Африканскими дорогами - Владимир Иорданский

Эти люди были окружены большим почетом и на западе континента. По словам малийского историка Бокара Ндьяйе, знатоки родовой генеалогии, родовых преданий, великолепные рассказчики племенного эпоса — гриоты играли в жизни общества роль, временами не лишенную величия. Хотя у них нередко бывала репутация людей, ловко пользующихся простоватостью и доверчивостью богатых и сильных мира сего, они, в сущности, были носителями истории всего народа, его коллективной памятью.

Эти придворные панегиристы и льстецы далеко не всегда ограничивались в своих речах славословием. По традиции они пользовались безнаказанностью и могли высказывать то, что приходило им в голову. Во многом именно от них зависела репутация вождя, и поэтому с ними не смели не считаться. Это помогало им временами подниматься до роли выразителей и настроений и мыслей широких слоев крестьянства.

В судьбе отдельных гриотов имели большое значение уровень их талантливости, проницательность и сила ума, различные свойства характера, но в жизни профессии в целом едва ли не все определялось отношением общества к собственной истории и ее носителю — мифу, легенде, преданию.

В этой связи вспоминается одно из высказываний ученого Бронислава Малиновского о месте мифа в культуре архаичного общества. Он писал: «Миф играет в первобытной культуре необходимую роль: он выражает, приподнимает и кодифицирует верования, охраняет мораль и ее навязывает, подтверждает действенность обрядов и содержит прямые предписания человеческого поведения. Таким образом, миф — это существенная составная часть людской цивилизации. Он является не пустой побасенкой, а тяжело доставшейся человеку действенной силой, не интеллектуальным комментарием или плодом художественного воображения, а достоверным документом первобытной веры и духовной мудрости».

В этом наблюдении много неточного: и отрицание того, что в легендах закреплено именно истолкование мира, и пренебрежение тем, что можно назвать философской и познавательной стороной донесшегося к нам из прошлого предания. Однако суть высказывания — об активной роли мифа в общественной жизни — верна.

Миф, рассказывающий о бесконечных приключениях прапредка племени, подтверждал его первенство в освоении сегодня принадлежащих этому племени земель. Он доказывал основательность его притязаний на господство над другими племенами, выделял в составе общины младшие и старшие роды, обозначал права тех и других на власть, на доминирующее положение. Легенды оправдывали и существование различных обрядов, многих запретов, в них описывались подробности ритуала церемоний и празднеств. Наконец, они несли громадный социальный опыт, сообщали множество исторических прецедентов, на которые мудрые племенные старейшины ссылались, истолковывая современную им действительность.

Подобно отсеченной голове Орфея, миф продолжает петь даже после своей смерти, заметил венгерский историк К. Кереньи.

Вот почему столь значительной продолжала быть роль тех, кто помнил предания и сохранял их из поколения в поколение. И сама ответственность профессии иной раз делала ее опасной: ведь за ошибку в пересказе легенды могли покарать даже смертью.

По мнению некоторых исследователей, замечательные бронзовые пластины Бенина с выразительными сценами придворной жизни использовались для запоминания исторических преданий. Этой же цели, кажется, служили рисунки, украшавшие дворец дагомейских королей в Абомее. Знание прошлого было делом настолько важным, что помощниками устных летописцев были сделаны и художники.

…По мере того как расширялся круг моих представлений о деревне, передо мной все полнее раскрывалась присущая ей удивительная органическая целостность.

Гармоничным было отношение крестьянина к природе. Нельзя сказать, что в сложном взаимодействии человеческого общества с окружающей средой природа подавляла людей или, напротив, крестьянин противопоставил природе себя, свой труд, свой уклад жизни Всюду — и в залитой солнцем саванне и в мрачном даже в ясный день лесу — деревня сливалась с природой, растворялась в ней. Она была ее частью, такой же органической составной частью, как склон холма, на котором ее основали столетия назад первопришельцы, или священная роща, где укрывались духи предков общины и куда был запрещен доступ всем непосвященным в секреты клана.

Если в Европе поле с его глубоко пропаханной землей, обозначенное межами, всегда было словно «вырезано» из окружающей его дикой природы, вокруг африканских деревень только наметанный глаз крестьянина сразу различит клочки возделанной саванны или расчищенного леса. Земледельцем сохранялись отдельные деревья и крупные кусты, различные культуры зачастую сажались вместе. Да и сама земля была едва процарапана мотыгой, которой пользовались крестьяне.

Тесная взаимосвязь складывалась постепенно между крестьянской архитектурой и окрестным миром. Силуэт широко разбросанных или же словно сросшихся в громадный человеческий термитник домов подчинялся ритму пейзажа, с которым деревня всегда образовывал нерасторжимое целое. Хижины, подобно деревьям и цветам, вырастали из плодородной земли и в ней исчезали если община решала переселиться на новые места.

Гармоничной была и внутренняя структура деревен ской общины.

Традициями и обычаями создавалась очень жесткая модель общественных отношений, в которой были закреплены обязанности и права каждого ее звена. Менялись люди, уходили из жизни поколения, а модель оставалась все той же, обеспечивая сохранение и процветание общинного коллектива. Важными частями этого сложного социального организма были система организации земледельческого и ремесленного труда, а также противоречивое, живое сочетание кровнородственных отношений с надродовыми, складывающимися в возрастных группах, тайных союзах, различных братствах. Это цементировалось своеобразной идеологической надстройкой, которая объясняла и узаконивала сложившиеся издавна порядки.

И в положении вождя и в роли поэтов-музыкантов и разного рода кудесников явственно ощущалось влияние модели, но еще более оно прослеживалось в быту ремесленников — ткачей, кузнецов, гончаров, сапожников и других мастеров, одевавших и обувавших деревню, создававших орудия труда и оружие для войны или охоты. Они образовывали отдельные касты, не смешивавшиеся с остальным населением. Их место в обществе было определено раз навсегда.

Кузнец, пожалуй, наиболее колоритная фигура среди деревенских ремесленников. В прошлом он не только ковал железо, но и сам выплавлял его в небольших печах, остатки которых еще кое-где сохранились. Часто он же делал и женские украшения из серебра или золота. Его мастерская всегда находилась на отшибе. Не только потому, что огонь кузни был опасен для крестьянских жилищ. Побаивались самого кузнеца. Древние поверья наделяли мастера способностью устанавливать отношения с духами природы, с предками.