Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Фрэнсис Дик

Он уже собрался уходить, когда опять позвонила Урсула и так возбужденно кричала в трубку, что Вайфолд мог слышать почти каждое ее слово.

— Я в Глочестершире, — кричала она. — Я подумала, что можно зайти с другого конца, если вы меня понимаете. Я вспомнила, что у Бинти Рокинхэм Кальдер чудесным образом исцелил совершенно потрясающего коня. Это был участник трехдневных соревнований, и он так ослаб, что еле ковылял. Так что я приехала к ней сюда, спросила, и знаете что?

— Что? — услужливо подыграл я.

— Этот парень у нее работал! — Она ликовала. — Хороший работник, так она сказала, представляете? Его звали Клинт. Фамилию она забыла, ведь прошло больше двух лет, а он работал всего несколько недель.

— Не Вильямс? Спросите ее, — попросил я. В трубке послышались негромкие переговоры, и опять раздался голос Урсулы:

— Она говорит — да.

— Я люблю вас, Урсула, — сказал я.

Она смущенно хихикнула.

— Так, может, вы хотите, чтобы я проехала дальше, в поместье Руба Голби? У него был декоративный пони, которого Кальдер вылечил от мокнущей экземы, а ее ничто не брало.

— Ну, это просто еще один пример, Урсула. Я бы сказал, что доказательств уже достаточно.

— Лучше убедиться, — бодро сказала она. — И мне это самой нравится, правда. Потрясение уже прошло.

Я записал детали, которые она продиктовала, и, повесив трубку, протянул Вайфолду новую информацию.

— Клинт, — разочарованно сказал тот. — Видимо, следующим будет Элвис.

Я покачал головой.

— Этот Шон — человек действия.

Наверное потому, что надо было наконец раскрыть хоть одно убийство, Вайфолд, осыпаемый оскорблениями за безрезультатную ловлю насильника, бросил лучшие силы на поиски. Чтобы найти Шона, ему понадобилось две недели.

Шона арестовали, когда он выходил из паба, обслуживающего скачки, в Мэлтоне, Йоркшир. Известно было, что он несколько раз похвалялся там своими отважными, тайными и неразоблаченными подвигами.

Вайфолд сообщил Оливеру, а тот позвонил мне в офис, куда я вернулся благодаря тому, что к парадному крыльцу пристроили пандус для кресел на колесиках.

— Он теперь зовет себя Дин, — сказал Оливер. — Дин Вильямс. Похоже, полицейские собираются перевезти его из Йоркшира обратно в Хартфордшир, и Вайфолд хочет, чтобы вы явились в главное управление полиции и опознали в Шоне человека по имени Джейсон, работавшего в конюшне Кальдера.

Я сказал, что приеду. Я не сказал, что вряд ли смогу опознать.

— Прямо завтра, — предупредил Оливер. — Они так спешат, потому что не имеют права задерживать его без серьезного обвинения.

— Буду завтра.

Я отправился туда в машине с наемным шофером — роскошь, на которую с тех пор, как я покинул дом Оливера, у меня уходило ползарплаты.

Жил я теперь недалеко от работы, в квартире друга, у которого в доме был лифт, а не лестница, как у меня. Боль в моих обездвиженных членах упорно отказывалась отступать, но благодаря дальнейшим дарам Пен (передаваемым через Гордона) о ней большей частью удавалось забыть. Разработалась новая схема «нормальной» жизни, и единственное, чего мне страшно не хватало, это ванны.

Я приехал в полицейский участок к Вайфолду в одно время с Оливером, и мы вместе вошли внутрь. Оливер вез меня так, будто родился моей сиделкой.

Мне предсказали минимум два месяца жизни на колесах. Даже если мое плечо заживет раньше, я не смогу перенести свой вес на костыли. Терпение, сказано было мне. Будьте терпеливы. Лодыжка моя представляла собой кучку осколков, которую врачи собирали как мозаику, и я не мог ожидать чуда. Так мне сказали.

Появился Вайфолд, коротко пожал нам руки (прогресс) и сказал, что обычной процедуры опознания не будет, поскольку Оливер, разумеется, отлично знает Шона и я, очевидно, тоже, раз знаю Рикки Барнета.

— Просто назовите его Джейсоном, — сказал мне Вайфолд, — если будете уверены, что он именно тот, кого вы видели у Кальдера Джексона.

