Пришествие Аватара - Валерий Федорович Евтушенко

Потрясенный Гончаренко и не менее удивленная травница набросились на парня с вопросами о том, как он смог это сделать, но тот только пожимал плечами:

— Само собой вышло.

Восхищенный Гончаренко не мог придти в себя:

— Да тебе, парень, цены, нет. Это же дар божий так врачевать раны, да тебе в Москву надо с такими способностями. Кстати, Матрена Ниловна, — обратился он к хозяйке, — я читал где-то, иногда, если кто-то пережил клиническую смерть, или, скажем, выжил после удара молнии, или черепно-мозговой травмы, то у него проявляются всякие необыкновенные способности. Может, и у этого паренька тоже в связи с потерей памяти появилось такое умение?

— Кто ж его знает, может так, может и нет. Знаешь, оно по всякому бывает, может, кто научил, а может дар божий, от рождения. Да, что толку гадать? Ты постарайся узнать, кто он, вдруг действительно, разыскивают его отец да мать или кто из родственников, а он у нас тут, бедняга, мается. Кстати, — вспомнила женщина, — что там нового в мире делается, у меня радио не работает, батарейки сели еще в июле…

Гончаренко спохватился:

— А так вы ничего не знает? Тут недавно было ГКЧП. Горбачева нашего-то в Крыму где-то на даче закрыли, а это самое ГКЧП власть хотело захватить, государственный переворот готовили, — со значением поднял он палец вверх, — но не получилось. Арестовали их всех, значит, и министра обороны и председателя КГБ, а наш министр, говорят, самоубийством жизнь покончил. Вот так, теперь все в Лефортове сидят. А сейчас, выходит, Ельцин у нас за главного, хоть вроде и Горбачев еще при делах, привезли его, назад в Кремль из Крыма.

— Ой, что деется-то, что деется, — вздохнула, Матрена Ниловна, — так я и думала, что вся эта перестройка до добра не доведет.

— Это точно, — согласился капитан.

4.

Наступила зима. В деревне электричества не было и долгими зимними вечерами Матрена Ниловна и ее постоялец при свете керосиновой лампы проводили досуг в неторопливых беседах. Правда, говорила в основном старушка, а юноша больше слушал, иногда только задавая какой-нибудь вопрос. Он был любопытен как ребенок и порой его вопросы ставили женщину в тупик. У нее-то и образования не было, так курсы ликвидации безграмотности при сельсовете, которые она окончила еще в конце 20-х годов, но о событиях русской истории она, что знала рассказала ему все. Матрена Ниловна хорошо знала изустные былины и легенды, сказания сибирского края, которые слышала еще от своих родителей и бабушки. Книг в доме у нее почти не было, за исключением старинной Библии, нескольких томов Пушкина, Лермонтова и Есенина, романа Толстого «Война и мир», да сборника сказаний Кирши Данилова. Матрена Ниловна не то, чтобы верила в Бога, но по русскому обычаю считала себя православной: знала «Отче наш», да умела правильно перекреститься. В наши дни многие, кто относит себя к православным христианином, не знает даже и этого, но священники в целом воспринимают это терпимо, так что Ниловна могла считаться образцовой верующей, а то, что не посещала храм, не ее вина- ближайшая церковь находилась километрах в пятистах от этих мест.

Как-то в самом начале их знакомства, она хотела почитать Библию своему квартиранту, но тот сам попросил у нее книгу и стал быстро-быстро перелистывать страницы. Старушка с интересом наблюдала за ним, а когда он дошел до посланий апостолов, спросила:

— А что ты делаешь?

— Как что, — удивился тот, — читаю, очень любопытная книга.

Матрена Ниловна не поверила:

— Да разве так читают, ты просто переворачивал листы, а Библию читать надо со внимание.

Юноша улыбнулся:

— Я и читал со вниманием, могу пересказать, если хотите, только назовите страницу и я воспроизведу текст.

Открыв наугад Библию, она назвала страницу. Он тут же, не задумываясь, повторил библейский текст своим певучим музыкальным голосом.

Столь же быстро он перечитал остальные ее книги, и иногда она просила его прочесть вслух что-нибудь из Пушкина или Лермонтова, или Есенина. Юноша никогда не отказывал ей, а начинал наизусть читать стихи. Прикрыв глаза, и попадая под очарование его необыкновенного голоса, она нередко вспоминала свою любимую радиопередачу «Театр перед микрофоном», популярную в начале 60-х годов.

Своим квартирантом старушка не могла нарадоваться. Он был всегда спокоен, очень вежлив, но тень задумчивости, никогда не покидала его лица. Казалось, он был постоянно погружен в размышления о чем-то важном, и своим чутким женским сердцем она понимала, что думы его связаны с попыткой разгадать, кто он и откуда. Всю тяжелую работу по дому он делал сам: колол и заготавливал дрова, приносил воду из реки, еще осенью починил забор. Но работы было немного, и большую часть времени он проводил в своей комнате, занимаясь какими- то странными упражнениями, которые Матрена Ниловна раньше никогда не видела. Юноша начинал как-то странно дышать, потом выполнял различные движения, которые требовали и силы и гибкости: садился на коврик и скрещивал ноги так, что их пятки торчали наружу, из этой позы переходил в стойку на голове. Занимался он подолгу, как-то она увидела, что он стоит вниз головой на одном мизинце правой руки. Старушка могла поклясться, что однажды видела, как сидя со скрещенными ногами, он на какое-то мгновение поднялся от пола примерно на полметра. Но потом подумала, что ей это померещилось.

Как-то она не выдержала и поинтересовалась, что это за упражнения, которыми он занимается.

— Не знаю, — сказал он, — но я просто знаю, как они выполняются. Эти позы само мое тело, принимает как бы автоматически. Думаю, — он помолчал, — я знаю их очень давно и выполняю эти упражнения просто рефлекторно.

Остальные жители деревни, их, правда, осталось уже немного и все преклонного возраста, вначале к незнакомцу относились настороженно: все таки, неизвестно кто, пришел неведомо откуда, что у него на уме, только Бог ведает.

Но один случай все изменил. Как-то в декабре, после продолжительной метели установилась хорошая солнечная погода. Было не очень холодно, градусов около двадцати ниже ноля и один из жителей деревни, бывалый охотник Иван Терентьев с утра отправился в лес на охоту. Жене Евдокии он сказал, что возвратится к обеду, но уже начало темнеть, а его все не было.

Сама не своя от волнения, Евдокия зашла к Матрене Ниловне, своей соседке.

— Ой, Ниловна, неспокойно у меня на душе, чует мое сердце, беда случилась. Отродясь такого не было, чтобы мой Иван задерживался в тайге.