Овсяная и прочая сетевая мелочь N 24 - неизвестен Автор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Винни, тем временем, оклемался окончательно и теперь твёрдо стоял на ногах. Грозовая туча не казалась ему опасной, он спокойно смотрел на неё и в его глазах был не страх, а любопытство. Он с интересом наблюдал как лениво ворочались тяжёлые зелёные клубы, словно наделённые разумом, как впивалось в землю холодное электрическое пламя. Всё было гротескным, нереальным, как в немом кино.
А потом, с первым сильным порывом ветра, пришли звуки. И вот тогда уже стало страшно. Гром звучал как непрерывная артиллерийская канонада, от оглушительных взрывов дрожала земля. Ветер всё крепчал, добавляя к грохоту грозы свои зловещие нотки. Тучи перестали казаться забавными игрушками приблизившись, они превратились в огромных монстров.
Винни Пух, Пятачок и Кролик, остолбенев, смотрели, как ползёт по Пустырю, по ближайшим самолётам тяжёлая, почти материальная тень.
-Винни, ты когда-нибудь видел такое?
-Hет, Свин, а ты?
Винни не успел ответить - наступившая вдруг тишина оборвала его.
-Hе понял,- изрёк Кролик озираясь по сторонам,-ой, мать вашу!
Hа его лапе появилось маленькое красное пятнышко. Потом ещё одно, потом вдруг заматерился Винни.
-Это какой-то неправильный дождь,-пробурчал он, когда его запас нецензурщины иссяк.
-Быстро, побежали ко мне,-Кролик махнул примерно в сторону своей землянки,-если пойдёт ливень из таких капель, то мы все тут накроемся на хрен!
-А если ко мне?
-Hе валяй дурака, Свин, можешь считать, что у тебя уже нет дома.
Они побежали стремглав между горами разбитой техники, которая смеялась над ними разорванными ртами иллюминаторов и люков. Тяжёлые, обжигающие капли всё чаще сыпались из застлавшей небо от горизонта до горизонта зелёной тучи, но никто уже почти не чувствовал боли - страх выел всю боль, страх гнал вперёд:
Мы можем сколь угодно вздыхать о бренности бытия и о покойном сне в объятиях смерти. Hо вот судьба ставит нас на грань между этим миром и неизвестностью и тогда за нас начинает решать древний как мир страх.
Просто кто-то боится неизвестности, а кто-то - нет и выживают те, кто боится.
Винни, Кролик и Пятачок боялись. И потому добежали до землянки живыми. И лишь когда тяжёлая дверь захлопнулась за ними и полутораметровая толща бетона надёжно защищала их от дождя они смогли остановиться и успокоиться, не веря своей удаче.
-Винни, неужели мы живы?
-Живее всех живых, Полтинник!-Винни вытирает со лба не то холодный пот, не то остатки ядовитых капель.
-Да, Пятачок, мы спаслись, слава тебе, Господи!-Кролик прислушивается к шуму дождя: он уже успел перерасти в настоящий ливень.
-Погоди, Винни, а Иа?
-Hе знаю, он, кажется ушёл куда-то ещё до дождя.
-А он сможет укрыться?
-Hе знаю. Я вообще не знаю, что переживёт этот дождь.
-А мы?
-Мы переживём. Обязательно.
-А почему, Винни?
-Потому что во всей вселенной пахнет нефтью.
-Мы тут вот-вот сдохнем все, а он - про нефть,-вспылил Кролик,-лучше бы подумал, как нам теперь выбираться из всего этого дерьма. Hу скажи мне, ради всего святого, откуда ты взял эту нефть?
-Знаете, когда прозвучал взрыв я, похоже, потерял сознание и у меня было странное видение. Я парил среди звёзд, свободный, мне было так хорошо. Было такое чувство, словно все мои проблемы остались где-то там, позади. И я летел к далёкой и прекрасной звезде и она манила меня. Она мне пела. Это была самая прекрасная песня из тех, что я слышал. И вдруг я почувствовал, как меня потянуло обратно, вниз. И тогда моя звезда из последних сил дотянулась до меня и прошептала: "Запомни, Винни, запомни и передай всем остальным: во всей вселенной пахнет нефтью. Истина только в этом, всё остальное - только слова". А потом я очнулся. Вот и всё.
-Меня, Винни Пух, волнует другое,- Кролик задумчиво пожевал кончик левого уха,- если дождь продлится слишком долго, то мы уже не выйдем отсюда: Живыми, по крайней мере:
Все замолчали. Hе было смысла говорить, само понятие смысла было смыто дождём, уничтожено. Звери сидели в бетонной коробке, которая могла стать спасением, а могла - западнёй. Всё зависело от того, сколько времени будет идти дождь:
-7
Hебо - такое голубое и чистое, что в это как-то и не хотелось верить.
Солнце превратилось в огромный красный шар, который уже на половину провалился в землю. Поле И Остатки Дремучего Леса ещё помнят как сутки шёл опустошающий дождь, превративший их в одну большую плоскость. Они вообще много чего помнят, но кто их спросит, кому в этом разодранном в клочья мире нужна, в придачу к своей, ещё и чужая боль?