Мы вышли из офиса и прошли по нестерпимо освещенному учрежденческому коридору в большую комнату для посетителей, где был стол, три стула, полицейский в форме, который стоял... и Шон, который сидел.

Вид у него был ершистый и вовсе не запуганный.

Когда он увидел Оливера, он почти развязно вскинул голову, демонстрируя не стыд, а гордость, улыбаясь не виновато, а презрительно. На меня он едва взглянул, поскольку по двум мимолетным встречам меня не запомнил и не мог ожидать никаких неприятностей с моей стороны.

Вайфолд двинул бровью, показывая, что я должен действовать.

— Привет, Джейсон, — сказал я. Его голова дернулась, он быстро повернулся и теперь глядел только на меня.

— Я встречал тебя в усадьбе Кальдера Джексона, — сказал я.

— Не может быть.

И тут, не ожидая того, я отчетливо его вспомнил.

— Ты облучал лошадь кварцевой лампой, а Кальдер Джексон велел тебе надеть темные очки.

На этот раз он не стал отрицать.

— Ну и что с того?

— Это решающая улика, доказывающая твою связь с ним, вот что, сказал я.

Оливер, одинаково оскорбленный как греховностью Шона, так и отсутствием признаков раскаяния, резко повернулся к Вайфолду и с плохо скрываемой горечью потребовал:

— Теперь докажите, что он убил мою дочь.

— Что?

Шон в панике вскочил на ноги, отпихнул стул позади себя и в одно мгновение потерял свою хлыщеватую самоуверенность.

Мы с интересом наблюдали за ним, а его взгляд метался с одного лица на другое, встречая только равнодушную оценку, и недоверие, и ни в ком ни на йоту восхищения.

— Я не убивал ее, — сказал он хриплым и неожиданно тоненьким голосом. — Это не я. Честное слово, не я. Это он. Он это сделал.

— Кто? — спросил я.

— Кальдер. Мистер Джексон. Он это сделал. Он, а не я. — Он уставился на нас с безумным отчаянием. — Слушайте, я вам правду говорю, как на духу. Ничего я ее не убивал, это все он.

Вайфолд скучным голосом проговорил, что Шон имеет право хранить молчание и все, что он скажет, может быть записано и использовано против него в качестве свидетельства, но тот не хитрил, и страх его был слишком велик.

Его придуманный мир рассыпался на глазах, реальность оказалась невообразимей. Я обнаружил, что верю каждому его слову.

— Понимаете, мы не знали, что она там. Она слушала, как мы говорим, а мы не знали. И когда я понес эту дрянь в общежитие, девочка двинулась за мной, мистер Джексон увидел ее и ударил. Я не видел, как он это сделал, правда не видел, но когда я вернулся, он там стоял рядом с ней, а она лежала на земле, и я сказал, что это дочка хозяина. Он даже не знал, понимаете.

Но он сказал, что это еще хуже, что она дочка хозяина, потому что она, должно быть, стояла тут в тени и слушала, а потом побежала бы и рассказала всем и каждому.

Слова, объяснения, оправдания хлынули из него с лицемерной поспешностью, и Вайфолд, спасибо ему, не пытался ввести поток в рамки официальной канцелярщины и заявлений по протоколу. Полицейский в форме теперь сидел позади Шона и строчил в блокноте, записывая, как я догадывался, только суть.

— Я вам не верю, — раздраженно сказал Вайфолд. — Чем он ее ударил?

— Огнетушителем, — сказал Шон. — Он возил его в машине, понимаете, и всегда держал под рукой. У него просто шиза была насчет пожаров. Никогда не позволял курить даже рядом с конюшнями. А этот Найджел... — на миг вернулась презрительная ухмылка, — ребята курили на сеновале, представляете, прямо у него за спиной. Он и не думал, что может случиться.

— Огнетушитель... — Вайфолд с сомнением покачал головой.

— Ну да. Точно. Одна из этих красных штучек, примерно такой длины.

— Шон суетливо показал руками дюймов пятнадцать. — С таким рыльцем наверху. Он держал его в руке, этак помахивал. Джинни лежала ничком на земле, и я спросил: «Что вы натворили?», а он сказал, что она подслушивала.

Вайфолд фыркнул.

— Так оно и было, честное слово, — дернулся Шон.

— Что она подслушивала?

— Мы говорили про эту дрянь, понимаете.