Экзистенциализм. Возраст зрелости - Петр Владимирович Рябов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как Ясперс видел и как воплощал предназначение философа? Если для него, как я понял, задача философа – пробудить человека от сна. А пробуждаются люди в пограничных состояниях! Он же не будет ходить и специально организовывать людям эти пограничные ситуации?! Ведь просто чтение книг никого пробудить не может.
– Отличный вопрос! Начну с напоминания о некоторой, что ли, «срединности» Ясперса, промежуточности его. Ясперс как философ и не очень традиционный, и не совсем радикальный и революционный. Он именно что срединен как философ. С одной стороны, Ясперс пишет книги, но так ярко, живо, новаторски, разворачивая новую программу философствования, что академисты воспринимают его как «белую ворону». Он работает в университете, но хочет существенно его обновить, преодолеть узкую специализацию, отрыв от жизни, изгнать из философии сциентистскую схоластику. При этом он, конечно, не выходит, как Сократ и Диоген (или в ХХ веке Людвиг Витгенштейн или Симона Вейль), на улицу, в жизненную обыденную стихию… но сама его экзистенциальная философия совсем не похожа на тех же неокантианцев или неопозитивистов с их унылым сциентизмом и самодовольным рационализмом.
Как я уже отмечал, он считает каждого человека философом. А человечность – главным философским занятием. Он говорит о философствовании как стихии, затрагивающей каждого человека, а отнюдь не как о монопольной привилегии специальных и профессиональных педантов-философов. Ясперс вовсе не строит каменной стены между собой – профессором философии – и так называемым «обычным простым человеком».
Важно кое-что добавить к этому. Ясперс полагал, что время великих философов – таких как Сократ, Платон или Кант, – прошло и что их больше нет и никогда, наверное, не будет. Поэтому он придавал большое значение истории философии. Философия должна обращаться к великим мыслителям прошлого, чтобы вернуть их в нашу жизнь. Но саму историю философии Ясперс, конечно, понимал не просто как коллекционирование чужих мнений и учений, а как попытку глубоко проникнуть в мир каждого великого философа, стать его достойным и чутким «собеседником». И не случайно в поздние годы своего философского творчества он пишет много книг об этих великих философах: труд «Великие философы», где речь идет о Сократе, Христе, Конфуции, Будде и Лао Цзы, книги о Ницше, о святом Августине, о Николае Кузанском, о Канте и о Декарте. Это, конечно, не отчужденные учебники, а увлекательные и страстные попытки вернуть их в нашу жизнь.
– Я вспомнил еще один вопрос: Ясперс именно поэтому и выступал по радио?
– Да, верно, Ясперс никогда, в отличие от Хайдеггера, не уходил от мира в башню из слоновой кости даже при всей своей независимости и любви к уединению. У него была веберовская закалка и общественный темперамент. Поэтому Ясперс много выступал и высказывался насчет актуальных общественных вопросов, поскольку был человеком с обостренной совестью. Ясперс, человек с исключительной личной ответственностью и порядочностью и с обеспокоенной мыслью, постоянно тревожно высказывался по наиболее опасным общественным проблемам. Например, книги «Куда идет ФРГ?» и «Размышления об атомной бомбе» посвящены вопросам ядерного оружия.
– А об СССР и России он что-нибудь писал? – Нет, специально и подробно он не высказывался.
Понятно, что, как человек либеральных и гуманистических убеждений, он крайне не любил большевизм, резко критиковал СССР и марксизм. Но вообще философ больше размышлял о фундаментальных темах, угрозах и вызовах: о технике, о тоталитаризме, о «суеверии науки», о вырождении «народа» в «массу» и о всеобщем упадке культуры. Очень мучил его, конечно, вопрос о нацизме – я уже упоминал его книгу «Вопрос о вине», где он пришел к парадоксальному выводу, что виноваты все (и даже он, Ясперс, враг нацизма, тоже виновен), а не только Гитлер. Ясперс выделяет различные степени и оттенки виновности: этическая и метафизическая.
И, надо заметить, что Ясперс искренне хотел выйти за рамки Европы и европейского мышления… Его идея осевого времени – это реверанс и поклон в сторону Индии, Китая, буддизма и конфуцианства. Но все же несомненно, что Ясперс (как и почти все герои нашего курса) явно тяготеет к Европе, к библейской проблематике, не может далеко уйти от христианства и неоплатонизма. Так что он невзирая на все усилия, конечно, европоцентрический и околохристианский философ – по своим истокам, проблемам, ценностям, стилю мышления. Хотя он добросовестно пытался это преодолеть, но не слишком успешно.
Ну что же, если вопросов больше нет (да и времени нет тоже), пора заканчивать сегодняшний наш разговор о немецком экзистенциализме (за который у нас отдувался один Ясперс). Как обычно, хочу напоследок призвать вас читать Ясперса, тем более что уже многие его работы доступны и изданы на русском языке.
Лекция 10
Альбер Камю
Итак, дорогие друзья, после очень куцего и краткого разговора о немецком экзистенциализме в лице одного Ясперса мы более подробно будем говорить о французском экзистенциализме почти все оставшееся у нас время. И всю оставшуюся жизнь! У нас остались три встречи, шесть лекций; и пять из них мы посвятим французам.
Надо сказать, что французский экзистенциализм представлен пятью очень значительными фигурами. Конечно, всех пятерых мы брать не будем по понятным причинам.
Сначала я два слова скажу о французском экзистенциализме вообще, в целом. Итак, пять самых значительных фигур, представляющих французский экзистенциализм. (Есть, конечно, и еще мыслители – более мелкие.) Те, кого надо назвать: мы будем говорить о Жан-Поле Сартре, прежде всего, об Альбере Камю, о Габриэле Марселе. Вот эти три фигуры достаточно репрезентативны, чтобы получить разнообразное представление о французском экзистенциализме. Камю и Сартр – такая пара, которая всегда фигурирует вместе; мы будем их подробно сравнивать, и о них двоих будем говорить подробнее. О Марселе – расскажу вам короче, но все-таки тоже надо поговорить, тем более что он, в отличие от Камю и Сартра, экзистенциалист религиозный, а не атеистический. И наконец, еще две фигуры, которые у нас в лучшем случае будут называться по именам, но не более того, они останутся в тени наших остальных героев. Это Симона де Бовуар, да, вы о ней, конечно, слышали: знаменитая подруга Сартра, философ, феминистка, писательница, очень достойная и интересная дама. Но, к сожалению, нет времени специально ей посвятить какую-нибудь лекцию. И еще одна крупная фигура, значительная, еще один друг Сартра, феноменолог и экзистенциалист, – это Морис Мерло-Понти. Симону де