Кризис личности - Уоррен Мерфи

— Сейчас я предъявлю вам полномочия! — отозвался грубиян.

Джереми вовсе не понравился его тон. Мгновение спустя в комнату начал входить Роулингс — несмотря ни на что, дверь оставалась плотно закрытой. До сих пор Джереми считал, что при запертой двери в его кабинет войти нельзя.

Однако появившаяся ладонь, несомненно, принадлежала Роулингсу. Липпинкот понял это сразу, невзирая на то что она была сильно сплющена. Да и ткань пиджака была ему знакома.

Следом за сплющенной ладонью показалась еще более сплющенная рука, а издаваемые Роулингсом крики для утонченного слуха Липпинкота стали просто невыносимы.

— Такого удостоверения достаточно? — пророкотал нахал. — Или мне переслать вам его целиком?

— Я готов признать ваши полномочия, — сдавленным голосом согласился Джереми. Он отпер дверь и тут же с опаской отступил на почтительное расстояние.

Дверь распахнулась, и на пороге появился какой-то мужчина.

— Пожалуйста, закройте дверь, — быстро проговорил Джереми. — Незачем им слушать то, что их вовсе не касается.

Мужчина подчинился. И это хорошо. Он хлопнул дверью всего в нескольких сантиметрах от руки Роулингса. Сильная худоба парня делала особенно заметными неестественно широкие запястья. А глаза! Такого мертвого, безжалостного взгляда Джереми еще никогда не видел.

Посетитель пересек комнату, и Липпинкот встал. Одно розовое ухо его маскарадного костюма упало вперед, слегка задев банкира по носу. Тряхнув пушистой головой, Джереми откинул его назад.

— Меня зовут Джереми Липпинкот, я президент «Липпинкот сэйвингз бэнк». Чем могу помочь?

— Прежде всего, объясните, почему вы разгуливаете в костюме розового кролика?

— Потому что голубое мне не идет. И к тому же вопрос очень бестактный, учитывая, что сами вы в майке и джинсах. Присядете?

— Меня интересует лишь пара вопросов.

— Тогда присяду я, чтобы их выслушать.

— Неделю назад на счет Фолкрофтской лечебницы было переведено двенадцать миллионов долларов. Кто это сделал?

— Не имею представления. В одно прекрасное утро деньги просто появились в базе данных наших компьютеров.

— Вы сообщили об этом ФНУ?

— Конечно, нет.

— Почему?

— Они не поверили бы столь неправдоподобному факту, хотя это чистая правда.

— Откуда вам знать, если вы даже не пытались разговаривать с ними?

— Потому что признать подобное — значит навлечь на себя гнев различных докучливых правительственных агентств.

— А вы не боитесь гнева кого-либо другого?

— Прошу прощения?

— Я предупреждал вас, что я хуже ФНУ.

— Сомневаюсь, что такое возможно.

— ФНУ домогается только ваших денег и собственности. Я же обычно не останавливаюсь ни перед чем. Спросите у Роулингса.

Джереми с отсутствующим видом отер пот со лба.

— В этом нет необходимости. Собственно, вам следовало бы с самого начала поговорить именно с Роулингсом. За коммерческие счета отвечает он.

— Я с вами разговариваю! — Человек протянул руки, схватил Джереми Липпинкота за длинные розовые уши и бесцеремонно дернул. Бумаги, ручки и прочие предметы тотчас полетели прямо на иноземный ковер.

— Ох! — вскрикнул Джереми, пропахав его носом. Перевернувшись на спину, банкир поднял вверх свои пушистые розовые лапки.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он у громилы.

— Сдается мне, что вы боитесь щекотки.

— Ничего подобного!

— У меня по этой части глаз наметан. — И человек носком грязного ботинка коснулся пушистого розового живота Джереми. Джереми тотчас затаил дыхание. Однако носок ботинка уже начал свое путешествие по самым чувствительным частям тела Джереми.

— Ха-ха-ха-ха~ Перестаньте! Немедленно перестаньте!

— Не перестану, пока вы не обещаете позвонить в ФНУ.

— Что~ ха-ха~ я им скажу?

— Наберите номер и повторяйте за мной.

— Никогда! Я никогда~ ха-ха-ха~ не стану~ ха-ха~ доносить на себя. Хи-хи!

— Известны случаи, когда люди умирали от смеха.

— Ха-ха! Вы не посмеете!

— С сопливым банкиром в костюме кролика я посмею сделать все что угодно.

После пяти минут неудержимого веселья, когда из глаз его уже вовсю лились слезы. Джереми Липпинкот наконец осознал неотложную необходимость позвонить в ФНУ и сообщить о счете Фолкрофта.

Сначала его не восприняли всерьез, потому что банкир все время хихикал, но, к счастью, Джереми успокоился, и к тому же его соединили с нужным человеком.

