Эолли или легкое путешествие по реке - Михаил Пак

— ?!

От неожиданности я едва не съехал на обочину.

— Девочку я увидела во сне, — сказала Нина Сергеевна. — И имя я ей тоже во сне придумала. Но родить дочь мне было не суждено. Так сын один вырос.

— А как его зовут?

— Костя.

— Чем он занимается?

— Ничем, — сказала с какой-то горечью в голосе женщина. — Связался со шпаной, институт едва закончил. Нигде не уживается, то там поработает, то здесь… Так и мается… А сейчас под следствием сидит, в комнате предварительного заключения.

— А что он натворил? — спросил я.

— Не знаю. Связано с каким-то воровством… Сын на себя всю вину взял, а его дружки за дурака его держат, на свободе гуляют. Дурень и есть, героя из себя строит.

— М-да, — протянул я, не зная, что еще сказать, чем поддержать бедную женщину.

— Когда вы позвонили, я подумала, что кто-то из его дружков явился. Поэтому вы уж извините, если что не так…

— Понимаю вас… А что адвокат говорит? Нанимали адвоката?

— Нет. Муж слышать об этом не хочет. Он говорит, что сын достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Я тоже согласна с ним… Но душа все равно болит. Сын у нас хороший, но слишком у него странное понятие о дружбе и мужской чести. Мы что-то упустили в его воспитании. Только вы не говорите Павлу Дмитриевичу, что Костя в следственном изоляторе, а то он сильно расстроится.

Мы остановились у неприметной дачи, огороженной проволочной оградой из сетки-рабицы. В глубине небольшого сада виднелся бревенчатый домик. Нина Сергеевна пошла туда первой, а я, закрыв машину и прихватив пакет с апельсинами, которые купил в овощном ларьке, зашагал по аккуратно выложенной дорожке.

Навстречу мне спешил пожилой мужчина, высокого роста, седовласый, одетый в клетчатую шерстяную рубашку, позади у крыльца осталась Нина Сергеевна и растерянно смотрела в нашу сторону.

Павел Дмитриевич протянул мне руку, и я пожал ее, мозолистую и достаточно крепкую.

— Значит, вы знакомы с Ене?! Она жива?! — взволнованно проговорил он.

— Да, жива, — подтвердил я. — Здравствуйте!

— Пройдемте же в дом!..

В доме Павла Дмитриевича было чисто и уютно, пахло табаком и кофе. Я рассказал ему подробно, как познакомился с докторшей Ене Черсуевной, как она лечила Таню и ее маму. Но, конечно, об Эолли я не обмолвился ни словом.

— Да, да, — кивал головой Павел Дмитриевич, глядя на меня глубокими светло-голубыми глазами, стараясь не упустить каждое мое слово. Затем он потрогал свои худощавые щеки, будто хотел удостовериться, хорошо ли побрился утром. И, вероятно, для себя уже приняв решение, взглянул на невестку.

— Ниночка, мне надо ехать в Москву! Ты помнишь расписание поездов?

— Зачем вам поезд? — вмешался я. — У меня машина.

— Прекрасно! — Павел Дмитриевич поднялся со стула. — Я только переоденусь, с вашего позволения.

Тем временем, мы с Ниной Сергеевной выпили по чашке душистого чая с домашним грушевым вареньем. Она рассказала, что свекровь умерла два года назад и Павел Дмитриевич, продав городскую квартиру, перебрался жить на дачу. Он долгое время работал инженером-мелиоратором, потом ушел на пенсию. Одному на старости лет трудно, но они с мужем и сыном часто его навещают. А еще Нина Сергеевна поведала, что свекор освоил компьютер-ноутбук и пишет мемуары.

Вскоре из соседней комнаты появился Павел Дмитриевич, весь преобразившийся, и словно помолодевший, со светлым открытым лицом, аккуратно расчесанными назад седыми волнистыми волосами. В белоснежной рубашке, с повязанным на шею строгим галстуком в синюю полоску и темно-коричневом костюме.

Он закрыл дверь, и мы сели в машину. Я довез Нину Сергеевну домой, и на всякий случай написал ей на бумажке номер моего мобильного телефона.

Ене Черсуевна возилась во дворе, одевшись налегке, несмотря на холодную погоду. Завидя нас с Павлом Дмитриевичем, направляющимся к дому, она оставила свое занятие и выпрямилась. Я шел, немного отставая от Павла Дмитриевича, несущего в руках букет красных роз.

Павел Дмитриевич поравнялся с хозяйкой дома и просто рассматривал ее. Ене Черсуевна тоже молчала. Она перевела взгляд на меня, потом снова на гостя.

— Ну, здравствуй, Ене!.. — заговорил Павел Дмитриевич.

Старушка стояла не шелохнувшись.

— Неужели!.. — вырвалось у нее. — Павел?!.

Они обнялись. А дальше старики заговорили по-английски. Это был язык их юности. Так им было удобней.

