Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Окончание - Карел Ванек

Это пророчество не сбылось, хотя они шагали бодро. Лишь к вечеру достигли они шоссе, если вообще это можно было назвать шоссе. Это была бесформенная, вся в выбоинах, широкая дорога, измочаленная колесами бесчисленных повозок, орудий и грузовиков, прошедших по ней за год то в ту, то в другую сторону. Когда наши три воина подошли к шоссе, по нему проезжала бесконечная вереница обозных двуколок с хлебом и фуражом; по сторонам шли отставшие солдаты разных полков, солдаты, которые либо не могли итти дальше, либо считали, что (всегда еще успеют достигнуть счастья, ожидавшего их впереди.

Кадет стал расспрашивать о местонахождении 91-го полка, но никто ничего не знал о нем, и только какой-то саперный капитан сказал:

– 91-й полк из Будейовице? Вчера только я его видел. Он стягивается против Брод. Там окопались русские – целая дивизия.

Кадет снова вытащил свою карту и постарался установить, каким путем его батальон мог попасть в Броды. Они некоторое время шли по шоссе, а затем кадет свернул направо на проселочную дорогу.

– Мы снова вернемся на это шоссе, но наши не могли еще добраться до него. Может быть, мы застанем их в какой-нибудь деревушке.

Они прибавили шагу и вскоре нагнали несколько человек отставших, которых они потом стали встречать целыми толпами. Солдаты различных полков, в одиночку и группами, шли, сидели или лежали в траве по обеим сторонам дороги и, когда Швейк спрашивал их, куда они направляются, отвечали либо сердитым ворчаньем, либо покорно и смиренно:

– Мы идем сражаться и умирать за нашего императора.

Дорога вела через болото, но там уже велись работы, чтобы сделать его проходимым. Целая рота солдат строила гать, ствол к стволу, из деревьев, которые подвозили из лесу мобилизованные для этого местные крестьяне. Другая команда забивала отверстия мхом, третья насыпала песок, а четвертая отделывала края дороги при помощи длинных линеек и там, где не было посыпано достаточно песку, добавляла руками. Позади стоял подпоручик и орал:

– Чорт вас передери-дери, старайтесь, чтобы было хорошо! Это должна быть такая дорога, как аллея в Шенбруннском парке. Взводный, скажите там им, чтобы везли только самый чистый песок, и только мелкий.

Кадет вступил в беседу с подпоручиком. Швейк, с большим интересом наблюдал за выравниванием дороги и затем сказал ближайшему солдату:

– А ты очень акуратно работаешь. Чистая работа, словно в церкви, как сказал бы старик Моравек, если бы он увидел, как ты тут орудуешь своей линейкой. Потому что господин Моравек – каменщик, и его конек, это – чистая работа. А вы, собственно, какого полка, ребята?

– Эх, братец ты мой, – вздохнул солдат, – ведь то, что мы тут делаем, одно идиотство, и только. Вот только первая рота пройдет, и никто уже не узнает краев, которые мы отделываем. А когда пойдут обозы или артиллерия, лошади вытопчут весь мох. Ну, а нам приходится доставлять его за час езды отсюда. От такой дурацкой работы мы измучились, как собаки. Да мало ли мы уже делали работ кошке под хвост и продолжаем делать, потому что наши инженеры – идиоты. Вот, например, вчера мы строили для обоза мост через канаву, через которую всякий мог бы перепрыгнуть. Обоз был длиннющий, повозок на четыреста, и вот он стоит и не может перебраться через этот ручеек. Ну, послали туда нас. Я-то сам каретник, но если бы спросили меня, то я перекинул бы с одного берега на другой три бревна, на них я положил бы доски, прибил бы их гвоздями и… готово дело! Езжай на здоровье! Но наш подпоручик – инженер и составил себе для этой штуки целый план. Перво-наперво, он послал в деревню, где мы стоим, за метром, а деревня-то в полутора часах пути отсюда; потом он точнейшим образом высчитал, какой длины должны быть бревна; потом заставил нас обтесать их на четыре ребра; потом послал за толстыми досками, которые привезли только к вечеру, и, наконец, заставил нас еще сделать с обеих сторон перила. Словом, братец ты мой, мы провозились с этим делом с одиннадцати часов утра до трех часов ночи, и весь обоз стоял на месте, а ведь он вез хлеб! Ну, когда все закончили, он пустил повозки на мост, и сразу же первая поломала перила. Потом, когда от колеса перед мостом образовалась глубокая выбоина; нам пришлось кольями подымать повозки на мост… Да, братец ты мой, так мы войны и не выиграли! Ведь такой офицер – дурак-дураком, а сказать этого я ему не могу, и из дому ему этого тоже не напишут… А сам-то ты откуда? Мы – рабочая команда 36-го полка, и сами называем себя «Обществом благоустройства дачной жизни».

