Евангелие от Сергея - Сергей Бычков

— Кораблей приходит всё меньше и меньше, — только и твердил Софоний на ломанном греческом языке, который от страха перед Пилатом походил скорее на икание ишака и его с трудом можно было разобрать, — строим мало, господин. Раньше, при Ироде, материалы везли, и кедр, и мрамор, и многое другое, а теперь никто ничего не строит.

Он, как попугай, повторял и повторял эту фразу, семеня за Понтием, когда тот пошёл осматривать причалы.

С одного корабля разгружали мешки. Скорее всего это были пряности и Пилат обратил внимание на симпатичного и высокого молодого еврея, который с лёгкостью подымал мешки из трюма и в тоже время весело болтал с хозяином судна на чистом греческом языке, а с остальными грузчиками — на арамейском.

1. Ирод Великий, царь Палестины с 40-4г. до н. э.

14

— Мне бы такого говоруна в переводчики, а то хрен поймёшь, что лопочет этот Софоний.

— Поди сюда, — приказал Понтий говоруну.

Тот бросил работу и, спрыгнув на причал, поклонился Пилату.

— Откуда у тебя греческий язык, — спросил Понтий, — разве ты — грек?

— Нет, господин, я — еврей, а языку меня отец выучил.

— Переведи этому ослу, — кивнул он на Софония, — чтобы он к завтрашнему дню предоставил мне список кораблей, посетивших гавань в течении прошлого года.

Парень стал переводить, а Софоний, выслушав его, закивал головой.

— Поедешь со мной, — сказал еврею Понтий, — я беру тебя в свои переводчики.

Иисус, так звали переводчика, оказался довольно смышлённым. Он знал жизнь страны до мельчайших подробностей и прекрасно ориентировался в обстановке.

Через несколько дней, когда Пилат с Бруксом опять обсуждали смету водопровода, Иисус, переводящий важное письмо царя Антипы Пилату, вдруг встрял в их разговор.

— Я знаю, где можно взять деньги на строительство водопровода.

Понтий и Брукс с удивлением и недоверием одновременно уставились на него.

— Там много денег, — продолжил Иисус, — и на них не один водопровод можно построить.

— Ну и где? — спросил Пилат, — долго ты нам голову будешь морочить?

Иисус выдержал паузу, а потом, видя, что Пилат сейчас взорвётся, сказал: — В сокровищнице Иерусалимского храма. За многие годы священники столько там накопили — не пересчитать!

— Как можно, это же святые деньги… — начал Пилат, но Иисус не дал ему договорить: — Можно! Разве водопровод не будет служить жителям города? Что толку от золота, если оно не служит людям? А священники тем временем потихоньку разворовывают достояние всех людей Израиля!

— Правильно он говорит, — вдруг воскликнул Брукс, — что ему пылиться в сундуках? Да мы такую стройку на эти деньги отгрохаем — в учебники по строительному делу войдёт!

— Да, хорошо бы, — замялся Пилат, прикидывая в уме варианты развития

15

событий, — только вот священники такой вой подымут, что в Риме Тиверий услышит.

— Строительство оживит экономическую жизнь страны, — заявил Иисус, — это — рабочие места, это — торговля материалами и это — налоги в казну. А коли так, то Рим закроет на это глаза.

— Да он — малый не дурак, — с удивлением подумал Пилат, — молод, а рассуждает как умный и опытный политик.

— Понтий, — засуетился Брукс, почуявший возможность показать своё мастерство инженера, — видит Юпитер: это — стоящая идея. Бери золото и начинаем. Для народа будем строить, не для себя.

— Ну, и для себя тоже останется, — нисколько не смущаясь, добавил Иисус.

— Да, он определённо не дурак, — опять подумал Пилат, — на этом деле можно сделать приличное состояние. Все только выиграют: я, народ да и Брукс урвёт какую-то часть.

— Завтра отправляемся в Иерусалим, — решился Пилат. Возьму с собой легион, чтобы спокойно себя чувствовать.

16

Глава 3. Любовь?

Прокула начала подумывать о своём отьёзде в Рим.

— Какая же я была дура, — думала она, — когда решила, что здесь, в провинции я буду первой женщиной страны и всё будет крутиться вокруг меня. В реальности всё оказалось не так, как в мечтах. Ни поклонников, ни светского круга! Да откуда взяться нормальному окружению в этой варварской стране, если здесь даже нет женщин, а есть только женская популяция. Здесь нет свободы и равноправия женщин нормального цивилизованного мира, а существуют домохозяйки на положении рабынь, удел которых — семья и обслуживание мужчин в семье. Не дай бог кинуть взгляд на чужого мужчину — смерть. Даже жёны высокопоставленных людей этой дикой страны, свободные от забот по хозяйству, и то находятся на положении заключённых (в своих комнатах). Одна Иродиада, жена царька Филлипа, оказалась настоящей женщиной. Наплевав на дурацкие законы, она бросила своего мужа и ушла к его брату Антипе — царю Галилеи.

