Объять необъятное: Записки педагога - Михаил Щетинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колея. Трудно привыкали учителя к новым условиям работы. Сказывалась привычка к обособленности. Нелегко было педагогам общеобразовательной школы отвыкать от монопольного владения временем своих учеников. Новые условия требовали большей гибкости, мобильности и слаженности. Школа–комплекс учила серьезному, вдумчивому планированию, не прощала неорганизованности ни директору, ни учителю, ни ученику. Не меньше затруднений испытывали и педагоги специальных школ. Ориентированные прежде на работу с особо одаренными, с отобранными по конкурсу, они теперь вынуждены были работать со всеми желающими. Методика, рассчитанная на «готовый материал», нуждалась в решительном пересмотре. «Материал» надо было терпеливо и грамотно растить. Надо было становиться не просто преподавателем: можешь, — учись, не можешь—до свидания, а учителем в истинном смысле этого слова. А это требовало большего мастерства, глубоких знаний по педагогике, психология, физиологии. Один специалист–балетмейстер, опытный мастер, лауреат республиканского конкурса, привыкший работать с избранными, с теми, у которого природная грация, врожденное чувство ритма, выразительность и гибкость движений, с самого начала категорически заявил: — Я буду работать только с танцевальным ансамблем, в который, может быть, удастся набрать человек двенадцать из всей школы. А если не наберем, придется искать ребят по району, а может, и по области… — А остальные? Как же быть с теми, которые тоже хотят и должны быть красивыми, стройными?.. Балетмейстер пожал плечами и пренебрежительно бросил: «Кто? Дети доярок и трактористов, которые по земле–то ходить не умеют?! Хореография—предмет особый. Это вам не математика, которой учить можно всех. Хореография—искусство для избранных, для тех, у кого талант, понимаете, талант к танцу…» Мои доводы о том, что талант—дело наживное, если строить обучение, основываясь на объективных законах психофизиологического развития, не возымели действия. Балетмейстер вначале согласился поработать с нашими ребятами, но ровно через год ушел. Прощаясь, он горячо доказывал: «Ваш комплекс—это ваше личное заблуждение, которым вы заразили некомпетентных. Впереди у вас провал, катастрофа! Слезы разочарования тех, кого вы обнадежили, кому внушили предательскую мысль о всесилии его природы». Спор каш впоследствии разрешит хрупкая девушка, не имеющая специального хореографического образования, — Ольга Федоровна Коновалова. Под ее руководством расцветет народная хореография в Ясных Зорях. А ансамбль танца из «обычных» девчонок и парней, дочерей и сыновей «обычных» доярок и трактористов, станет одним из ведущих коллективов Белгородщины, завоевывая не раз на районных и областных смотрах и конкурсах высшее звание лауреата. Позже возникнут новые ансамбли — «Сударушка», «Капельки», а за ними еще… еще. В чем секрет? В таланте Коноваловой? Бесспорно. В огромном таланте этой молодой учительницы, не устававшей верить в силы своих учеников, в ее способности видеть их малейший успех, каждое движение к совершенству, в ее вдохновенном, добром сердце. А вернее всего, в том, что она — настоящий учитель. Стереотип представлений о том как «растить специалистов», оказался самым коварным врагом. Трудно было сдвинуть с накатанной колеи даже только начинающих педагогическую работу. Помню наши долгие споры с молодыми педагогами—баянистами и пианистами, которые, только что закончив музыкальное училище, прибыли к нам на работу. Причина спора — отсев учеников из музыкальной школы. В чем дело? Ведь они с таким восторгом «записывались в музыкальную». Ориентируясь на свой опыт работы в Кизляре, я предполагал причину, но для полной уверенности попросил раздумавших учиться музыке ребят принести свои дневники. И вот что увидел: «17/1Х. Полька—разобрать двумя руками, считать вслух. Играть верными пальцами. Этюд учить. 18/IХ. Полька—две строчки соединить вместе, играть двумя руками, остальное учить отдельно каждой рукой. Этюд—две строчки наизусть. 21/IX. Полька—половину наизусть. 4 такта двумя руками вместе, остальное отдельно каждой рукой. Этюд — учить внимательно. 25/IХ. Полька… Этюд… 2/Х. Полька… Этюд… 9/Х. Этюд… Полька… Сонатина—учить верными пальцами. 12/Х. Полька—работать над трудными местами. Этюд—сдать. Сонатина—8 тактов двумя руками, остальные отдельно каждой рукой». И так до 23 октября. Откуда же у ученика будут успехи, если он долбит одно и то же изо дня в день до одурения? Товарищи родители! Если ваш ребенок учится «музыке» подобным образом, и вы сознательно не преследуете цель воспитать у него беспредельное отвращение к этому величайшему искусству, немедленно переведите его к другому педагогу. А если и тот будет учить таким же образом, бросьте свою затею, пока не поздно. Лучше пусть он слушает соловья в лесу да кузнечика на лугу… Музыкальность растет прежде всего на богатстве и разнообразии впечатлений, и работать над пьесой можно до тех пор, пока она вызывает удовольствие. Очень важно именно при первом знакомстве с произведением, в период наиболее яркого восприятия, а значит, и наиболее эффективного запоминания, играть его сразу верно, чтобы не превращать обучение музыке в вечное переучивание, в нудную работу над ошибками. Но самое главное—нельзя катиться по колее, надо смелее искать активные формы работы, действенную методику. Думать и искать, искать и думать, как повысить эффективность педагогических усилий, — такой постепенно становилась позиция учителя независимо от его специальности. Единое руководство комплексом, единый педсовет, партийная, профсоюзная и комсомольская организации, единое планирование и режим работы помогли нам покончить с хаосом, неразберихой, путаницей в нашей деятельности. Образование союза школ открыло возможности для создания единой школы всестороннего гармоничного развития каждого ученика. И первым ее ростком стал экспериментальный I класс Клавдии Петровны Никиташевой.
