Ошибки в формуле любви - Дарья Лаврова

Юля молчала примерно полминуты.

— А-а-а!.. — протянула она обрадованно, догнав смысл, и засмеялась. — Ну ты супер! Конечно, передам. Ух. Я бы никогда до такого не додумалась. Машка, ну ты вообще. Надо это записать где-нибудь. Ты ведь не против?

— Записывай, — грустно улыбнулась я.

После разговора с Юлей я почувствовала себя еще более опустошенной и больной, чем была утром и три дня назад.

На четвертый день я не выдержала. Температура опустилась до более приемлемых тридцати семи и трех. Статус Ильи поменялся на «готов поболтать». Я сочинила небольшое сообщение и отправила ему.

Я чувствую себя ненужной куклой. С ней играли, а потом она надоела. Но ее не выбросили, а просто оставили валяться на полу… теперь ходят и топчут ногами. Я не заслуживаю такого отношения и чтобы мне передавали приветы через подруг. Хорошо в Питере развлекся?

Я хотела было выйти из аськи и ждать ответ в офлайне, но быстро передумала. Глупо прятать голову в песок, когда ты и так уже знаешь намного больше, чем он может предположить.

Легла на край кровати и прикрыла глаза. Больно смотреть на яркий свет монитора. Незаметно я задремала. Проснулась через полчаса оттого, что из глаза вытекла слеза. Сама взяла и вытекла. Не знала, что так бывает.

Поднялась на локте. Окошко программы внизу экрана мигало оранжевым цветом. Илья ответил. Я переместилась в крутящееся кресло и щелкнула мышкой, открывая сообщение.

Съездил отлично.

Понимаешь, Маш, все не так. Все как-то неправильно. И думаю, это непреодолимо. Ты очень хорошая девчонка, у тебя все будет отлично, но давай останемся друзьями.

Я ушла офлайн и закрыла программу, потом перебралась на диван и впервые за эту неделю расплакалась.

Теперь точно всё. То есть «всё» — было понятно еще неделю назад. Просто сегодня до меня это, наконец, дошло. Оно стало реальным, вступило в силу.

Невыносимо читать эти слова — «у тебя все будет отлично» — от того, кого любишь. Про «быть друзьями» даже думать смешно.

Еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько жалкой и никому на свете не нужной. Парень бросил, подруга ушла к другой подруге, а сама я заболела детской болезнью, когда до экзаменов чуть больше месяца.

Плакала и не могла остановиться, хотя и знала, что зеленые болячки от слез начнут чесаться еще сильнее. Я огляделась — где-то тут были бумажные салфетки… Но заметила только Гошу, взъерошенного, в зеленую крапинку.

Он стоял в дверях моей комнаты и внимательно смотрел на меня.

— Ты чего? — тихо спросила я.

— Я ничего… — задумчиво ответил он, подходя ближе ко мне и трогая лоб. — Почему ты плачешь?

От Гошиных вопросов я еще больше расплакалась, но ничего ему не ответила.

— С парнем своим поссорилась?

Гоша посмотрел на пол, наклонился и достал упаковку салфеток. Они лежали под стулом. Открыл и протянул мне. Я молча всхлипывала и вытирала нос.

— Не плачь, помиритесь…

Погладил меня по плечу и обнял за шею, тяжело вздохнув. Наверное, мы забавно смотрелись со стороны. Лохматые, с блестящими больными глазами и зелеными точками на коже.

Гоша молчал, крепче обняв меня. Я тоже обнимала его, думая о том, как сильно хочу домой… и что, будь у меня деньги, я бы не раздумывая уехала обратно. Навсегда. Почти так же, как сделала Лиза в прошлом году. Окончила институт, получила диплом и вернулась в Вятку. Правда, у меня ситуация сложнее.

— Ты только не уходи никуда… — прошептал Гоша мне на ухо.

Его голос дрожал. Гоша плакал, вцепившись пальцами в мой халат. Тут я поняла, что мы очень похожи. Намного больше, чем мне казалось раньше.

Не заметила, как успокоилась. Наверное, все у меня не так уж и ужасно, раз рядом есть Гоша, которому я нужна. Да и что скрывать — этот кареглазый хулиган тоже мне нужен.

На следующий день мы чувствовали себя лучше. Гоша позвонил домой по скайпу, и мы долго разговаривали с мамой втроем. Она, конечно, стала переживать о нашем здоровье и обещала прислать экспресс-почтой новую волшебную мазь, чтобы болячки лучше и быстрее заживали. А мне очень хотелось спросить, нет ли там, дома, такой мази, чтобы скорее склеить мое разбитое сердце. Но я молчала, а мама, казалось, и так все понимала.

— Как Илья? — спросила она под конец разговора.

— Все нормально, — соврала я, отведя глаза от монитора.

— Точно? — не верила мама.

— Ба, она плакала вчера, — выдал меня Гоша. — Еле успокоил.

