Техно-Корп. Свободный Токио - Виталий Вавикин

– Пришло время ставить точку, – сказал Накамура начальнику «Тиктоники».

Вэдимас согласился. Но все бросить вот так сразу было нельзя. Если они уволятся, то на их место придут другие, и нет гарантии, что тщательная проверка при смене руководства не выявит нарушений. А стоит только всплыть одному сомнительному факту, как путь для расследования будет определен и все раскроется. Нет, чтобы выйти, нужно сначала все прибрать, стереть следы, выждать время. Но больше никаких капсул с сознанием и поисков доноров. Пусть все станет самым обычным. Не идеальным, а как у всех.

В последовавшие за этим два года самым большим правонарушением Накамуры стали визиты в реабилитационный центр для обследований и лечения родственников сотрудников, что считалось прежде недопустимым.

– Пусть это станет нашим главным проступком, – решил Вэдимас и одним из первых привел на обследование престарелую мать.

Женщина была дряхлой, но сохранила властный тон в голосе и замашки кугэ. С ней Вэдимас чувствовал себя неуютно, превращаясь в мальчишку, который боится, что ему сейчас у всех на глазах надерут уши. Но эта женщина умирала. Ее тянули в могилу десятки хворей и возраст. Два долгих года Накамура боролся с природой, с линейностью времени, затем сдался, выделил матери начальника «Тиктоники» отдельную палату и сообщил сыну, что нужно готовиться к худшему. Вэдимас выслушал доктора молча. В тот день он ушел, не сказав ни слова. На следующее утро он забрал мать из реабилитационного центра и увез в Токио. Их не было больше недели.

– Я не стану этого делать, – сказал Накамура, когда Вэдимас вернулся в «Тиктонику» с искрящейся светом капсулой. – Мы так много потратили сил, чтобы обелить себя, а теперь ты хочешь вернуться к тому, что было?

– Она – моя мать, – хмуро сказал Вэдимас. – И не говори мне, что пришло ее время и нужно принять неизбежность.

Их спор продолжался несколько дней, пока Накамура не вцепился в новую программу коррекции, которая практически лишила их доноров.

– У нас нет сосуда, – сказал он Вэдимасу. – Сколько сможет сохраниться сознание твоей матери в этой капсуле? Месяц? Чуть больше? Дальше начнутся необратимые потери. Нам не найти за это время донора.

Вэдимас молчал какое-то время, затем хмуро посоветовал Накамуре найти сосуд.

– Если капсула погаснет, то в смерти матери я обвиню тебя, – процедил он сквозь плотно сжатые зубы. – Ты станешь моим врагом, Накамура.

Он не говорил конкретно о дочери доктора, но Накамура знал, за кем придет Вэдимас, если не удовлетворить его просьбу.

– Теперь я либо твой должник, либо твой враг, – сказал начальник «Тиктоники».

В эту ночь Накамура не смог заснуть. Он снова стоял перед выбором: уступить Вэдимасу или бежать. Когда-то давно он выбрал первое и ни разу не пожалел об этом. Они обеспечили свою старость и молодость своих детей. Они спасли много жизней. Но сейчас… Сейчас Вэдимас хотел, чтобы доктор не просто заполнил лишенное сознания тело заключенного, которого система сочла безнадежным. Сейчас от него требовали стереть своими руками чью-то личность, внести в программу изменения, чтобы коэффициент исправления достиг критической зоны. И если бы дело обстояло только в том, чтобы использовать созданного системой донора, то Накамура, возможно, и уступил бы, но так…

Он изучил отчеты коррекции каждой женщины в тюрьме. Самый низкий был у представительницы партии технологических нигилистов. Но и у нее в последние месяцы наметился прогресс. Не стоило надеяться, что коэффициент исправления понизится в ближайшее время до критического.

«Значит, остается только побег», – подумал Накамура, пытаясь представить, куда они отправятся с дочерью. Воображение не работало. Да и сложно будет скрыться. С одной стороны будет система, с дрогой – многочисленные друзья Вэдимаса, коими он обзавелся, пока они возрождали мертвецов. Накамура внимательнее просмотрел личное дело женщины из группы технологических нигилистов. Ее обвиняли в поджоге фабрики по производству синергиков. В огне пострадал человек. Были и другие подозреваемые, но на коррекцию отправили только эту женщину.

«Нет, никто не заслужил смерти. Не от моей руки», – решил Накамура, но сомнения остались. Не будь у него дочери, он бы просто сбежал, но с Юмико… Куда они поедут? Чем будут заниматься?

