Дело чёрного старика - Андрей Толоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Илья Петрович, – повернувшись к Панкратову, заговорил Глущенко, – я к вам со всем уважением. Вы начальник честный. Лишнего на нашего брата никогда не вешали. Я вам и после камеры скажу, что не обносил я эти хаты. Не обносил.
– Тогда опять два вопроса. Первый: на какие шиши ты в Михайловске почти неделю кутил?
– Ой! Поймали, да?
– Быстро отвечай или мы пошли обедать, – Панкратов давил на Глухого авторитетом.
– Костя Рыжий куш снял в Сочах. Долг вернул.
– Много вернул?
– Полтора куска.
Панкратов и Рыбак переглянулись. Рыбак понял немой вопрос начальника. Действительно, Рыжего на днях видели в городе.
– Хорошо, – продолжал Илья Петрович. – Второй вопрос: откуда у тебя на квартире нашли вот это колечко, – Панкратов указал на кольцо с сапфиром, очень похожее на то, которое пропало из квартиры Надежды Петровны.
– Вот это подстава, Илья Петрович. Век воли не видать, не моё это. Не знаю, как ко мне на хату залетело.
– Вспоминай. Кто приходил. Что приносил.
– Погоди– погоди, – Глухой округлил глаза, – на прошлой неделе. В понедельник или во вторник. Нет, в понедельник, собирались у меня, в буру играли. Там много народу было.
– Кто? Перечисляй, – Рыбак приготовился записывать.
– Рыжий в тот день приехал. Слон был. Колян Рябой. Два этих, молодых, Хвост и… высокий такой. Забыл, как его погоняло. Болт…
– Стоп, – остановил Глухого Панкратов. – А кто такой Болт?
– Да он недавно появился. Не местный. Откинулся и решил у нас перекантоваться. Говорит, в столицу скоро дёрнет. Может уже и дёрнул. По нашим понятиям вор честный.
– Где его найти?
– Ишь ты, начальник! – хмыкнул Глухой. – Мы не вы. Мы прописку не спрашиваем.
– Понятно. Давай дальше.
– Я быстро ушёл. Краля у меня в тот день была смазливая. Ну мы к ней на хату забурились. Это можно проверить. Адресок дам.
– Проверим, – сказал Панкратов и посмотрел на Виктора. – Проверим?
– Проверим, – ответил Рыбак. – Адрес говори.
1972 год. 9 октября. 22:19
Терёхина в этот день дежурила на служебной вахте. Был понедельник и вечером театр быстро опустел. Маргарита собиралась уже закрывать служебный вход, как вдруг к вахте подошёл худощавый парень с большой сумкой. Он как-то странно себя вёл. Глаза его при виде строгой вахтёрши забегали.
– Ну-ка, уважаемый, подожди. Не торопись, – остановила парня Маргарита. – Кто такой.
Маргарита видела уже этого персонажа в театре, но сейчас она была при власти и как этим не воспользоваться.
– Я Валера Жуков, художник-модельер. Я работаю здесь.
– А! Художник! В сумке что? Кисточки?
– Я художник-модельер. Я придумываю и шью костюмы для спектаклей.
– Это по-нашему, по-простому – портной.
– Хорошо. Пусть будет портной. Я могу идти? Уже поздно. Мне нужно домой.
Маргарита насквозь видела Валеру. То, что в сумке он что-то выносит, сомнений не было.
– Сумочку открываем. Если всё в порядке, то можешь ехать домой.
– А почему так? – удивился Валера. – Никогда не было никаких проверок. Вы что мне не верите?
– Конечно, не верю, – убедительно ответила Терёхина. – Я, Валерик, даже себе не верю, а тебе тем более. Открывай.
Жуков замялся. Он поставил сумку на стол и медленно открыл её.
– Доставай, что там у тебя, – приказным тоном сказала Терёхина.
Валера начал выкладывать содержимое сумки. На столе лежали кроме альбома, набора карандашей и всяких портняжных причиндалов, два отреза ткани.
– Это что? – указала на отрезы Маргарита.
– Это ткань. Мне она нужна для работы.
– А мне нужны для работы несуны, такие как ты. Иначе, зачем я нужна? Тогда тётя Рита останется без работы.
– Я это беру для работы дома. Потом…
– Потом суп с котом, – перебила Жукова вахтёрша. – Директор знает?
– Знает, – неуверенно произнёс Жуков.
– Тогда мы сейчас позвоним ему домой и спросим, – Терёхина сняла трубку и начала искать в списке номер Брука.
