Проклятый горн - Пехов Алексей Юрьевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мог бы и не бередить раны, – проворчал тот, игнорируя усмехнувшееся Пугало, расположившееся на мешках с шерстью. – Я к тому, что эти паскуды, прости меня Господь, ибо все они уже мертвы, сочинили ангельскую весть. И даже не подозревали, насколько правы. Апокалипсис грядет. Юстирский пот вновь пришел с востока и угрожает человечеству.
Его, как и меня, беспокоило рассказанное колдуном, но я все еще лелеял надежду, что тот ошибался.
– До сих пор ни одного подтверждения с юга. Все молчат о заразе, Проповедник. Колдун мог и соврать.
– Мог, – не стал спорить тот. – Но боюсь, новости просто еще не дошли до нас. Путь очень не близкий.
Здесь он прав. Хагжит довольно далеко, море в марте-апреле бурное и штормовое, так что корабли с юго-востока задерживаются.
– Пока не буду думать об этом.
Он нахмурился:
– Негоже прятать голову в песок, Людвиг. И доколе будет он не верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди его?[5]
– Проповедник, у меня куча других занятий. Я ни на что не могу повлиять. Разумеется, я предупрежу Братство, а они отправят этот слух дальше, но в итоге, если эпидемия действительно началась, ничего не изменится. Даже если закроют порты, даже если выставят кордоны, даже если на каждой возвышенности посадят по волшебнику, который будет сжигать всех, кого увидит, – мор все равно найдет брешь. Это не локальный источник, как в Солезино, который вовремя взяли в оцепление.
– Надо топить все корабли, идущие из Хагжита. – Он увидел, как у меня поднялись брови. – Я просто так предложил. Но другие скажут, что южане безбожники, так что греха в их убийстве нет.
– Так и будет. Корабли станут задерживать, заставлять разворачиваться назад или уничтожать. Но ночь темна, а океан велик. Кто-нибудь всегда проскочит. На барке или утлой лодке. Да в конце концов, волны прибьют труп зараженного с потопленного корабля к нашим берегам. Если эпидемия действительно так сильна, как говорил Вальтер, то приход смерти всего лишь вопрос времени.
– Надейтесь на Него во всякое время; изливайте перед Ним сердце ваше: Бог нам прибежище[6]. Только это и остается, Людвиг.
Кормчий переложил руль, и неспешная баржа стала прижиматься к открытому правому берегу, а затем вошла в один из многочисленных узких протоков. Впереди показалась приземистая пристань, ряды домов, чадящие черным трубы жироварен, склады и подводы. На последние с барж сгружали товары.
– Знаешь, что меня больше всего бесит в моей новой жизни? – внезапно спросил Проповедник. – Не отсутствие сна и даже не то, что я не нуждаюсь больше в пище и вине. Меня просто начинает трясти, когда я вспоминаю, что теперь почти не могу ничего трогать.
– Ты о предметах?
– Конечно, я о них! Почему этот гад, – он ткнул пальцем в Пугало, – может, если только захочет, швыряться полными винными бочками, а я, в свой самый лучший день, способен едва приподнять твой кинжал над землей?
– Потому, что ты светлая душа, а он темный одушевленный.
– Меня не устраивает такой ответ. Величайшая несправедливость. Ее что, никак нельзя исправить? Я лишен массы развлечений из-за этого уродства. Было бы весело задирать юбки почтенным матронам. Разве нет способа?
– Способ есть.
– И ты молчал?! – возмутился Проповедник.
– Просто не думаю, что он тебе понравится. Если я кину в тебя развоплощающим знаком, то на несколько мгновений, прежде чем ты исчезнешь, сможешь швыряться хоть коровами. Знак передаст тебе силу, заключенную в нем. Особенность светлых душ.
– М-да. Этот вариант меня не слишком устраивает.
Владелец судна подошел ко мне, степенно, но с уважением поклонился:
– Халсулес, господин страж. Нам надо разгрузить шерсть. Будете ждать или воспользуетесь дилижансом?
– За сколько управитесь?
– Полчаса, думаю. Надо прибыть на Кукушкину пристань до прихода приливной волны.
– Тогда подожду.
