Жизнь Марии Медичи - Сергей Юрьевич Нечаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У всех складывалось впечатление, что дело явно старались замять. Подавленный этим, председатель суда, в конце концов, был отстранен от должности, а на его место был назначен друг королевы. После этого высший суд вынес свое решение: с герцога д’Эпернона и маркизы де Верней снималось выдвинутое против них обвинение, а вот Жаклин д’Эскоман в июле 1611 года была приговорена к пожизненному тюремному заключению. Заметим, что ее продолжали держать за решеткой и после падения Марии Медичи — так опасались показаний этой «лжесвидетельницы».
Историк Анри Мартен пишет:
«Герцог д’Эпернон и мадам де Верней, со своей стороны, стали утверждать, что их оболгали, и потребовали смерти своей обвинительницы. Процесс длился шесть месяцев и закончился оправданием всех, кого обвиняла д’Эскоман, ее же саму приговорили к пожизненному заключению. В головах у многих остались большие сомнения».
Интересно, что примерно в это же время некий прево (королевский чиновник) из Питивье, преданный слуга маркизы де Верней, был арестован за то, что говорил об убийстве короля еще тогда, когда оно только совершалось. Но во время суда его не удалось допросить, так как он был найден в камере задушенным.
Все эти факты выглядели так странно, что невольно напрашивался вывод: Франсуа Равайяк был лишь орудием в руках маркизы де Верней и герцога д’Эпернона, а возможно, и самой Марии Медичи, потому что именно она в конечном итоге распорядилась прекратить все преследования по этому делу. А, в самом деле, не помирились ли обе соперницы на базе обоюдного желания уничтожить мужчину, который их обманывал? Версия вполне вероятная.
Фаворитка, маркиза де Верней, знала, что Шарлотта Маргарита де Монморанси могла занять ее место и, может быть, стать женой короля. Она не забыла ни одной из своих погубленных надежд, ни одного его обмана. Она люто ненавидела короля, продолжая разделять с ним ложе. Разве этого недостаточно для возникновения мысли об убийстве?
Со своей стороны, причины желать устранения короля были и у Марии Медичи. Бурный роман Генриха с Шарлоттой Маргаритой де Монморанси, ставшей женой принца де Конде, вызвал серьезные опасения флорентийки. Зная характер Генриха, она допускала, что он может пойти на развод с ней или приблизить Шарлотту-Маргариту настолько, что она приобретет решающее влияние при дворе. Она просто не в силах была вынести того, что стала посмешищем всей Европы, и мечтала взять реванш, став регентшей королевства.
Таким образом, обе женщины, с большой для себя пользой, смогли объединить свою злобу. В этой связи весьма красноречивым выглядит один факт: после смерти короля маркиза де Верней попросила узнать у Марии Медичи, можно ли ей вновь появиться в Лувре. Королева, которую чувство ревности никогда не отпускало, передала в ответ: «Я всегда буду относиться с уважением ко всем, кто любил короля, моего мужа. Она может вернуться ко двору, ей здесь всегда будут рады…» Это, конечно, не могло не удивить. Однако Генриетта д’Антраг, маркиза де Верней, недолго прожила рядом с королевой.
В один прекрасный день она исчезла из Лувра, перебравшись в свой дом в Верней, где вела угрюмое существование и где, забытая всеми, умерла в 1633 году, в возрасте 59 лет.
Остается лишь отдать должное Равайяку, который даже под пыткой не выдал никого из людей, которые так вероломно использовали его фанатизм, и унес свою тайну с собой.
* * *А может быть, и это совершенно не исключено, и эту версию поддерживают многие историки, Франсуа Равайяк был просто человеком, банально лишенным рассудка. В частности, биограф Генриха IV Андре Кастело пишет:
«Он не был полностью сумасшедшим — скорее, он был неуравновешенным. Он достиг физического расстройства, которое часто выражается в патологических галлюцинациях. Когда его спросили, кто он по профессии, он ответил, что “призван усовершенствовать процессы, происходящие при дворе”».
В самом деле, Равайяк три раза пытался добиться встречи с королем, чтобы объяснить ему, что жить и управлять государством нужно совсем не так. Ярый католик, неудачно пытавшийся вступить в иезуитский орден и не скрывавший недовольства той терпимостью, которую проявлял Генрих к своим бывшим единоверцам-гугенотам, Равайяк стремился добиться приема у короля, чтобы предостеречь его против такого опасного, как ему казалось, курса, но его каждый раз отправляли восвояси. По словам Андре Кастело, «результатом его рефлексии стало решение убить короля, так как ему не удалось поговорить с ним от имени Бога». Считая себя посланником Божьим, Равайяк просто перешел ту границу, которая отделяет нормального человека от помешанного. С другой стороны, тот же Андре Кастело констатирует:
«Нужно признать, что кинжал Равайяка способствовал реализации всех чаяний возможных заговорщиков: армия была распущена, договор с герцогом Савойским расторгнут, де Сюлли снят с должности. Победила происпанская партия, королева стала регентшей, д’Эпернон и Кончини на какое-то время стали хозяевами в королевстве… Франция оказалась вывернута наизнанку, как перчатка».
В любом случае (и в этом следует отдавать себе отчет) несчастный Равайяк, может быть, и считавший себя благородным орудием Провидения, на самом деле был лишь жалкой игрушкой в руках неких гнусных махинаторов. Это тем более верно, что никто еще не отменял и такой прописной истины, что людьми легче управлять, воздействуя на их пороки и слабости, чем взывая к их добродетели.