— Вы поссорились?

— Да нет… — вздохнула я. — Просто он вернулся к бывшей девушке. Ездил с ней в Питер. Я случайно узнала…

— Ба, а я уже давно говорил ей, что этот Илья плохой, — снова вмешался Гоша, заставив меня улыбаться сквозь слезы. — Скажи ей, чтобы нашла себе нормального парня, а то она меня не слушает совсем!

Я вдруг представила, что выхожу на улицу, а на груди у меня висит табличка с надписью «Ищу нормального парня». Искать парня — смешно и грустно. Проблема в том, что искать не хотелось. Хотелось, чтобы сам нашелся. Я ведь не «искала» Илью специально — так сложились обстоятельства, что мы встретились.

— Конечно, найдет, — сказала мама. — Марусь, Лиза сегодня дома. Поговоришь с ней?

Я кивнула, и через минуту на экране появилось лицо моей старшей сестры. Лиза старше почти на шесть лет. Год назад она окончила институт в Москве и вернулась домой. Все пять лет, что она училась, мы переписывались почти каждый день. Электронные письма от всей семьи, ее ответы, звонки, фотографии в приложенных файлах. Мы думали, она рассказывала обо всем, ничего не скрывая. Видели снимки, с которых смотрела взрослая стильная девушка. Ее сложно было бы отличить от москвички. Кадры ставили на паузу ее улыбки, смех, взмах яркого шарфа и мягкий блеск новой кожаной куртки, и я почти уже чувствовала запах кофе из «Старбакса» — у Лизы появилась привычка пить кофе на ходу, которую я не могла понять. Большой белый стакан был спутником ее улыбки почти на половине фотографий, которые она прикрепляла к своим электронным письмам.

Только потом она призналась, что ей не нравилось в Москве. То есть нравилось — на расстоянии. Трудно было не восхищаться и не любить. Трудно было стать своей. У Лизы не получилось, а в чужом, пусть и лучшем городе земли, жить сложно — да и зачем себя мучить, если есть куда вернуться?

Наверное, то же самое происходило и со мной. Чужой город, чужая школа, чужой Илья, чужая компания, чужая Катя… Только Лиза сильная, а я нет.

Интересно, что она мне скажет сейчас?

— Ты плачешь не потому, что тебе больно, а потому, что снова нужно кого-то искать, к кому-то привыкать.

— Я не хочу никого искать, — возразила я. — Я хочу, чтобы он сам нашелся.

— Марусь, ты ведь уже знаешь, что нам обычно говорят в таких случаях? Все будет хорошо, все само наладится, появится парень и все такое. Да?

— Да, я знаю. Все так говорят.

— Это не так, Марусь.

— Почему?

— Он не появится, если ты будешь сидеть у компа и оплакивать свою бывшую любовь, если будешь ходить с грустным лицом, если будешь ждать, что Илья вернется, если будешь искать встреч с ним, если будешь пытаться его вернуть…

— …и что мне делать?

— Ничего особенного, — ответила Лиза. — Главное, не замыкайся в себе. Жизнь продолжается. Учись, общайся, улыбайся, даже через силу. Это помогает.

Мы проболтали с Лизой еще час. Хоть она и была далеко, я чувствовала, что мы рядом. Ее слова и истории не давали ложных надежд, не обещали безусловного счастья, но почему-то они нравились мне больше, чем обманчивый «пазитифф» журнальных статей, интернет-заметок и реальных знакомых.

Я отключила скайп, когда за окном уже начало темнеть. Пришло SMS от Юли. Прошлой осенью она дала мне почитать книгу об отношениях. Что-то там про Марс и Венеру говорилось в названии. Теперь она просила ее вернуть. «Тебе она вряд ли уже поможет», — писала Юля.

Я ничего не ответила, а рука сама потянулась к тонкому фотоальбому, в котором было всего семь наших общих с Ильей снимков — случайных и нерезких, я не нравилась себе на них. Открыла альбом — пусто.

— Гоша, это ты взял фотки из моего альбома?

— Да, — признался Гоша, не отрываясь от игры в приставку. — Это я.

— Где они? — серьезно спросила я.

— Лежат в надежном месте.

— Зачем ты их спрятал?

— Ты будешь смотреть на них и плакать, — сказал он. — А я не хочу, чтобы ты плакала.

Я вздохнула, но спорить не стала. Гоша почти всегда прав. Иногда мне кажется, что он вообще умнее меня. Во многом, если не во всем.

Вечером, ложась спать, я заметила, что пропал плюшевый медведь. Тот самый, которого Илья подарил. Его самый первый подарок. Мишка был коричневый, большой и мягкий, с черным бантиком на шее.

— Спокойной ночи, — сказал Гоша, заглядывая в мою комнату перед сном. — Ты что-то потеряла?

— Ты знаешь, — улыбнулась я.