Собрание сочинений в 6 томах. Том 5 - Грэм Грин

— Дома меня ждет нечто куда более ценное, чем ваш подарок.

— Сказано весьма галантно, — заметил доктор Фишер, — но не будьте слишком самоуверенны. Женщины не всегда ждут. Сомневаюсь, чтобы отсутствие руки помогало любви… Альберт, мистер Дин желает получить вторую порцию.

— Ой, нет, — простонала миссис Монтгомери, — нет, только не по второй порции!

— Это специально для мистера Дина. Я хочу его откормить, чтобы он мог играть Фальстафа.

Дин кинул на него яростный взгляд, но взял вторую порцию.

— Я, конечно, шучу. Дин так же может сыграть Фальстафа, как Бритт Экланд {156} — Клеопатру. Дин не актер, он сексуальный символ. Несовершеннолетние девчонки, Джонс, его обожают. Какое бы их постигло разочарование, если бы они увидели его раздетым. Я имею основания полагать, что как мужчина он слабак. Может, овсянка придаст вам сил, бедняга. Альберт, вторую порцию мистеру Кипсу. Вижу, миссис Монтгомери почти все съела. Поторопитесь, Дивизионный, поторопитесь, Бельмон. Никаких подарков, пока все не кончат есть.

Я мог бы сравнить его с охотником, который, щелкая бичом, управляет сворой псов.

— Поглядите на них, Джонс. Они так торопятся доесть, что даже забывают выпить.

— Не думаю, что иворнское хорошо идет под овсянку.

— Посмейтесь над ними, Джонс. Они не обидятся.

— Я не нахожу их смешными.

— Я, конечно, согласен, что такой ужин имеет свою драматическую сторону, а все же… Разве это зрелище не напоминает вам свиней, которые жрут из корыта? Можно даже подумать, что им это нравится. Мистер Кипс заляпал овсянкой рубашку. Почистите его, Альберт.

— Вы мне отвратительны, доктор Фишер.

Он перевел на меня взгляд — его глаза были похожи на осколки отшлифованного голубого камня. Несколько серых зерен икры застряло в его рыжих усах.

— Да, я могу понять, что вы сейчас чувствуете. Иногда я и сам чувствую то же самое, но мои исследования должны быть доведены до конца. Теперь уже я от них не откажусь. Браво, Дивизионный, вы догоняете остальных. Хорошо работаете ложкой, Дин, мой мальчик, хотел бы я, чтобы ваши поклонницы видели, как вы обжираетесь.

— Зачем вы это делаете? — спросил я.

— А зачем я буду вам объяснять? Вы не из наших. И никогда не будете. Не питайте надежды на мой счет.

— Я и не питаю.

— Вижу, в вас говорит гордыня бедняка. Впрочем, почему бы мне вам и не объяснить. Вы ведь мне вроде сына. Я хочу выяснить, Джонс, есть ли предел жадности у наших богатых друзей. Существует ли для них «досюда — и ни шагу дальше». Настанет ли день, когда они откажутся зарабатывать свои подарки. Во всяком случае, не гордость поставит предел их жадности. Сегодня вечером вы это видите своими глазами. Как и герр Крупп {157}, мистер Кипс с удовольствием сел бы за стол с Гитлером и в чаянии милостей разделил бы с ним любую трапезу… Дивизионный закапал овсянкой слюнявчик. Дайте ему чистый, Альберт. Кажется, сегодняшний вечер положит конец одному из экспериментов. Мне пришла в голову новая идея.

— Вы ведь и сами богач. А есть ли предел вашей жадности?

— Может быть, в один прекрасный день я это выясню. Но моя жадность другого сорта. Я не жаден до безделушек, Джонс.

— Безделушки — вещь довольно безвредная.

— Мне хочется думать, что моя жадность скорее похожа на жадность Господа Бога.

— Разве Бог жаден?

— Ну, не воображайте ни на секунду, что я верю в Него больше, чем верю в дьявола, но я всегда находил теологию {158} забавной игрой ума. Альберт, миссис Монтгомери покончила со своей овсянкой. Можете взять у нее тарелку… О чем это я говорил?

— О том, что Бог жаден.

— Что ж, люди верующие или сентиментальные уверяют, будто Он жаден до нашей любви. Я предпочитаю думать, что, судя по тому миру, который, как говорят, Он создал, у Него, наверное, жадность только к нашему унижению, а эту жадность разве можно когда-либо утолить? Она бездонна. Мир становится все более и более несчастным по мере того, как Бог бесконечно закручивает гайки, хотя порой и подкидывает нам подарочки, чтобы облегчить унижения, которые мы терпим: ведь всеобщее самоистребление препятствовало бы Его цели. Он дарит нам рак прямой кишки, насморк, недержание мочи. К примеру, вы — бедняк, вот Он и преподносит вам маленький подарочек — мою дочь, чтобы хоть ненадолго вас утешить.

— Она для меня очень большое утешение, — сказал я. — Если ее послал мне Бог, я Ему благодарен.

— А между тем ожерелье миссис Монтгомери сохранится дольше, чем ваша так называемая любовь.

— Почему же Господу Богу хочется нас унижать?

— А кому не хочется? Ведь говорят, что Он сотворил нас по своему образу и подобию. Может, Он понял, что был довольно плохим мастером, и разочаровался в результате своей работы. Бракованную поделку бросают в мусорный ящик. Вы только на них поглядите, Джонс, и посмейтесь. Неужели у вас нет чувства юмора?.. У всех уже пустые тарелки, кроме мистера Кипса, и все они сгорают от нетерпения! Смотрите, Бельмон даже помогает ему очистить тарелку. Не уверен, что это по правилам, но я закрою на это глаза. Потерпите еще минутку, друзья мои, пока я доем икру. Отвяжите им слюнявчики, Альберт.

10

— Это было отвратительно, — рассказывал я Анне-Луизе. — Твой отец, как видно, сумасшедший.

— Если бы он был сумасшедшим, это было бы куда менее отвратительно, — сказала она.

— Видела бы ты, как они набросились на его подарки — все, кроме мистера Кипса, которому пришлось сперва пойти в уборную, где его вырвало. Холодная овсянка не пошла ему впрок. Должен признать, что по сравнению с жабами твой отец сохранял какое-то достоинство, дьявольское достоинство. Все они были очень злы на меня, потому что я не участвовал в их игре. Я был как бы недружественным свидетелем. Вероятно, я словно поднес к их лицу зеркало, чтобы они почувствовали, как скверно себя ведут. Миссис Монтгомери сказала, что меня следовало выгнать из-за стола, как только я отказался есть овсянку. «Каждый из вас мог поступить так же», — возразил твой отец. «А тогда что бы вы сделали со всеми подарками?» — спросила она. «Может быть, в следующий раз удвоил бы ставки», — ответил он.

— Ставки? Что он имел в виду?

— Наверно, он ставил на их жадность, подвергая их унижению.

— А какие были подарки?

— Миссис Монтгомери подарили прекрасный изумруд в платиновой оправе с бриллиантовой короной, насколько я мог заметить.

— А мужчинам?

— Золотые электронные часы со всякими фокусами.