Великие российские историки о Смутном времени - Василий Татищев

Во-первых, вожди сего ополчения имели все поводы опасаться разных козней со стороны Заруцкого и не спешить на соединение с ним. Во-вторых, как раз около того времени из подмосковных таборов было получено известие об их присяге третьему или псковскому Лжедимитрию. Об этой присяге писали также из Троицы архимандрит Дионисий и келарь Авраамий и просили поспешить прибытием ополчения под Москву. Но начальники его прежде всего должны были разведать, насколько велика была опасность с той стороны, т. е. сколько городов признали нового вора, а затем принять против нее свои меры; о чем снеслись с другими городами. В-третьих, приходили неблагоприятные вести из северных городов. С одной стороны шведы, завладев Новгородом, как мы видели, распространили свое господство на значительную часть Новгородской и Псковской земли; с другой шайки запорожских и других казаков простерли свои грабежи на верхневолжские и даже заволжские места: так одна шайка явилась в Краснохолмском Антоньеве монастыре, другая в Пошехонье, третья в Угличе, четвертая в Твери и т. д.; из этих мест они разоряли окрестные области. Нельзя было оставлять таких врагов в тылу ополчения. Пожарский из Ярославля посылает отряды с князьями Дим. Мамстрюк. Черкасским, Ив. Фед. Троекуровым, Дим. Петр. Лопатою, с Вас. Толстым, а также мурзу Барай Алеевича с романовскими татарами. Эти воеводы большею частью побили казацкие шайки и очистили Верхнее Поволжье.

По отношению к шведам пришлось прибегнуть к дипломатии.

Пожарский завязал сношения с новогородскими властями и Яковом Делагарди. Чтобы разведать о новогородских делах, он отправил туда посольство с Степаном Татищевым во главе и просил сообщить ему последний договор со шведами. Владыка Исидор прислал список договора; а затем в Ярославль прибыли из Новгорода послами игумен Геннадий и князь Федор Оболенский. Они известили, что король Карл IX умер, оставив шведский престол старшему сыну Густаву Адольфу, а младшего Филиппа благословил Новгородскою землею. Поэтому послы приглашали начальников ополчения избрать царем того же королевича Филиппа, чтобы Москве не отделяться от Великого Новгорода. Пожарский указывал на неудачное избрание польского королевича Владислава, которого Сигизмунд обещал, но не дал и обманул. Новгородские послы уверяли, что Филипп был уже на пути в их землю, когда получил весть о смерти отца и должен был возвратиться, чтобы присутствовать при его погребении, потом участвовал в войне с Данией; а что теперь старший брат и мать отпустили его снова в Новгород. Они пригласили воевод отправить и от себя послов. Пожарский напомнил о московских великих послах, которых Сигизмунд держит в неволе. «Был бы ныне здесь такой столп, как князь Василий Васильевич Голицын, — говорил он, — то все бы его держались, и я бы мимо его за такое великое дело не взялся; но приневолили меня бояре и вся земля». А, главное, он настаивал на том, что когда королевич примет греческую веру, тогда и будут отправлены к нему послы от всей земли. На это князь Оболенский с товарищами отвечал, что новгородцы не отпали от православия и готовы помереть за него даже в том случае, если бы Московское государство их выдало, и что, следовательно, они не посадят на престол человека не греческой веры. В июле 1612 года с этим новогородским посольством воеводы опять отправили своих людей в Новгород, чтобы поддержать и протянуть переговоры об избрании королевича Филиппа. Уже от Степана Татищева они узнали о безнадежном положении дел в Новгороде, откуда не могли ждать никакой помощи; а потому продолжали переговоры с единственною целию подать шведам надежду на выбор царем королевича Филиппа, чтобы отвлечь их от дальнейших неприятельских действий и выиграть время для очищения земли от поляков. И этой цели они достигли.

Около того же времени Пожарский, пользуясь проездом цесарского посла Грегори, возвращавшегося из Персии, отправил с ним Еремеева гонцом к императору Матфию. Он просил цесаря помочь против поляков как деньгами, так и дипломатическим вмешательством; причем подавал надежду на выбор царя из принцев Габсбургского дома и даже указывал на цесарева брата эрцгерцога Максимильяна (бывшего претендента на польскую корону по смерти Батория). Цесарский двор был польщен такою надеждою и действительно пытался склонить польского короля к прекращению враждебных действий.

Главною же заботой вождей, замедлявшею их выступление из Ярославля, было лучшее устройство и умножение самого ополчения, ожидание как ратных людей, так и денежных средств из других городов, в которые они усердно рассылали призывные и увещательные грамоты. Подкрепления людьми и деньгами собирались медленно и неисправно. Так казанцы прислали наконец скудную помощь с тем же злонравным Биркиным. Последний, желавший быть в числе главных начальников, и ратные головы казанцев, настроенные их дьяком Никанором Шульгиным, затеяли в Ярославле перекоры с воеводами, учинили неповиновение и большею частию ушли назад; остались только голова Лукьян Мясной с несколькими десятками казанских мурз и дворян, да стрелецкий голова Постник Неелов с сотнею стрельцов.

