Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание - Лаврентий Берия

Лишевский, к слову, пишет, что «в апреле 1948 года состоялась последняя встреча Л. Гонора со Сталиным», опуская слова «первая и [последняя]…», потому что Гонор единственный раз – 9 марта 1948 года – принимал участие в совещании у Сталина вместе с другими ракетчиками (там был и Берия).

В январе же 1953 году Гонора, тогда – директора ракетного НИИ-88, арестовали, а в марте 1953 года из тюрьмы доставили к Берии, после чего Гонор был освобождён. И, по В. Лишевскому, разговор шёл следующим образом:

«– Как же так, – спросил Гонор, едва переступив порог кабинета, – я член партии, патриот, и сижу в тюрьме?

– Подумаешь, – сказал Берия, – и я сидел в тюрьме.

– Но вы сидели в царское время, – возразил Гонор, – а я в советское.

– Какая разница, – отмахнулся Берия».

А действительно – какая разница? Берия сидел не в царской тюрьме, а в грузинской меньшевистской, но – какая разница?

Какая разница – правдивы ли журналистские побасёнки о содержании бесед Берга и Ванникова со Сталиным, Берии с Гонором, или эти побасёнки взяты из рискованного антисталинского анекдота 30-х годов, запущенного в оборот троцкистами?

Ну, в самом-то деле, – какая разница, правда это или нет? Ведь все «продвинутые» «историки» от усопшего Волкогонова до всё ещё здравствующих Радзинского, Сванизде, Лурье и прочих точно знают, что Сталин и Берия – «тираны и палачи».

Эх, господа! Жаль, давно умер Николай Васильевич Гоголь! Уж с вами-то он жить на этом свете не соскучился бы…

Отдельно надо отметить, что нередко инсинуации в адрес Берии высказывались и теми его коллегами, которые сами были нечисты по части того, в чём обвиняли Берию. Наиболее ярок здесь пример всё того же Хрущёва, но и, например, Вячеслав Молотов здесь, увы, не безгрешен, не говоря уже об Анастасе Микояне.

В 70-е годы Микоян передал в Институт истории СССР АН СССР свои «воспоминания», где «вспоминал»:

«В субботу, 21 июня 1941 года, вечером, мы, члены Политбюро, были у Сталина на квартире. Обстановка была напряжённой… Сталин согласился на всякий случай дать директиву в войска… Мы разошлись около трёх часов ночи 22 июня 1941 года, а уже через час меня разбудили: война! Сразу члены Политбюро собрались у Сталина…

На второй день войны для руководства военными действиями решили образовать Ставку Главного Командования… Вечером собрались у Сталина…»

И т. д. и т. п.

Но, в соответствии с записями журнала посещений кремлёвского кабинета Сталина (а более точного и объективного источника сведений нет!), не из квартиры, а из кабинета Сталина члены и кандидаты в члены Политбюро, собравшись там в 18.27 21 июня 1941 года, разошлись в 23.00 21 июня 1941 года, и Микояна среди них вообще не было. Микоян до войны последний раз был у Сталина 20 июня 1941 года.

Утром 22 июня 1941 года первыми в кабинет Сталина вошли в 5.45 нарком иностранных дел Молотов, нарком внутренних дел Берия, нарком обороны Тимошенко, начальник Генерального Штаба РККА Жуков и начальник Главного управления политической пропаганды Красной армии Мехлис. В 7.30 к ним присоединился Маленков, и лишь в 7.55 – Микоян.

Что же до второго дня войны, да и третьего тоже, то Микоян и Сталин в эти два дня не виделись – Микоян появился у Сталина лишь в 2 часа ночи с 24 на 25 июня 1941 года.

Зато Берия, войдя 22 июня 1941 года к Сталину в числе первых в 5.45, вышел от него в 9.20, вернулся в 11.30 и был до 12.00. Затем вошёл к Сталину в 16.25, вышел в 16.45 22 июня 1941 года и с 3.25 в ночь с 22 на 23 июня 1941 года вновь был у Сталина до 6.25.

В 6.25 23 июня 1941 года из сталинского кабинета вышли последние посетители – Молотов, Ворошилов и Берия.

Затем Сталин отдыхал до 18.45 23 июня 1941 года, когда начался вечерний поток посетителей его кабинета, закончившийся выходом из сталинского кабинета уже ночью 24 июня в 1.25 двух последних посетителей – Молотова и Берии (вход Берии в 24.00 23 июня, выход в 1.25 24 июня 1941 года).

24 июня 1941 года Сталин начал приём с 16.20 и вёл его до 21.30, при этом Берия был у него на совещании с 16.50 до 20.25 вечера.

В ночь 25 июня 1941 года Берия вновь в 1.15 появился у Сталина и был у него в кабинете до 5.25. В два часа ночи у Сталина появился и Микоян.

Такова подлинная хронология, из которой видно, что с началом войны Берия сразу же начал играть роль некоего Фигаро, а вот Анастас Микоян…

Тем не менее Микоян лжёт и дальше… И, исходя из анализа тех дней, трудно оценить иначе как фальсификацию его рассказ об обстоятельствах образования Государственного Комитета Обороны, куда Берия вошёл сразу же, а Микоян – только в феврале 1942 года (как и, к слову, Вознесенский).

При этом Микоян утверждает, что в июне 1941 года «Вознесенский попросил дать ему руководство производством вооружения и боеприпасов, что также было принято. Руководство по производству танков было возложено на Молотова, а авиационная промышленность и вообще дела авиации – на Маленкова. За Берия была оставлена охрана порядка внутри страны и борьба с дезертирством».

Увы, Микоян опустил в этом рассказе слово «также», потому что Берии с первых дней войны или спустя некоторое время пришлось курировать и производство вооружения и боеприпасов, и производство танков, и авиационную промышленность и вообще дела авиации, заниматься формированием дивизий НКВД для Резервного фронта, вопросами организации разведывательной, контрразведывательной и диверсионной работы, работы транспорта и ряда отраслей промышленности, включая нефтяную, а также обеспечивать охрану порядка внутри страны и в тылах фронтов, и борьбу с дезертирством.

Соотношение вкладов, например, Вознесенского и Берии как членов ГКО в дело Победы видно уже из того, что 30 сентября 1943 года звания Героя Социалистического Труда были удостоены члены ГКО В.М. Молотов, Л.П. Берия, Г.М. Маленков и А.И. Микоян, но никак не Н.А. Вознесенский. Последний был награждён всего двумя орденами Ленина, а Берия имел их пять! Однако «мемуаристы» перестроечных времён знай нахваливают заслуги Вознесенского, а о Берии, как правило, молчок.

Не более достойно по отношению к Берии вёл себя после его падения и Молотов. Скажем, на июльском, 1953 года Пленуме ЦК он поставил Берии в вину попытку «коренного пересмотра и улучшения взаимоотношений» СССР с Югославией Тито и стремление установить «тесные отношения» с Тито и Ранковичем. А в 1955 году Хрущёв во время своего официального визита в Югославию объяснил разрыв отношений между СССР и Югославией… «происками интригана Берии». И Молотов помалкивал.

На всё том же июльском Пленуме Хрущёв заявил:

«…Берия является большим интриганом. Это коварный человек, ловкий карьерист. Он очень крепко впился своими грязными лапами в душу товарища Сталина, он умел навязывать своё мнение товарищу Сталину…»