…Прокула уже было собралась попросить Понтия дать ей галлеру, как случилось такое, что перевернуло всю её жизнь и само представление о жизни. Если рассказать эту историю её подругам, оставшимся в Риме, то все они, даже её лучшая подруга Сильвия, будут над ней смеяться. Зная Прокулу и её подвиги на любовном фронте, они ни за какие деньги не поверят, что её жизнь сошлась клином на одном мужчине. Да ещё пару месяцев назад она и сама бы рассмеялась от этого слова *любовь*. Любовь!? А что это такое? Любовью в Риме называется всё, от малейшего флирта с понравившимся на один вечер мужчиной, до серьёзнейших отношений на неделю-другую. Нет, она, конечно, слышала истории о взаимной и горячей любви, но сама не встречала таких сумашедших.

Любовь к Понтию? О какой любви может идти речь?

Родители Прокулы выдали её замуж, когда ей было пятнадцать лет и она воспринимала его скорее за старшего брата, чем за мужа…

Вначале она и значения не предала этому зародившемуся чувству, когда в окружении Пилата появился этот красавчик со своей

17

обворожительной улыбкой и удивительным родимым пятном под глазом в виде полумесяца. Всё было знакомо Прокуле и результат можно было предсказать наперёд: лёгкий флирт — свидание — постель. Затем — следующий мужчина.

Но вдруг Прокула поняла, что не может жить больше без него. Всё потеряло смысл для неё до такой степени, что если она прожила день, не увидев его, то значит и день её жизни прожит зря!

Ей захотелось как-то выразить своё чувство. Например, подарить всему миру что-нибудь особенное — написать поэму или роман, или сложить прекрасную песню. Она хваталась за всё сразу и, может быть, именно поэтому, к её величайшему сожалению, у неё ничего не получалось.

Тогда Прокула решила ваять скульптуры. Конечно же, с Иисуса.

А разве в мире можно было найти более совершенную фигуру? Каждый день она требовала у Пилата предоставить Иисуса в её распоряжение. Он нужен был ей в качестве натуры.

Этим она вызывала недовольство своего занятого мужа.

— Ты мне мешаешь работать, дорогая, — морщась, говорил ей Пилат, — столько дел надо сделать сегодня, поэтому переводчик мне крайне необходим. Вон мужчин сколько вокруг — выбирай любого, а Иисуса оставь мне.

— Ты ничего не понимаешь в искусстве, — отвечала она, и, скрепя сердце, отпускала Иисуса к мужу, чтобы вечером, когда Пилат отдыхал, затащить свою музу в мастерскую.

— Садись сюда, — просила она Иисуса.. — Нет, лучше сюда. Нет, опять не то, лучше ближе к свету.

Иисус покорно повиновался, а Прокула, бросив глину, начинала укладывать его волосы, поправлять одежду. Потом отскакивала к куску непокорной глины, но никак не могла приблизить страшное чудовище, вылепленное ею, в прекрасное лицо переводчика.

А ещё они беседовали. Обо всём. Прокула рассказывала Иисусу про жизнь в Риме, про своих подруг, императора, а он внимательно слушал и, к большому огорчению Прокулы, даже ни разу не повёл себя нахально.

А как она этого хотела!

— Чурбан, — ругала она его про себя, — ну, хоть дотронулся бы до

18

меня! Ну, хотя бы невзначай.

Ругала и себя тоже:

— Курица щипанная ты, а не настоящая женщина. Где же твой опыт, где твоя прежняя мёртвая хватка? Да просто прижмись к нему, как бы нечаянно, и всё.

Но, к своему величайшему удивлению, она не могла сделать этого и вела себя так, словно совсем не имела опыта обращения с мужчинами.

Неизвестно, чем бы всё это кончилось и сошла бы Прокула с ума от безответной любви или нет, но как-то однажды, когда она в сотый (как всегда) раз поправляла его волосы, подготавливая Иисуса к позированию, он сказал, что откуда-то исходит какой-то тонкий чудесный аромат, заводил своим носом и вдруг уткнулся им прямо в её роскошную грудь. Прокула застыла от такой долгожданной неожиданности, а Иисус обнял её без слов и стал покрывать поцелуями.

На пол полетела одежда, подставка с глиняным монстром…