– Так, так. Стало быть, у вас офицеры тоже с придурью, – участливо отозвался Швейк. – Ну, а я из 91-го, и у нас они тоже идиоты. Мы – сбившийся с пути дозор и ищем свой полк. Но если ваш подпоручик такой дурак, то наш кадет от него не много узнает. А как у вас кормят, друг?

Член «Общества благоустройства дачной жизни» безнадежно махнул линейкой, но в этот самый момент кадет Биглер позвал своих подчиненных и приказал продолжать путь. Швейк еще раз обратился к своему собеседнику:

– Ну, что ж, ребята, старайтесь, украшайте мостик-то! Когда будете в отставке, будете уметь украшать залы для балов в пользу ветеранов войны.

Кадет Биглер в самом деле узнал не более того, что сказал ему уже саперный капитан. Русские остановились у Брод и укреплялись на своих позициях, для того, повидимому, чтобы не допустить вторжения австрийских войск в пределы России. А где находился маршевый батальон, подпоручик понятия не имел.

Смеркалось. Все трое сильно устали, и потому кадет не возражал, когда Швейк свернул в сторону от дороги к какому-то домику, как оказалось, – домику лесничего. Старик-лесничий принял ихочень ласково, и от него они узнали, что двое суток тому назад: здесь проходило много войска. Русские проходили тут четыре дня тому назад.

Жена лесничего поставила варить на ужин картофель и принесла молоко. Увидя ее приготовления, Швейк вскипятил в большом котелке воду и ошпарил принесенных им курочек и петушков.

При виде этих лакомств кадет Биглер с удовлетворением констатировал, что у него опять появился аппетит, и Швейк, заметив его алчущие взоры, снова выказал, какое у него доброе сердце.

– Я же говорил вам, господин кадет, что я вас не оставлю. Из кур я сварю суп, а петушков зажарю. Хорошо, что мы не потеряли зря время на убийство этих русских; зато мы можем теперь как раз вовремя поужинать.

Три куры и два петушка были без остатка съедены за ужином в домике лесничего. Оставшихся кур Швейк заботливо завернул в запасные портянки и убрал в свой вещевой мешок. Икая от сытости, он довольным голосом сказал:

– Вот так! Теперь с ними ничего не сделается.

Утром они двинулись дальше, и в то время как провожавшая их жена лесничего уверяла, что будет ежедневно молиться за них, она озабоченно пересчитывала глазами своих курочек. Затем ее лицо прояснилось, и она добавила:

– Я буду молиться за вас утром и вечером, храбрые воины. Все курочки у меня целы!

На шоссе царило еще большее оживление, чем накануне. Войска проходили многочисленными колоннами. Затем наша троица наткнулась на полевых жандармов, которые ей сказали:

– Ваш батальон? Вчера еще он был в Смотине, но куда он отправился дальше, мы не знаем.

Кадет спросил их, в каком направлении находится Смотан, и решил пойти туда, чтобы таким образом скорее всего узнать, где им искать свою часть.

Солдаты стали появляться теперь и на полях. Видно было, как телефонисты протягивают провода, перебегая с длинными шестами от дерева к дереву, и Швейк, вспоминая Ходынского, жалостливо сказал:

– Он мог бы тоже лакомиться курятинкой, а вместо того бедняга должен бегать, словно собирает гусениц.

Вскоре их обогнал скакавший во весь карьер конный ординарец; он держался того же направления, что и они, и потому Швейк крикнул ему вдогонку:

– Эй, товарищ, поклонись от нас 91-му полку и скажи, что мы уже близко!

Ординарец придержал коня.

– Я в самом деле еду в 91-й, – отозвался он. – Он стоит в деревне Врбяны и пойдет оттуда в Пионтек. Отсюда это будет с час ходьбы; вы можете итти прямо туда и дожидаться там.

Вот каким образом случилось, что кадет Биглер в шесть часов вечера, вытянувшись во фронт, докладывал капитану Сагнеру о своем прибытии в батальон, приготовив на случай, если бы капитан стал разносить его, соответствующие объяснения. Но капитан Сагнер, которому поручик Лукаш уже передал, полкуры из принесенных Швейком трех штук и рассказал всю историю их скитании, только снисходительно похлопал Биглера по плечу.

– Хорошо, очень хорошо вы это провели, кадет! Мы получили из штаба бригады такие сумбурные приказания, что всякий нормальный человек сошел бы с ума.

Когда Швейк снова появился среди своих товарищей, вольноопределяющийся Марек встретил его восклицанием:

– Могилы разверзаются, мертвые восстают из них, и близится день страшного суда! Швейк, бродяга, неужели ты опять с нами?