Ожидая подкреплений и занимаясь устройством ополчения, вожди его рассылали из Ярославля грамоты с следующим началом: в такое-то место, таким-то властям «бояре и воеводы и Димитрий Пожарский с товарищами челом бьют». Одна грамота, снабженная рукоприкладством, сообщает нам, кто в это время является под именем «бояр» и «товарищей» князя Пожарского. Сия грамота была послана в апреле из Ярославля к вологодцам с известием о сборе всеобщего ополчения, о беззаконной присяге псковскому Самозванцу и с просьбою о присылке выборных людей для земского совета и денежной казны на жалованье ратным людям. В числе подписавших ее лиц находятся: /бояре/ Вас. Петр. Морозов и князь Влад. Тимоф. Долгоруков, окольничий Сем. Вас. Головин, князья Одоевский, Пронский, Львов, Барятинский, Алексей Долгоруков, Туренин, нетитулованные дворяне Плещеев, Вельяминов, Огарев, Нащокин, Иван и Василий Шереметевы, Бутурлин, Чепчугов и др. А за «выборного человека всею землею Козьмы Минина (очевидно, неграмотного) руку приложил князь Димитрий Пожарский». Всего находим до 50 подписей. Это и были, очевидно, воеводы и головы собравшихся с разных сторон ратных людей; вместе с выборными от городов они представляли род Земской думы, называемой «совет всей земли»; а исполнительной властью был облечен князь Пожарский, главным помощником которого является Козьма Минин с званием «выборного от всей земли».

От сего, так сказать, ярославского правительства дошло до нас несколько грамот, подписанных князем Пожарским «по совету всей земли» и свидетельствующих о его распорядительной деятельности. Так по челобитию игуменов с братией он подтверждает жалованные прежними государями грамоты монастырям Соловецкому и Кирилло-Белозерскому на разные угодья и доходы; поручает местным властям озаботиться обновлением городских укреплений и т. п. Между прочим, любопытна его грамота о переводе из Соловецкого монастыря в Кирилло-Белозерский старца Степана, бывшего прежнего касимовского хана Симеона Бекбулатовича, который был заточен в Соловецкий монастырь и там пострижен по приказанию первого Лжедимитрия. Главным же образом Пожарский рассылал по городам грамоты с просьбою о присылке помощи деньгами и ратными людьми; причем сообщал о положении дел, о переговорах со шведами, о кознях Заруцкого и увещевал не признавать ни Маринкина сына, ни псковского вора. Чтобы иметь авторитетного посредника в часто возникавших среди ополчения пререканиях и смутах и придать духовное освящение своему правительству, вожди Нижегородского ополчения призвали из Троицкой Лавры, проживавшего там на покое, бывшего ростовского митрополита Кирилла, который действительно стал помогать водворению мира и согласия в ополчении.

Между тем в подмосковных таборах Трубецкой и Заруцкий продолжали представлять собою другое правительство и давать жалованные Грамоты на поместья, подписывая свои имена тоже с прибавкою «по совету всей земли». Сидевшая в Москве вместе с поляками Боярская дума также продолжала считать себя истинным правительством и издавать распорядительные грамоты. В Пскове общую правительственную власть присваивал себе третий Лжедимитрий. Следовательно, одновременно мы видим четыре правительства в Московском государстве, не считая, окраинных областей, или не признававших никакого из этих правительств (например, Астрахань), или занятых неприятелем (Новогородская и Смоленская). Но все народные чувства и надежды сосредоточились теперь на Нижегородском ополчении и все внимание устремилось на Ярославль, откуда ожидались спасение государства и прекращение разновластия.

И эти надежды не обманули.

Из четырех правительств первым пало псковское самозванство. Подобно второму Лжедимитрию, раз дьякон Сидорка или Матюшка предался разгулу и грабежу. Он силою брал у граждан жен и дочерей, томил состоятельных людей на правеже, вымучивая деньги, которыми награждал окружавшее его казачество, набранное большею частию из боярских холопов и всяких воровских людей. В сущности это было господство грубой, необузданной черни, которое сделалось крайне тяжело для лучшей или более зажиточной части населения, т. е. для детей боярских, гостей и торговых людей. Во главе недовольных стали князь Ив. Фед. Хованский и тот самый Иван Плещеев, который был прислан из-под Москвы узнать правду о новом воре, но, боясь убийства, признал его за калужского царика. Они воспользовались нападением шведов на один псковский пригород и отправили большинство казаков для его обороны. А когда те ушли, лучшие люди вместе с добрыми казаками восстали, схватили раздьякона, и тот же Плещеев под сильною стражею повез его к Москве. Далее источники разногласят: по русским известиям, его привезли в подмосковные таборы и там казнили; а по шведским, дорогою на стражу напал Лисовский и хотел освободить вора; чтобы не отдать живым, один из казаков пронзил его копьем.