— Да, так все и было, — сказал он официальному лицу на другом конце провода. — Аудитора неверно проинформировали. Мы не сообщили о переводе средств, поскольку сомневались в этом. Мы считали, что компьютер просто дал сбой, и ждали реакции клиента, когда он, получив выписку со счета, узнает о неожиданном кредите в двенадцать миллионов долларов. Ну да, мы уже вложили эти деньги. Просто как жест доброй воли. На тот случай, если перевод оказался бы законным. Нет, обычно мы не столь небрежны с переводами. И вообще я бы не стал употреблять термин «небрежно». Это неподходящее слово. Семейство Липпинкотов занималось банковским делом еще тогда, когда такого учреждения, как Управление дьявольских налогов вовсе не существовало!

Липпинкот болезненно поморщился.

— Извините, оговорился. Конечно, Федерального налогового управления. Да, просто слетело с языка. Нет, я вовсе не хотел бросить тень на учреждение, которое смазывает колеса нашей великой нации, как вы удачно выразились. Да, я запомню это на будущее. Да, буду ждать ваших ревизоров на следующей неделе. — Голос Джереми стал вкрадчивым. — Пожалуйста, не обижайте нас. Мы всего лишь сберегательный банк, пытающийся выжить в эти очень непростые времена.

Над ухом Джереми Липпинкота что-то щелкнуло. Трубка вылетела у него из рук и опустилась на рычаг.

— Получилось не так уж плохо, правда? — весело спросил худой брюнет с широкими запястьями.

— Нас будут проверять, а это значит, что Федеральная комиссия по банкам станет совать свой мерзкий нос в наши книги. Не говоря уже о комиссии штата.

— Что, глубоко копают, да? — участливо спросил незнакомец.

— Даже знать не хочу. Я бываю здесь только три раза в неделю, а проработку деталей оставляю на усмотрение своему некомпетентному персоналу. Я никогда не хотел быть банкиром и в Йеле только проедал сотенные. Впрочем, весьма симпатичные бумажки. Мой папочка просто сиял, когда их видел. Ох, что же мне теперь делать?

— На вашем месте, — покидая кабинет, произнес Римо, — я бы нашел себе костюм почище.

Джереми Липпинкот упал головой на стол и зарыдал. Прошло двадцать минут, прежде чем он заметил, что дверь в его кабинет осталась открытой и что он предстал перед ничтожествами во всей своей пушистой красе.

Через силу Липпинкот поднялся и громко хлопнул дверью. Но перед этим он успел-таки выкрикнуть в праведном гневе:

— Теперь вы все знаете, что у меня есть приличная одежда на утро. А вечером я предстану элегантным соболем, с серебристой опушкой на лапках!

Даже после того, как произошло чудо, Бэзил Хьюм не ощутил облегчения.

Примерно неделю назад он стал испытывать страх за свою жизнь. Совершенно новое чувство для директора «Гранд Кайман траст», расположенного в колониальном городе Джорджтауне на благодатном карибском острове Большой Кайман.

Верно, Хьюм имел дело с подонками. С наркобаронами, мафиози или хуже того — с американскими сенаторами. Верно и то, что все эти люди крайне опасны. Они становятся еще опаснее в том случае, если речь заходит об их деньгах. А банк Бэзила Хьюма как раз и взял на себя ответственность за сохранность их денег.

Собственно, банк выполнял единственную функцию — служил конечным пунктом назначения преступных доходов. Для сотрудников «Гранд Кайман траст» был хорош любой поступающий в его обширные хранилища доллар, франк или фунт.

Большая часть денег прибывала в «Гранд Кайман траст» не в бронированных машинах. Этот способ ныне считался чересчур старомодным. В компьютерную эру деньги передвигались по международной электронной системе платежей в виде электромагнитных импульсов.

Валюты разных стран элегантно превращались одна в другую. Если отправлялись франки, то прибывали они уже в виде долларов, если иены — тоже. В компьютерной системе «Гранд Кайман траст» оборот шел только в долларах. При этом клиенту даже не надо было хотя бы раз появляться на острове Большой Кайман. Не нужно было ему и оставлять следы документов. Его деньги были так же хороши, как и деньги другого преступника. И когда возникала потребность, деньги возвращались ему, причем уже в виде драхм, лир или песет — как захочется клиенту.

Для того, кто не желал, чтобы родное правительство слишком усердно вникало в его финансовые дела, это была превосходная система.

Но она имела и оборотную сторону. Да еще какую!

Бэзил Хьюм никогда не верил, что здесь может быть какая бы то ни было оборотная сторона; впрочем, он столь же безапелляционно считал, что ему нечего беспокоиться о настоящих клиентах, которые редко заглядывали в его банк. Главное — переводят деньги, остальное не важно.