Тай-Пэн - Джеймс Клавелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я бы не стал знакомить ее с досье или даже говорить ей, что в этих бумагах. В конце концов, она женщина. Женщина всегда может поступить непредсказуемо. Она может влюбиться в Сергеева. Тогда она пошлет к черту Соединенные Штаты Америки, потому что женская логика подскажет ей, что она должна в первую очередь защищать своего мужчину, невзирая на долг перед родиной и все такое прочее. Если Сергеев узнает, что нам стало известно из этих документов, это будет равносильно катастрофе.
– Я бы хотел обдумать все это, – сказал Купер. Он перевязал пакет и протянул его Струану. – Это звучит помпезно, Тай-Пэн, но моя страна в неоплатном долгу перед вами.
– Благодарность мне не нужна, Джефф. Может быть, окажется небесполезным, если сенатор Тиллман и другие дипломаты начнут высмеивать глупые просчеты и некомпетентность лорда Каннингтона в вопросах нашей политики здесь, на Востоке.
– Хорошо. Считайте, что это уже сделано. Кстати, вы должны мне двадцать гиней.
– За что?
– Вы разве забыли о нашем пари? По поводу обнаженной натуры? В самый первый день, Дирк. Картина Аристотеля с церемонией передачи острова была частью заклада, неужели вы забыли?
– Напрочь. И кто же она? – с интересом спросил Струан. Двадцать гиней не слишком большая потеря, если речь идет о чести дамы, подумал он. Да, но, черт возьми, картина-то мне нравилась.
– Шевон. Она сообщила мне об этом два дня назад. Сказала, что собирается заказать свой портрет. Такой же, как у герцогини Альбы.
– Вы намерены позволить ей?
– Не знаю. – На лице Купера появилась бледная улыбка, и из глаз на мгновение ушла не покидавшая их в последнее время боль. – Морское путешествие, наверное, положит конец этим фантазиям, как вы думаете?
– Чьим угодно, но только не этой девчонки. Завтра я пришлю вам кошелек. Как я припоминаю, проигравший должен был заплатить Аристотелю за то, чтобы тот вписал в картину победителя. Считайте, что это уже сделано.
– Может быть, вы согласитесь принять от меня эту картину. В подарок. Я договорюсь с Аристотелем, чтобы он вписал в нее нас обоих, а?
– Что ж, благодарю. Эта картина мне всегда нравилась.
Купер показал рукой на бумаги:
– Давайте вернемся к этому разговору завтра. За ночь я решу, как мне быть с Шевон.
Струан подумал о завтрашнем дне. Он протянул бумаги Куперу:
– Положите их в свой сейф. Для безопасности.
– Спасибо. Спасибо за то, что доверяете мне, Тай-Пэн.
Струан отправился на берег во временную контору компании, которую он устроил на их новом прибрежном участке. Варгаш ждал его.
– Давайте начнем с плохих вестей, Варгаш.
– Мы получили сообщение от наших агентов в Калькутте, сеньор. Боюсь, что согласно последним донесениям «Серая Ведьма» опережает «Голубое Облако» на три дня.
– Дальше?
– Стоимость строительства непомерна, сеньор. После вчерашней статьи я, ну, приостановил все работы. Возможно, нам следует постараться как-то сократить наши убытки.
– Возобновите работы немедленно и с завтрашнего дня удвойте количество рабочих рук.
– Слушаюсь, сеньор. Скверные новости из Англии, с фондовой биржи. Рынок очень неустойчив. Баланс бюджета опять нарушен, и ожидаются финансовые неприятности.
– Это нормально. Неужели на этот раз у вас не припасено для меня какого-нибудь особенно страшного известия.
– Нет, сеньор. Ну, разумеется, грабежи невероятно участились. За время вашего отсутствия совершено три акта пиратства, и еще дюжина попыток была отбита. Две пиратские джонки попали в плен, обе команды целиком были публично повешены. Каждую среду у стен тюрьмы секут по сорок-пятьдесят воров, грабителей, головорезов. Почти ни одной ночи не проходит без того, чтобы не ограбили какой-нибудь дом. Все это очень печально. О, кстати, майор Трент ввел комендантский час для китайцев с заходом солнца. Это представляется единственным способом держать их в узде.
– Где миссис Квэнс?
– По-прежнему на малом плавучем складе, сеньор. Она отменила свое возвращение в Англию. Очевидно, до нее дошли слухи, что сеньор Квэнс все еще на Гонконге.
– А он действительно здесь?
– Я не хотел бы думать, что мы лишились нашего бессмертного Квэнса, сеньор.
– Чем занимается мистер Блор?
– Он тратит деньги так, словно скалы Гонконга сделаны из чистого золота. Разумеется, это не наши деньги, – заметил Варгаш, стараясь не показать своего неодобрения, – а «фонд Жокей-клуба». Насколько я понимаю, Клуб создан не как коммерческое предприятие, любая прибыль идет на совершенствование ипподрома, приобретение и содержание лошадей и так далее. – Он вытер вспотевшие ладони носовым платком. День был очень влажный. – Я слышал, сеньор Блор устраивает петушиные бои. Под эгидой все того же Жокей-клуба.
