Дело чёрного старика - Андрей Толоков

из пепла восстать должно. Иначе и быть не может. Куда тогда девать пылкую страсть этих молодых энергичных мальчишек и девчонок. Согласен с Розенбаумом: «Всё вернётся. Обязательно ещё вернётся…».

Василий поднялся на второй этаж и зашёл в приёмную директора. Секретаря, как в былые годы, на месте не было. Дверь в кабинет директора была открыта. Куприянов заглянул в него. За столом сидела женщина средних лет, с пышной причёской и «партийным» макияжем. Она была поглощена своей работой и не замечала стоявшего в дверях гостя.

– Здравствуйте! – стараясь не напугать женщину, негромко сказал Василий.

– Здравствуйте! – ответила хозяйка кабинета. – Вы кто и по какому вопросу?

– Моя фамилия Куприянов, – сыщик раскрыл служебное удостоверение, – Василий Иванович. Я из уголовного розыска.

– Из угрозыска? – женщина удивилась и привстала. – А собственно говоря, что вас привело к нам театр? У нас что-то случилось? – её глаза испуганно забегали.

– Нет. Извините, что я вас напугал. Вы директор?

– Да! – женщина вытянулась в струнку. – Матвеева Татьяна Васильевна.

«Судя по выправке, – оценивал поведение Татьяны Васильевны Куприянов, – тётенька из бывших номенклатурных. У них ещё остался трепет перед красными корочками. Это неплохо. Получу максимум информации».

– Татьяна Васильевна, давайте присядем и поговорим.

– Да! Конечно! – и Матвеева как по команде плюхнулась на своё кресло.

– А где у вас секретарь? – поинтересовался Василий.

– Секретарь? – директор хмыкнула. – Она не пришла сегодня на работу. Видите ли, задерживают зарплату. Она считает, что это причина для прогула. Вот такие нравы у нас нынче.

– Может быть, она где-то зарабатывает на жизнь, – вступился за неизвестную ему секретаршу Куприянов. – Без зарплаты сами понимаете, не прожить.

– Не могу с вами не согласиться, – Матвеева тут же сменила свою позицию. – О чём тут говорить, если даже главный режиссёр торгует сантехникой! А что? Надо выживать. Работа в театре это нынче как хобби. А трубы и унитазы это деньги. Осуждать не имею права.

– Татьяна Васильевна, мне нужна ваша помощь.

– Конечно, конечно!

– У вас в театре работала такая женщина Терёхина Маргарита Львовна. Мне нужна о ней информация.

– Ой! Простите, забыла как вас?

– Василий Иванович.

– Василий Иванович, я пришла на должность директора в начале прошлого года. Про Терёхину ничего не знаю. Я даже не слышала такой фамилии.

– А отдел кадров у вас ещё работает? Может быть, в архиве есть то, что мне надо?

Директриса послушно кивнула и, судорожно щёлкая ногтями по большим стёртым кнопкам телефонного аппарата, набрала номер отдела кадров. Через несколько минут перед Куприяновым стоял аккуратный седой старичок, начальник отдела кадров областного театра. Он невозмутимо смотрел на Куприянова поверх очков в тонкой металлической оправе.

– Сергей Сергеевич, – обратилась к старику Матвеева, – Товарища из угрозыска интересует одна персона, работавшая в нашем театре. Как вы сказали её фамилия? – спросила она у Василия.

– Терёхина Маргарита Львовна.

Сергей Сергеевич опустив голову, вопросительно посмотрел сначала на Матвееву, а потом и на Василия.

– Простите, а нельзя было по телефону сказать, зачем меня сюда вызывают? – с обидой сказал старик. – Я взял бы все необходимые документы.

– Ради Бога извините, Сергей Сергеевич, – принял на себя удар Куприянов. – Я не совсем понятно объяснил Татьяне Васильевне про Терёхину. Если вам нетрудно, пойдёмте к вам в отдел, и вы мне всё про неё покажете и расскажете.

Василий понял, что Матвеева ему больше не нужна и решил переключиться на Кустова, так была фамилия старика. Этот типичный канцелярский человек поведал Василию всё, даже больше.

– Вот, пожалуйста, Маргарита, – Кустов положил перед Куприяновым пыльную карточку Терёхиной. – Принята на должность билетера шестнадцатого мая семьдесят второго года. Перед Новым годом переведена на должность гардеробщицы.

– Это я прочитаю сам, – остановил старика Василий. – Вы, Сергей Сергеевич, расскажите мне то, что здесь не написано.

Кустов замолчал. Он снял очки, положил их в нагрудный карман и спросил:

– А что именно вы хотели узнать?

– Ваше личное мнение о Терёхиной.