Накамура в третий раз изучил личное дело предполагаемого донора. В тюрьме содержались личности, совершившие преступления куда страшнее, но их коэффициент коррекции стабильно полз вверх. Они исправлялись. Да и не хотел Накамура играть в Бога. Если уж и совершать убийство, то пусть все решат машины. А когда пройдет время, можно будет убедить себя, что эта женщина все равно была безнадежна. Парой месяцев раньше, парой месяцев позже – какая разница, ей ведь все равно сотрут сознание. Машины никогда не ошибаются, в отличие от людей…

Глава пятая. «Тиктоника»

Легковая машина неспешно катит по крохотному городу, на окраине которого высится громадная коррекционная тюрьма под названием «Тиктоника». В салоне автомобиля сидят двое – подростки, тела которых покрыты нейронными татуировками. Они неместные. Их послал сюда клан Гокудо. Они делают по городу три круга, оценивая возможность проникнуть в реабилитационный центр коррекционной тюрьмы. Изучить модель «Тиктоники» мало, нужно увидеть все своими глазами.

Коджи и Макото – такие имена у двух молодых убийц. Наномечи сложены, спрятаны в карманах курток. Глубина бусидо четвертого уровня. Каждый из них может вырезать этот крохотный город за одну ночь – ходить от дома к дому и кормить свой меч свежей кровью. Но проникнуть в «Тиктонику» куда сложнее, чем выбить дверь в гражданский дом. Охрана опытная. Техника современная. Системы наблюдения не удастся обмануть, даже если активировать нейронные татуировки невидимости – они скроют тела от человеческих глаз, но электроника почувствует перепад температур, потребление кислорода. Электроника уравняет шансы.

Мирная тюрьма со всеми активированными системами защиты превращается в крошечный боевой центр, способный уничтожить все живое, попавшее в его стены. Не поможет ни глубина бусидо, ни накормленный свежей кровью наномеч. С реабилитационным центром, конечно, немного проще, но охрана и там начинается уже с подъездной дороги – анализ лиц, анализ техники. Рабочие не знают, но они все время под прицелом, и если система сойдет с ума, то машинам хватит пары секунд, чтобы выжечь все живое в пределах досягаемости. Единственный шанс уцелеть – держаться подальше. Так что взять штурмом этот бастион не удастся. Не удастся и обмануть электронику. Здесь слабый фактор – люди.

При реабилитационном центре есть целое крыло, выделенное под нужды жителей крохотного города, так как собственной больницы здесь нет. Нет в этом городе и отеля – никто не приезжает сюда просто так, только чтобы забрать корректированных родственников, но для этих целей в «Тиктонике» есть комплекс ожидания. Весь этот крохотный город живет только благодаря «Тиктонике». Коррекционная тюрьма как монастырь в прошлом, куда стягиваются толпы паломников. Только в «Тиктонике» вместо придирчивых монахов за всем наблюдает электронный глаз защитной системы. Но обмануть можно всех.

Доктор Синдзи Накамура услышал плач своей дочери и вздрогнул. Шесть сыновей сестры продолжали беситься. Один из них ударил девочку кулаком в грудь, отошел к окну и громко смеялся, радуясь, что сумел довести Юмико до слез. В последние недели подобные поступки мальчишек стали нормой. Вначале они стеснялись, принимали девочку, а сейчас вдруг почувствовали в ней соперника и начали отвоевывать себе территорию, комната за комнатой.

– Что случилось? – спросил доктор, заглядывая в комнату, где играли дети.

Мальчишки не обратили на него внимания. По щекам дочери катились слезы. «Нужно поговорить с сестрой, – подумал Накамура. – Сначала ее дети переворачивают дом вверх дном. Теперь начинают раз за разом избивать моего ребенка…» Он поманил Юмико к себе. Мальчишки неожиданно смолкли. Девочка смотрела на них, хотела подойти к отцу, но боялась, что дети начнут смеяться над ней.

– Ябеда! Ябеда! – закричали они в один голос, когда Юмико сделала робкий шаг к отцу.

Она замерла на мгновение, а затем со всех ног бросилась к Накамуре. «Нужно обязательно поговорить с сестрой», – сказал он себе, обнимая дочь.

– Ябеда! Ябеда! – надрывались мальчишки в истеричном припадке агрессии.

Их крики привлекли мать. Мэрико выглянула из загаженной кухни, куда Накамура не заходил больше месяца.

– Что случилось? – спросила она.

– Твои сыновья бьют мою дочь, – сказал Накамура.

– Сильно?

– Что значит «сильно»?

– Кровь есть?

– Какая кровь? Есть слезы.

– Слезы – это нормально, – Мэрико широко улыбнулась и снова ушла на кухню, которую отвоевала у брата так же, как ее дети отвоевали игровую комнату у его дочери.