Я вернулся к машине и поехал в Москву. Всю дорогу думал о сказанном Ниной Сергеевной, о девочке Эолли, которую она мечтала родить.

Я был уже недалеко от дома, ехал по улице Свободы, когда зазвонил мой сотовый телефон.

— Здорово, Андрей! — приветствовал кто-то простуженным басом. — Это Борис.

— Борис?.. — секунду я замешкался, но потом догадался, что это Бык, верней, Авдеев. — Вы в Сингапуре?

— Только что прилетел. Еду с аэропорта. Надо встретиться.

— Когда?

— Через час. В том же ресторане на Чистых прудах.

— Хорошо.

У Восточного моста я развернулся и поехал в сторону центра.

Борис Авдеев был в бежевом пиджаке, с повязанным на шею цветастым платком. Платок обхватывал его бычью шею и, в отличие от прошлой встречи, выглядел теперь не так броско и ярко. Его повязала нынче, должно быть, чья-то женская рука, аккуратно и даже с некоторым шиком.

Он заказал неизменное доминиканское жаркое себе и мне, но прежде попросил принести официанта чашку горячего молока.

— В отеле я спал при включенном кондиционере, и горло прихватило, — объяснил он мне свою охриплость. — Выпью горячего молока и пройдет. С детства мама приучила. Ну, как дела твои?

— Нормально, — ответил я.

— Стало быть, ты готов работать со мной?

— Да.

— Добро, — кивнул удовлетворенно Авдеев и достал из внутреннего кармана пиджака серый конверт, положил предо мной на стол. — Это аванс.

— Не рано ли?

— Лучше рано, чем поздно.

— Но я должен вам поставить и свое условие.

— Какое?

— Работа, которой мне предстоит заняться — непредсказуема, — сказал я. — Нет никакой гарантий, что конечный результат может оказаться положительным на все сто процентов. Вы это должны знать.

— Меня устраивает девяносто девять процентов, — с серьезностью, без тени улыбки на лице, проговорил Борис.

Подошел официант, принес на подносе чашку горячего молока для Авдеева. Тот сделал глоток, сказал:

— Прибери деньги-то.

Я взял конверт, сложил его вдвое и сунул в задний карман брюк.

— Бывал за границей? — спросил мой собеседник.

— В Чехии и Прибалтике, по разу, — ответил я.

— А хочешь поехать в Сингапур?

— Зачем?

— Посмотришь, как люди живут.

— Да мне и здесь неплохо.

— Чтобы понять в какой стране живешь, надо почаще выезжать за границу. Ладно, еще успеется. Поедешь. А что я о Сингапуре-то заговорил… Я туда пятый раз уже летал за три года. Симпозиумы разные, то да се. Знал бы китайский — пожил бы пару годиков. Там знаешь, какой порядок! Чистота всюду! Плюнул на улице или бросил окурок — штраф 300 долларов! А жевательную резинку вообще нельзя ввозить в страну! Во как! Ну, конечно, Сингапур не Россия…

Принесли жаркое. Мы принялись есть.

Авдеев не спросил меня, не поинтересовался, что за история приключилась с нами, почему мы с Эолли попали в милицейский участок.

Я вспомнил Нину Сергеевну, о ее беде с сыном. Представил, как Павел Дмитриевич расстроится, узнав о внуке. А старику уже немало лет. Но закон суров, он холоден к правонарушителям, не спрашивает, есть ли у них пожилые родственники. Переступил черту, будь добр — отвечай!

— Что, есть проблемы? — поинтересовался Адеев, разрезая ножом мясо. Он будто читал мои мысли.

— Да нет, — сказал я.

— Точно?

— Так… молодой парнишка, сын моих хороших знакомых, в Твери сидит в КПЗ. За кражу киоска. Крали, похоже, его дружки, а он на себя все взял. Из чувства мужской солидарности.

— Молодежь пошла нынче… Как зовут паренька?

— Костя. Костя Левин.

Вскоре мы покончили с едой и Авдеев, вытерев рот салфеткой, сказал:

— Кофе будем пить на моей даче. Заодно и с производством ознакомишься.

На улице я увидел троих крепких ребят, один из них открыл дверцу черного "Вольво", усадил Авдеева, сам сел рядом с водителем, а остальные — в джип. Я не знал, что у Авдеева охрана, в прошлый раз я ее не видел, а скорей всего, не обратил внимания.

По кольцевой дороге мы поехали на восток. Я на своей старенькой "Тойоте" старался не отставать от "Лендкрузера" и "Вольво", которые неслись вперед на бешенной скорости. Минут через двадцать кортеж наш завернул, если судить по указателю, в поселок Крошино. Ехали еще минут пять, заехали в ворота, которые раскрылись автоматически — и оказались во дворе большой дачи, огороженной высоким забором. Сразу слева рядом с забором стояло длинное вытянутое здание. У крыльца четверо рабочих в синих спецовках грузили в микроавтобус "Газель" какие-то коробки. В глубине сада с березками возвышался двухэтажный кирпичный особняк.