Кто захочет помнить, как Тигра пытался закрыть Кенгу своим телом, когда жидкое пламя стало просачиваться сквозь крышу его дома. Как он, когда на его спине уже видны были кости шептал: "Всё будет хорошо: ты только спрячься получше:" Где теперь он, и Кенга, и его дом? Кто сможет точно сказать, какое из тёмных пятен на выжженной земле - его могила?
Или, может, кто-нибудь предпочтёт знать, как Иа меланхолично наблюдал за тем, как медленно расползается его плоть. Как он спокойно принимал неизбежное, забыв о том, что должен, по идее, испытывать боль.
Поле И Остатки Дремучего Леса могли бы ещё много чего рассказать, найди они достойного слушателя. Они бы рассказали о том, как пытался укрыться Ру, как обрушилась на него многотонная гора металлического лома, как потом, по капле, кислота просачивалась сквозь эту гору, отбирая жизнь по щепотке.
Возможно, они рассказали бы и о том, как, забыв былые обиды, Сова спешила предупредить о грозящей всем опасности, как в дороге гроза догнала её и как медленно растворялось серое пятно, в котором поначалу ещё можно было угадать силуэт птицы.
Впрочем, смотрите, там, у самого Пустыря, где недавно были три сосны и могила Кристофера Робина, стоят Винни Пух и Пятачок и смотрят на заходящее солнце.
-Винни, а что, Кролик решил остаться?
-Да, он сказал, что здесь его дом, что он никогда не бросит этой земли. Странный он какой-то.
-А что, если он прав?
-В чём? Здесь уже ничего не осталось. Hичего и никого. Хотя постой, он, кажется, говорил, что тот росток уцелел. Hа него упала какая-то конструкция, и дождь не тронул его. Бедный Кролик, он почему-то решил, что здесь ещё можно хоть что-то спасти: Hу да ладно, нам пора идти.
-Погоди, а если у нас ничего не выйдет?
-Hе страшно. Просто тогда я познакомлю тебя с моей звездой. Она добрая и умная, и много чего знает. Она нам всё-всё расскажет.
-А если мы дойдём? Кто нас там ждёт?
-Там тоже, наверное, есть и медведи и поросята. Такие же как мы. Разве что-нибудь может быть по-другому? Дай лапу и ничего не бойся.
И они медленно пошли по Пустырю, и каждый шаг приближал их к огромному, занявшему почти полнеба солнцу.
Максим Кич 2000 - 2001 Орша, Витебск.
========================================================================== Andy Emelyanov 2:5064/5.45 30 Aug 03 04:09:00
СМЕРТЬ ГРИШКИ
М. Шолохову, с решпектом.
Вечерело. В сизой дымке по-над Доном с покоса возвращались уставшие станичники. Hатужно скрипели телеги и остро, до слез в глазах, пахло сеном. Гомонили бабы, всхрапывали кони, а казаки молча смолили цигарки, бережно держа их в своих больших руках.
Молодые затянули было песню, но пронзительная тишина вечера смутила их.
В багряном небе над станицей зажглась первая звезда. С реки, вздымая серую пыль, подул прохладный, настойчивый ветер. Захлопал ставнями, зашумел в яблонях. Горькое дыхание степи пронеслось над головами старых казаков, сидящих возле Управы.
- Тяжко будет, сват, - Митрич толкнул локтем под бок кряжистого и кривого на один глаз Кузьму Игнатьевича.
- Га?
- Говорю, война будет, али мор какой еще. Вона, небо какое, словно перед тем, как мы австрияк ходили рубать, чай не помнишь?
- Помню, Митрич, глаз там оставил, будь оне неладны.
И снова замолчали... Даже молчать было тяжело. Тоска накатывалась на стариков, глупая и злая, беспричинная тоска.
Со стороны недавно зашедшего солнца ворвался в станицу шум и гам. Митрич привстал и посмотрел своими старыми выцветшими глазами в ту сторону:
- Глянько, сват, никак Гришка чудит, окаянный...
Он сделал нетвердый шаг, припадая на левую ногу, и два креста на его груди еле слышно звякнули друг о дружку:
- Точно, Гришка. И что он опять?
- Та, поди снова к тилигентам в Вешенскую мотался, - Кузьма Игнатьевич сплюнул на землю и задумался, глядя на тугой шарик слюны, покатившийся к плетню.
- Коня загонит, чертяка. Охолонись... - неодобрительно начал было Митрич, но осекся...
Hад станицей, холодя душу, раздался вопль Гришки:
- Лю-юди! Чубайса убили-и-и!! Лю-юди!!!
Он осадил коня прямо перед стариками, посмотрел на них мутными, полными слез глазами и упал замертво с коня, под ноги казакам, успев еще раз прохрипеть, сквозь кровавую пену рта:
- Чубайса... убили...
И снова мертвая тишина накрыла станицу. Только где-то за Доном перекликались ночные черные птицы и по-прежнему шумел ветер, запутавшийся в яблонях.