Trailing The Bolsheviki Twelve Thousand Miles With The Allies In Siberia - Carl W. Ackerman
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Хабаровске, прогуливаясь однажды утром по рынку, я увидел группу мужчин, собравшихся вокруг старого крестьянина, человека, искалеченного и мозолистого от тяжелой работы. В своих дергающихся руках он держал документ на участок земли под Самарой. Физически сломленный, он рассказывал свою историю, плача при этом, как ребенок с разбитым сердцем.
"Когда большевики пришли ко мне домой, они спросили: "Кому принадлежит это имущество?". Я ответил: "Мне..."". Толпа была в нетерпении и молчала. "Как давно вы здесь живете?" - спросил комиссар. "Пять лет", - сказал я. "Тогда убирайся", - сказал он. У тебя это было достаточно долго"... и он забрал мой дом, моих коров, моих гусей, мою муку и зерно, и..." и он закончил со слезами, пока заинтересованные жители деревни рассматривали его "клочок бумаги".
Вернувшись во Владивосток с севера, я почти сразу же начал двухмесячное путешествие в глубь Сибири, через степи в Омск и через границу между Азиатской и Европейской Россией в Екатеринбург и Челябинск, где в то время находились штабы чехо-словацких армий на Уральском фронте. От Тихого океана до этих гор, с которых добывают много драгоценных камней и девяносто до контрреволюции это было приятное путешествие, занимавшее шесть дней. Сегодня этот путь с величайшими трудностями занимает от трех до четырех раз больше дней, в зависимости от способа передвижения. На специальном поезде можно добраться до Омска за девятнадцать дней, а на "обычном" или воинском поезде - за месяц. Только около сорока процентов локомотивов могут быть использованы, а на некоторых участках и того меньше. Лучшие железнодорожные вагоны были захвачены различными армиями, отечественными и иностранными, а то, что осталось для "путешествующей публики", напоминает обветшалые деревянные вагоны, которые можно увидеть заброшенными на некоторых американских верфях. Путь, хотя и сильно нуждается в ремонте и внимании, все еще способен выдержать бремя спущенных колес и тяжелых вагонов гораздо лучше, чем пассажиры!
Прежде чем попасть в Сибирь, нужно проехать тысячу миль через Маньчжурию, провинцию Китая, которую царь считал своей особой сферой влияния. Маньчжурия сегодня - это улей спекуляции и торговли. Длинные караваны, запряженные верблюдами и волами, движутся через всю страну с сырьем для японских и европейских рынков. Через Харбин идут вагоны и повозки с промышленными товарами, часть которых в конце концов достигает Сибири, но к тому времени те вещи, которые в Китае стоят несколько копеек, в Иркутске и Омске продаются за сотни рублей. Двадцать сигарет в пачке продаются за три цента на станции Маньчжоули, пограничном городе Маньчжурии. В Челябинске они стоят восемьдесят центов. Дубленки, которые харбинские купцы продают партиями по семь долларов за штуку, исчезают с прилавков Иркутска с прибылью в пятьсот процентов, и это несмотря на то, что Сибирь была одной из величайших стран-производителей меха в мире. Сахар, который в Северном Китае стоит столько же, сколько в Соединенных Штатах, стоил два доллара за фунт, когда я купил его на железнодорожной станции недалеко от Тайги. Китайский чай и рис - роскошь на Севере. А соль! Соль настолько ценна в России, что когда я зашел в один из магазинов Екатеринбурга и попросил купить немного, старушка за прилавком посмотрела на меня с удивлением.
"Что, - спросила она, - соль? Ты с ума сошла?"
Покупать соль - все равно что искать другие товары, которые раньше импортировала Сибирь, и я обнаружил это, как только снова пересек границу этой империи безграничных возможностей и трагедий. Контрреволюция большевиков настолько искалечила железные дороги и так дезорганизовала каналы торговли, что поставки извне более скудны, чем товары немецкого производства во Франции. И все же те продукты, которые производятся в стране, дешевы, дешевы для американца, приученного к высокой стоимости еды, но дороги для русских. Часто я покупал жареного гуся за восемнадцать и двадцать центов за фунт, сливочное масло за девятнадцать и двадцать пять центов, а лучшие куски говядины примерно за ту же цену, но это было при увеличении от пятидесяти до ста процентов по сравнению с обычными ценами мирного времени. А что касается соли, кофе, овощи, консервированные и свежие фрукты, их больше не существует, насколько это известно россиянину в глубинке.
В экономическом отношении Сибирь можно разделить на три района. От Владивостока через всю Маньчжурию до станции Маньчжоули - изобилие зерна и мяса. В Харбине, центре этого района, есть все продовольственные роскошества мира. На Байкале, в горном районе вокруг озера, которое почти такое же большое, как озеро Верхнее, наблюдается такая нехватка продовольствия, что голод в настоящее время более распространен, чем в любой другой части России, не исключая Петроград и Москву. От Иркутска, который находится на другой стороне озера, если ехать вглубь страны к Уралу, такие продукты, как масло, мясо, хлеб и рыба, в изобилии. Но вся Сибирь, что касается домашней утвари и любой одежды, голодает.
Прибыв в Иркутск ранним зимним утром, проснувшись на рассвете и увидев, как солнечные лучи рельефно высвечивают белоснежный горный хребет, окаймляющий Байкал, я отправился в санях на базар. Иркутск, говорят, самый холодный город в Сибири, но не потому, что температура опускается ниже семидесяти градусов ниже нуля, а из-за сильных туманов и сильной сырости. Когда я ехал с вокзала по временному деревянному платному мосту через реку Ангару в сам город, туман был настолько плотным, что я не видел ни воды, ни вагона впереди. К одиннадцати часам город все еще был покрыт туманом. К полудню выглянуло солнце с коротким нерегулярным визитом, и я отправился на рыночную площадь от американского консульства, куда зашел погреться, а также узнать о телеграммах.
В каждом сибирском городе есть свой рынок, в некоторых даже два или три, но всегда есть "большой базар". В Иркутске был большой рынок, который был типичен для других, которые я посетил в Томске, Тайге, Омске, Екатеринбурге и Челябинске. На самом деле, это были не рынки в нашем понимании этого слова. Это была коллекция лавок-барахолок. На огромной площади располагалось несколько сотен ларьков и столько же ветхих каркасных лачуг, временных, побитых непогодой каркасных строений, выходящих на узкие улицы. На