Трактир «Ямайка». Моя кузина Рейчел. Козел отпущения - Дафна дю Морье

— Думаю, я уже достаточно окреп, чтобы встать, — сказал я.

— Ни в коем случае, — возразила она. — Возможно, через неделю вы немножко посидите у окна. А еще через некоторое время пройдетесь до моего будуара. Может быть, к концу месяца мы спустимся вниз и посидим на воздухе. Но это мы еще посмотрим.

И верно, мои силы восстанавливались не быстрее, чем она говорила. Никогда в жизни не чувствовал я себя таким увальнем, как в тот день, когда впервые после болезни сел на кровати и спустил ноги на пол. Комната поплыла у меня перед глазами. По одну сторону от меня стоял Сиком, по другую — молодой Джон, и я сидел между ними — слабый, как новорожденный младенец.

— Боже мой, мадам, он снова вырос! — произнес Сиком с выражением такого ужаса на лице, что мне пришлось снова откинуться на подушки — теперь уже от смеха.

— В конце концов, можете показывать меня на Бодминской ярмарке, — сказал я и вдруг увидел себя в зеркале, исхудалого, бледного, с каштановой бородой, — ни дать ни взять апостол.

— Отправлюсь-ка я проповедовать по округе, — сказал я. — За мной пойдут тысячи. Как вы думаете?

— Я предпочитаю, чтобы вы побрились, — серьезно сказала Рейчел.

— Принесите, пожалуйста, бритву, Джон, — сказал я; но когда с бритьем было покончено и мое лицо вновь стало голым, я почувствовал, что в чем-то утратил былое достоинство и снова низведен до положения школьника.

Как упоительны были эти дни выздоровления! Рейчел всегда со мной… Разговаривали мы мало — беседа быстро утомляла меня и вызывала легкую головную боль. Больше всего я любил сидеть у открытого окна своей комнаты; чтобы развлечь меня, Веллингтон приводил лошадей и пускал их кругами по широкой подъездной аллее перед домом, как на манеже. Когда ноги у меня немного окрепли, я стал приходить в будуар; туда приносили еду, и Рейчел ухаживала за мной, как заботливая нянька за ребенком. Однажды я даже сказал, что если ей до конца жизни суждено ходить за больным мужем, то ей некого винить, кроме себя самой. Услышав мои слова, она как-то странно взглянула на меня, хотела что-то сказать, но помедлила и заговорила совсем о другом.

Я помнил, что наше венчание держалось в тайне от слуг; наверное, думал я, с тем чтобы объявить о нем, когда истечет год со дня смерти Эмброза; возможно, она боялась, что я могу проявить неосторожность в присутствии Сикома, и потому держал язык за зубами. Через два месяца мы всем объявим о нашем браке, а до тех пор я запасусь терпением. Думаю, с каждым днем я любил ее все сильнее; да и она была гораздо более нежна и ласкова, чем когда-либо раньше.

Когда я в первый раз спустился вниз и вышел из дома, меня поразило, как много она успела сделать за время моей болезни. Дорожка с террасами была закончена, будущий водоем нижнего сада рядом с дорожкой выкопан на всю его огромную глубину — оставалось лишь выложить камнями дно и берега. Я стоял на возвышающейся над водоемом террасе и с непонятным самому себе чувством смотрел в разверзшуюся подо мной бездну, темную, зловещую. Работавшие внизу люди подняли головы и, улыбаясь, смотрели на меня.

Тамлин, светясь от гордости (Рейчел отправилась навестить его жену), проводил меня в цветник, и, хотя камелии уже осыпались, еще цвели рододендроны, оранжевый барбарис, и склоненные в сторону поля ветви ракитника роняли лепестки с поникших гроздей нежно-золотистых соцветий.

— На будущий год нам придется пересадить их, — сказал Тамлин. — При той скорости, с какой они растут, ветки протянутся слишком близко к полю и семена погубят скот.

Он протянул руку к ветке, и я заметил, что на месте облетевших соцветий уже образуются стручки с мелкими семенами внутри.

— По ту сторону от Сент-Остелла один парень умер, поев их, — сказал Тамлин и бросил стручок через плечо.

Я забыл, сколько времени цветет ракитник, да и другие растения тоже, забыл, как выглядят их цветы, но вдруг вспомнил поникшее дерево в небольшом дворике итальянской виллы и женщину из сторожки, которая выметала такие же стручки.

— Во Флоренции, где у миссис Эшли была вилла, — сказал я, — росло дерево, похожее на это.

— Да, сэр? Как я понимаю, в тамошнем климате чего только не растет. Прекрасное, должно быть, место. Немудрено, что госпожа хочет вернуться туда.

— Не думаю, что у нее есть намерение вернуться, — возразил я.

— Очень рад, сэр, — сказал он, — но мы слышали другое. Будто она только и ждет, чтобы вы поправились, а потом уедет.

Уму непостижимо, как распространяются обрывки сплетен и слухов, и я подумал, что единственный способ остановить их — это всем объявить о нашем браке. Но я не решался заговорить с ней на эту тему. Мне казалось, что раньше, до моей болезни, у нас уже был такой разговор и она очень рассердилась.

Однажды вечером, когда мы сидели в будуаре и я пил tisana, как всегда теперь перед сном, я сказал Рейчел:

— По округе ходят новые слухи.

— Что на сей раз?

Рейчел подняла голову и взглянула на меня.

— Да то, что вы собираетесь вернуться во Флоренцию.

Она не сразу ответила, только вновь склонила голову над вышиванием.

— У нас еще будет время решить этот вопрос, — сказала она. — Сперва вы должны поправиться и окрепнуть.

Я в недоумении посмотрел на нее. Значит, Тамлин не так уж ошибался. В глубине души она не рассталась с мыслью поехать во Флоренцию.

— Вы еще не продали виллу? — спросил я.

— Еще не продала, — ответила она. — Подумав, я решила вовсе не продавать ее и даже не сдавать. Теперь мои обстоятельства изменились, и я могу позволить себе сохранить ее.

Я молчал. Я не хотел обижать ее, но мысль содержать два дома была мне не по вкусу. Я ненавидел самый образ этой виллы, который по-прежнему жил в моей памяти и который, как мне казалось, она теперь тоже должна ненавидеть.

— Вы хотите сказать, что намерены провести там зиму? — спросил я.

— Вероятно, — сказала она, — или конец лета. Но сейчас рано говорить об этом.

— Я слишком долго бездельничал, — сказал я. — Мне не следовало бы уезжать из имения, не подготовившись к зиме, да и вообще не дело надолго покидать его.

— Возможно, и нет, — сказала она. — Откровенно говоря, я не решилась бы уехать, если бы имение не оставалось под вашим присмотром. Может быть, вы навестите меня весной, и я покажу вам Флоренцию.

После перенесенной болезни я