Лицо Струана оживилось:
– Хорошо. На какой день они назначены?
– Не знаю, сеньор.
– Что делает Глессинг?
– Все, что положено делать начальнику гавани. Но я слышал, он ужасно обижен на Лонгстаффа за то, что тот не отпустил его в Макао. Ходят слухи, что его собираются отправить домой.
– Mayсс?
– А-а, преподобный Маусс. Он вернулся из Кантона и снимает номер в отеле.
– Что означает ваше «а-а», Варгаш?
– Ничего, сеньор. Просто еще один слух, – ответил Варгаш, досадуя на свою несдержанность. – Ну-у, похоже, что… конечно, мы, католики, не жалуем его, и нас печалит, что все протестанты исповедуют иную веру, не заботясь о спасении собственной души… В общем, у него есть последователь, которым он очень дорожит и гордится, крещеный танка по имени Хун Хсу-чьюн.
– А это имя – Хун Хсу-чьюн – имеет что-нибудь общее с Хун Мун, с Триадами?
– О нет, сеньор. Это самое обычное имя.
– Да, я помню этого человека. Высокий мужчина с весьма необычной внешностью. Продолжайте.
– Собственно, рассказывать почти нечего. Просто он начал проповедовать среди китайцев Кантона. Без ведома преподобного Маусса. Он называл себя братом Иисуса Христа, утверждая, что по ночам беседует со своим отцом – Богом, что он новый мессия, что собирается очистить храмы Божий, как это сделал его брат, и всякую прочую идолопоклонническую чушь. Совершенно очевидно, что он сумасшедший. Если бы речи его не были столь кощунственны, он бы всех очень позабавил.
Струан подумал о Мауссе. Маусс нравился ему как человек, и он жалел его. Ему опять вспомнились слова Сары. Да, признался он себе, ты использовал Вольфганга много раз и для разных целей. Но взамен ты дал ему то, что ему было нужно – возможность обращать язычников. Без тебя он уже давным-давно был бы мертв. Без тебя… ладно, оставь это пока. Маусс идет к спасению своей собственной дорогой. Пути Господни поистине неисповедимы.
– Кто знает, Варгаш? Возможно, Хун Хсу-чьюн действительно тот, за кого себя выдает. В любом случае, – добавил он, видя, как возмущенно вскинул голову Варгаш, – я согласен с вами. Это не смешно. Я поговорю с Вольфгангом. Благодарю вас за то, что вы сказали мне об этом.
Варгаш смущенно прокашлялся.
– Как вы думаете, сеньор, не мог бы я взять отпуск на всю следующую неделю? Эта жара и… ну, я бы очень хотел повидать семью.
– Конечно. Возьмите две недели, Варгаш. И я полагаю, будет хорошо, если у португальской общины появится свой собственный Клуб. Я устрою подписку. Вы назначаетесь его временным казначеем и секретарем. – Струан написал несколько слов в блокноте и, оторвав лист, протянул его Варгашу. – Вот, можете получить по нему прямо сейчас. – Это был чек на предъявителя на тысячу гиней.
Варгаш был поражен:
– Благодарю вас, сеньор.
– Не за что, – ответил Струан. – Без поддержки португальской общины у нас не было бы здесь и общины британской.
– Но, сеньор, конечно, эта новость… эта статья! Гонконгу конец. Корона отвергла договор. Удвоить количество рабочих рук? Тысяча гиней на Клуб? Я не понимаю.
– Гонконг будет жить, пока на нем остается хотя бы один торговец, а в его гавани стоит хотя бы одно судно. Не волнуйтесь. Мне что-нибудь просили передать?
– Заходил мистер Скиннер. Он бы хотел встретиться с вами в удобное для вас время. И Гордон Чен тоже.
– Известите Скиннера, что я заеду к нему сегодня вечером. И Гордона – с ним я увижусь на «Отдыхающем Облаке» в восемь часов.
– Слушаюсь, сеньор, кстати, еще одна новость. Вы помните Рамсея? Того матроса, который дезертировал? Так вот, все это время он прятался в горах, как отшельник. В пещере на Пике. Жил тем, что крал пищу из рыбацкой деревушки у Абердина. Кажется, он изнасиловал там нескольких женщин, и китайцы связали его и передали властям. Вчера был суд. Сто плетей и два года каторжных работ.
– С тем же успехом они могли его и повесить, – заметил Струан. Два года он все равно не протянет. – Попав в тюрьму, человек терял надежду выйти оттуда живым. Жестокость, царившая там, не поддавалась описанию.
– Да. Ужасно. Еще раз благодарю вас, сеньор. Наша община будет вам очень признательна.