– Моё личное мнение об этой женщине никого не интересовало тогда, когда она у нас работала. Так что изменилось сейчас?

– Она погибла. Скорее всего, совершила самоубийство.

– Терёхина? Самоубийство? – Кустов сильно удивился.

– Вы удивлены?

– Это не в её стиле. Она человек очень жёсткий, хитрый…

– Была, – вставил Василий.

– Простите! Была. Не знаю, почему Брук ей потакал. Наверное, была веская причина.

– Брук, это директор, если мне не изменяет память?

– Да. Бывший директор. Нет. Не подумайте. Он человек честный, хороший. Фронтовик. Просто с Маргаритой он вёл себя странно.

– А в чём странность? – Василий чувствовал, что Кустов что-то не договаривает. – Дело прошлое, Сергей Сергеевич, вываливайте всё что знаете.

– Здесь в документах, – Кустов ткнул указательным пальцем в карточку, лежащую на столе, – нет главного. Терёхина была судима. Но Зиновий Моисеевич просил это скрыть. Я… вы поймите, я только пришёл тогда на эту должность. Я сделал, как он просил. Следов о её судимости вы не найдёте. В этом деле, конечно. В других документах наверняка что-то есть.

– Это всё?

– Остальное есть в деле.

– С кем она дружила? С кем была в хороших отношениях.

– Терёхина была в хороших отношениях только с теми, от которых что-то зависело. С Бруком, с Забродским, с нашим партийным секретарём – Кабановым. С ним они вообще выпивали порой. Он хоть и не был освобождённым, но в нужном месте мог замолвить словечко.

– С вами тоже?

– Со мной не получалось. Я знал о её судимости и держал дистанцию.

– Но не мешали?

– Из уважения к Зиновию Моисеевичу, – положив руку на грудь, ответил Кустов. – Я старался не вмешиваться. Но разве что… – Кустов внезапно замолчал.

– Договаривайте, Сергей Сергеевич.

– Брук разрешал Маргарите подрабатывать в кассе. Я пришёл к нему и начал возмущаться. Нельзя судимой доверять деньги. Но Зиновий меня отругал.

– За что?

– За то, что я не доверяю людям. Мол, надо помогать оступившимся когда-то встать на правильный путь. А как это сделать без доверия? Ну и тому подобное.

Василий взял со стола карточку Терёхиной и прежде чем попрощаться с кадровиком, спросил:

– А Брук ещё жив?

– Да! Он сильно болен. Возраст. И дочь говорит, что бредит. Память отказала. Хотите адрес?

– Да.

Кустов взял листок и аккуратным почерком написал адрес и телефон.

– Сначала позвоните. Дочь – Нина Зиновьевна, – предупредил Сергей Сергеевич.

1972 год. 25 сентября. 9:20

Маргарита вышла из трамвая за остановку до нужной ей улицы. Она шла в частный дом по улице Чапаева. Бабушка, божий одуванчик, сдавала там пристройку за пять рублей в месяц. Маргарита поселила в эту пристройку Дмитрия Болотина, по кличке Болт. Это младший брат её бывшего подельника Аркаши. Болотин – старший умер через год после освобождения. Он слёзно просил Риту не бросать младшего брата. А зачем его бросать? Парень крепкий. Дело воровское знает смолоду. Рита потащила Болта за собой на юг. Она знала, для чего он ей пригодится. Пригодился.

– Марго! – недовольно проскрипел прокуренным голосом Болт, натягивая на голову лоскутное старое одеяло. – Чего так рано припёрлась? Я только утром спать лёг.

– Опять шарился где-то? – недовольно шипела Маргарита. – Я же тебе запретила светиться. Тебе что бабла мало, что на хате у артиста взял?

Болт откинул одеяло и сел на кровати, свесив крепкие волосатые ноги.

– Марго, – продолжал скрипеть Болт, – это что за бабки? Фуфло это, а не бабки. Если я где фантики эти покажу так на вышак и подпишусь. На хрена нам эта валюта?

– Ты, Дима, мне не гони. Там кроме валюты бабла ты взял хорошо. А валюта тебе и правда не нужна, – Марго поставила на стол небольшую сумку, что принесла с собой. – Сваливай все фантики сюда. Рубли оставь себе. Но не светись нигде. Ты мне очень нужен, Дима. Мы с тобой в этом городе озолотимся. Главное Болт, слушай меня. Мамка тебя дурному не научит.

Болт встал на колени, открыл заслонку поддувала у печки и, пошарив там рукой, достал приличных размеров сверток. Отряхнул его от золы и положил в сумку.

– Смотри сама не спались, – сказал Болт и ехидно хихикнул.