Никиташева. Клавдия Петровна Никиташева была первой учительницей нашего I экспериментального класса. Клавдия Петровна не довела свой класс до четвертого… Заболела… — Я не хочу подводить школу. Мне надо подлечиться… отдохнуть, — говорила эта мудрая, с огромным жизненным и педагогическим опытом, бесспорно талантливая, а потому и предельно скромная учительница во время нашей последней встречи. К. П. Никиташева живет сейчас в своем разбросанном по холмам старинном русском селе Черемошное, воспитывает внуков, управляется по мере сил с хозяйством. Идут, закручиваются все глубже в старость года, постепенно слабеет память… Нет, неправда! Помнит Никиташеву школа. А вы, Клавдия Петровна, помните тот день? — Ой, Михаил Петрович, что–то боюсь я… не справлюсь… Может быть, кто помоложе… — робко возражала Клавдия Петровна, когда ей предложили взять экспериментальный класс. — Нам нужен ваш опыт, ваши знания. Кому, как не вам, начинать. И у вас, именно у вас, получится! — убеждал ее я. И получилось. Она, взвешивая каждый свой шаг, осторожно продвигалась вперед, держа под неослабным вниманием уровень усвоения учебного материала. Тогда у нас не было апробированной методики проведения коротких уроков ни по одному из предметов. Методику создавали те, кто работал в экспериментальном классе вместе с Никиташевой: Ольга Федоровна Коновалова, Владимир Васильевич Милешин, Татьяна Георгиевна Шангереева, Мария Алексеевна Алпазиева, Александра Тихоновна Алипова, т. е. все педагоги других школ комплекса, ведущие по своему профилю уроки у ребят. Предложение сократить длительность уроков в I классе, дать ребятам больше возможности быть детьми, дать им больше уроков физкультуры и музыки, ввести уроки хореографии не вызывало со стороны подавляющего большинства педагогического коллектива противодействий. Но от Никиташевой зависело, будет ли предложение началом целостного подхода к делу воспитания и развития человека… Ей надо было всякий раз, сталкиваясь с тысячами «не получается», преодолевать себя, привычное мышление. Для такой работы нужен был человек творческого ума, сильной воли, страстно желающий помочь детям. Таким человеком и была Никиташева. Класс ей достался не из легких, многие пришли без предварительной подготовки. Вначале контрольные замеры уровня знаний ее учеников вызвали серьезное беспокойство за судьбу эксперимента. Около 10% учащихся в конце октября с предложенными заданиями не справились, только треть выполнили работы на «4» и «5». Расстроенная учительница главную причину неудачи видела в себе. Она так и сказала: «Это моя вина, все никак не научусь рационально использовать каждую минуту… Размазываю время…» А ведь могла бы сказать и так: «Вот видите, нельзя работать по–новому…» В феврале с контрольными заданиями по всем трем предметам: математике, чтению и письму—ее класс справился. Половина ребят выполнили задания на «4» и «5». В мае таких было уже 58%, остальные за выполненные контрольные задания по всему курсу I класса получили отметки «4» и «З». Такой итог нельзя назвать триумфом. Но для нас он означал одно — можно. Можно избавить малышей от длинных и утомительных уроков, создать более естественные для детского организма условия развития. Этого было достаточно, чтобы с сентября 1976–го да по новому учебному режиму смело начала работать Валентина Григорьевна Рынзина, затем Клавдия Александровна Литвякова, Евгения Михайловна Наумова, Зоя Филипповна Юракова, Нина Тихоновна Картамьплева. «Ну, а как будем работать во II классе?» — спросил я в конце мая Клавдию Петровну. Она улыбнулась и ответила: «Я сама об этом все время думаю. Давайте продолжим… Обидно останавливаться на полдороге».