Баржа замедлила ход, матросы в шерстяных свитерах и испачканных смолой парусиновых штанах кинули швартовы причальной обслуге.
Тюки с овечьей шерстью, лежавшие на палубе, начали сбрасывать на руки грузчикам. Те относили их на склад.
– Как ты думаешь, Пугало побоится появляться в Арденау? Там много стражей и не все так дружелюбны, как ты.
– Оно? Побоится? – Я рассмеялся. – Ты, должно быть, шутишь. Но я провел с ним беседу и попросил не бузить, пока мы здесь.
Старый пеликан пробурчал нечто нелестное. Со времен Клагенфурта старикан пребывал в мрачной меланхолии.
Когда с разгрузкой было покончено, внезапно он оживился, указывая в сторону прядильного цеха:
– Это, часом, не наш ли старый знакомый?
Я пригляделся, улыбнулся. Человек, шедший к барже, заметил меня, махнул рукой.
– Привет, Людвиг. Проповедник, как здоровье? – Карл был все таким же широкоплечим, сильно оброс бородой и, похоже, не стригся с тех самых пор, как я видел его последний раз в Шоссии.
– Смешно, – буркнул Проповедник. – Здоровье у меня со времен смерти неважное. Чихаю по утрам.
– Настроение, я смотрю, тоже не сахар.
– У него была тяжелая неделя, – ответил я.
– Ха! – произнес Проповедник и, не глядя на нас, отправился к борту.
– Ну а ты как? – спросил я. – Когда я уезжал, ты едва стоял на ногах.
Карл поморщился:
– С тех пор как меня цапнул тот покойник, шрамы болят, стоит выйти на холод. После Лёгстера, считай с осени, я безвылазно торчу в Арденау. Столица Братства, собственная квартира и прочие прелести жизни это, конечно, очень хорошо. Но нормальной работы почти нет. Души стараются обходить город кружным путем.
– Что тебя удерживает от очередного путешествия?
– Мириам. – Карл увидел, мое удивление. – Попросила задержаться до конца апреля. Учу Альберта драться.
В этом вся Мириам. Она умеет использовать людей и их таланты.
– И что мальчишка?
– Возмужал. Руки все еще недостаточно сильны, чтобы долго держать тяжелые клинки, но с дагой уже может постоять за себя. У меня такое впечатление, будто старейшина собирается отправить его в свободное плавание и, кажется, торопит события. Обычно она не настолько импульсивна.
Он выглядел озадаченным, и я догадывался о причинах. Мириам заботилась о своих воспитанниках. На свой странный манер конечно же. А тут она попросту выталкивала Альберта в большой мир. Но я понимал, почему так происходит. Моя учительница спешила, и делала все возможное для того, чтобы подготовить своего последнего подопечного, прежде чем она отправится в могилу.
– Ну а ты здесь какими судьбами?
– Работаю почтальоном. – Он вытащил из кармана конверт. – Мне два дня пришлось здесь проторчать, чтобы вручить это письмо до того, как ты приедешь в Арденау.
– Что-то серьезное?
– Извини, не знаю. Я просто исполнил просьбу Гертруды.
– Дай мне минуту.
Он кивнул и отошел, постаравшись разговорить мрачного. Я вскрыл конверт, развернул бумагу и глазами пробежался по строчкам:
Людвиг, здравствуй.
К сожалению, срочные дела требуют моего присутствия в Риапано. У нас возникли проблемы после того, что устроила Кристина, и мне придется прикрывать Братство перед ди Травинно. Прости, что не смогли встретиться. В совете раскол во мнениях о темном кузнеце. Большинство считает, что это не наше дело и Братству следует и дальше исполнять свою работу, а поиски этого человека оставить Ордену и Церкви. Мы с Мириам оказались в меньшинстве. И еще одно. В совете пронюхали о Пугале. Я не знаю как, но будь готов, если они станут задавать вопросы.
Надеюсь увидеться в самом скором времени. Береги себя.
Люблю.
Гертруда.
Я аккуратно сложил бумагу и убрал ее во внутренний карман куртки. Ничего удивительного. Рано или поздно о Пугале должны были узнать. Вопрос лишь в том, к чему это приведет. Предупреждение Гертруды было нелишним.