорошо организована, столь развита. Теперь дело обстоит иначе.
– Надеюсь, это так. Или это сведения о Земле, которые ты почерпнула только утром и еще не поделилась с нами? Ты ведь говорила с кем-то из этих старушек, и что-то из сказанного может нам пригодиться.
– Так оно и есть.
– И что же ты узнала?
– Ничего о Земле. Тут все покрыто мраком.
– А-га…
– Но альфиане – потрясающие биотехнологи.
– О!
– На этом маленьком острове они вырастили и проверили бесчисленные сорта растений и животных; достигли поразительного экологического баланса, стабильного и самоподдерживающегося, несмотря на скудость видов, с которыми они начинали свою работу. Альфиане улучшили виды океанической фауны, обнаруженные в самом начале несколько тысяч лет назад, повысили их питательность, сделали вкуснее. Это биотехника сделала планету подлинным рогом изобилия. У них есть планы и в отношении самих себя.
– Что за планы?
– Альфиане прекрасно осознают, что не могут существенно увеличить свою численность при современных обстоятельствах, живя, как теперь – на небольшом клочке земли. Они мечтают стать амфибиями.
– Стать чем?
– Амфибиями. Они собираются отрастить себе жабры вдобавок к легким. Они мечтают о возможности проводить значительную часть жизни под водой, найти мелководные участки и возвести постройки на дне океана. Старушка сияла от гордости, говоря об этом, хотя призналась, что альфиане добиваются этой цели уже несколько столетий, но успех пока невелик, если вообще есть.
– Получается, – резюмировал Тревайз, – они, возможно, опередили нас по двум направлениям: в управлении погодой и биотехнологии. Хотел бы я знать, что представляет собой их техника.
– Придется искать специалистов, – сказала Блисс, – но они могут не пожелать распространяться о своих достижениях.
– Для нас лично это не главное, но Академии явно имеет смысл попытаться изучить этот миниатюрный мир.
– Мы тоже управляем погодой, – присоединился к разговору Пелорат, – на Терминусе, например, и вполне успешно.
– Такое управление хорошо поставлено на многих планетах, – согласился Тревайз, – но, как правило, контролируется погода на всей планете в целом. Здесь же альфиане управляют погодой лишь на ограниченном участке планеты и, должно быть, обладают такой техникой, какой у нас нет. Что-нибудь еще, Блисс?
– Общественные собрания. Кажется, эти люди устраивают праздники все время, когда могут оторваться от сельхозработ и рыбной ловли. После обеда, ночью, состоится музыкальный праздник. Завтра днем – пляжный праздник. Очевидно, по всему побережью острова все, кто сможет уйти с полей, соберутся и будут радоваться солнцу и воде, поскольку потом, вероятно, пару дней будет идти дождь. Затем, на следующее утро, вернется рыболовная флотилия, хлынет дождь, а вечером будет праздник пищи, сортировка улова.
– Еда и так уже обильна – дальше некуда, – простонал Пелорат. – Какой может быть праздник пищи?
Видимо, его особенность будет состоять не в количестве еды, а в ее разнообразии. В любом случае, мы все четверо приглашены принять участие в этих праздниках, особенно в музыкальном сегодня ночью.
– Обещают игру на древних инструментах? – спросил Тревайз.
– Да.
– Что же делает их такими древними? Примитивность компьютеров?
– Нет, нет. Дело в том, что это вовсе не электронная музыка, а механическая. Они мне ее описали. Они щиплют струны, дуют в трубы и стучат по барабанам.
– Надеюсь, ты просто чего-то недопоняла, – ужаснулся Тревайз.
– Нет, все правильно. И я поняла, что твоя Хироко будет дудеть в одну из этих труб… забыла ее название… и ты обязан стерпеть это.
– Она не «моя Хироко», – холодно сказал Тревайз. – Но ты думаешь, это будут инструменты того типа, что когда-то использовались на Земле?
– Так мне кажется. По крайней мере, альфианка сказала, что они были изобретены задолго до прихода сюда их предков.
– В таком случае, возможно, имеет смысл послушать весь этот концерт, какую бы информацию о Земле он ни дал.
– Что касается меня, – заявил Пелорат, – я с радостью пойду. Я очень мало знаю о примитивной музыке и хотел бы услышать ее.
81Как ни странно, больше всех в восторг от предвкушения музыкального вечера пришла Фаллом. Они с Блисс купались в маленькой пристройке за их домом. Там была ванна с проточной водой, горячей и холодной (или, вернее, теплой и прохладной), умывальник и комод. Все чистое, удобное и весело сияющее в лучах послеполуденного солнца.
Как обычно, Фаллом заинтересовалась грудью Блисс, и та вынуждена была сказать (поскольку теперь Фаллом понимала галактический), что в ее мире таким образом и выглядят люди. На что последовал неизбежный вопрос Фаллом «почему?» – и Блисс, после некоторого раздумья, решила, что нет иного разумного пути ответить на него, и прибегла к универсальному во всех отношениях ответу «потому!»