– Не надо, – шепнул Валера. – Не надо. Я всё это отнесу на место. Простите.
– Бог простит, – продолжая шарить глазами по списку, ответила Терёхина. – А я должна доложить о краже.
– Какой краже?
– Краже государственного имущества. В данном случае двух отрезов ткани.
– Послушайте, как вас там зовут?
– Маргарита Львовна.
– Маргарита Львовна, я сейчас всё вам объясню.
Маргарита ждала этого момента. Сейчас этот парень плотно присядет на её крючок. У Терёхиной появится свой человек в театре. Человек этот будет верен ей, потому что она станет обладателем его секрета. Валера рассказал Терёхиной, что он живёт бедно. Ему надо подрабатывать, чтобы иметь свободные деньги. Что у него даже нет девушки, потому что для неё нужны время и средства. Он сэкономил этот материал, поэтому забрал его. Дома он сошьёт клиенту костюм или платье и заработает на этом.
– Хотите, я вам сошью, – предложил Валера Терёхиной. – Бесплатно. Вы знаете, как я хорошо шью.
– Сошьёшь, если раньше тебе дело не сошьют, – Маргарита вырвала из тетради двойной лист и положила рядом ручку. – Садись. Пиши все, что мне рассказывал сейчас.
– Зачем?
– За тем, что если ты ещё раз повторишь подобное, я эту твою исповедь отнесу директору. Понял?
– Понял.
Валера безропотно сел и всё написал.
1972 год. 24 октября. 11:40
– Зиновий Моисеевич, я от вас этого не ожидала! – Пожарская буквально ворвалась в кабинет директора. – Как мне это понимать?
– Ты о чем сейчас, Люба, – спокойно, не реагируя на эмоциональный взрыв Пожарской, спросил Брук.
– О чём? О Лебедевой, которая почему-то переехала ко мне в гримёрку.
– А! – Брук положил очки на стол и подошёл к Любе. – Прости. Я должен был тебе сразу сказать. Закрутился. Старым становлюсь. Не сердись на меня.
– Что вы виляете, Зиновий Моисеевич?!
– Понимаешь, это ненадолго. День, максимум два. У них в гримёрке сильно воняет с утра.
– И что?
– Там, похоже, под полом крыса сдохла. Вонь стоит жуткая.
– И вовсе она не сдохла.
– Это почему? – не понял Пожарскую Брук.
– Потому что она сидит у меня, целая и невредимая.
– Ну! Люба! Ты уж не уподобляйся.
– Простите, Зиновий Моисеевич, – Люба поняла, что переборщила с претензиями. – Похоже переопылилась.
Брук снисходительно посмотрел на Пожарскую и взял руку девушки в свои морщинистые ладони.
– Я вызвал мастеров. Пол вскроют. Всё уберут. И Лебедева от тебя съедет, – сказал он. – Ты уж там как-нибудь отрегулируй ситуацию.
– Хорошо. Я справлюсь.
Когда Пожарская вернулась, Светланы уже не было. Вещи её были в гримёрке. На стуле в углу стояла дамская сумочка. Плащ и зонтик висели на вешалке. Только Пожарская присела за свой стол, как вошла ассистент режиссёра Зиночка и сказала, что Любу вызывает Забродский. Люба пошла к нему в кабинет. Но там главного режиссёра не было. Она решила подождать. Прошло минут десять. Забродский не появлялся. Люба решила пройтись по театру, может кто-нибудь его видел. Один из актёров сказал, что Забродский с художником на сцене. Пожарская застала Бориса Константиновича за обсуждением декораций к новому спектаклю. Он активно спорил с художником. Дело дошло до разговора на высоких тонах. Выбрав небольшую паузу, Люба подошла к главному.
– Борис Константинович, вы меня вызывали? – спросила она.
– Я? Тебя? – Забродский был настолько взволнован и зол из-за спора, что с трудом воспринимал Пожарскую. – Не помню! Я уже ничего не помню и не понимаю. Вот посмотри на это!
Забродский взял Любу за руку и подвёл к небольшому столику, на котором лежали эскизы. Он стал показывать девушке картинки одну за другой и при этом возмущаться:
– Как вообще в пьесе «Пять вечеров» может быть вот это на сцене?! Люба, ты это понимаешь?
Пожарская не читала пьесу Володина, и поэтому ей сложно было как-то оценить эскизы декораций.
– Борис Константинович, я вам тут не советчик. Я не знаю содержания. Судить не могу.
Забродский будто очнулся. Он посмотрел на Любу пристально.
