Замок на Воробьевых горах - Евгения Грановская

– Однако прохладно сегодня для пива, – поежился красавчик Стас.

– Если хочешь, иди домой, – отозвался своим обычным холодноватым голосом Виктор.

Стас хмыкнул.

– Не самая лучшая альтернатива.

– Тогда пей и не возникай.

Пиво было прохладным и вкусным. Громила Жиров закурил сигарету.

– Черт, как домой неохота. Приду – опять начнется: покажи конспекты, покажи конспекты…

– Твои родители все еще не теряют надежды их когда-нибудь увидеть? – насмешливо осведомился Стас. – Вижу, четыре года их ничему не научили.

Жиров гоготнул, глубоко затянулся сигаретой и выпустил изо рта лохматое облако дыма. Порыв ветра отнес его в сторону и развеял в воздухе.

– У каждого свои проблемы, – меланхолично заметил, сверкнув очками, Эдик Граубергер. В одной руке он держал банку с пивом, а другой прятал в шарф свою русую бородку. – У меня другая история. Стоит достать книгу, как папаша начинает ныть: иди погуляй, иди развейся, прошвырнись по городу… Делать мне больше нечего, как по улицам шляться! А однажды всучил мне двести баксов, чтобы я сходил в публичный дом. Представляете?

Красавчик Стас подмигнул Жирову и сказал:

– Эдик, все знают, что женскому белью ты предпочитаешь тонкое кружевное белье своего сознания.

Вика хихикнула. Эдик Граубергер уставился на нее через толстые стекла очков.

Очкариком Граубергера сделала травма, произошедшая с ним на первом курсе, – тогда он был уверен, что влюблен в Вику, и, чтобы доказать ей свою любовь, решил пройти по парапету смотровой площадки. Для смелости он выпил сто граммов водки, и алкоголь, мягко ударив в голову, сыграл с ним дурную шутку. Эдик свалился с парапета и катился по склону пятьдесят метров, пока не ударился головой о ствол дерева. От сотрясения мозга он полностью оправился, а вот зрение у него упало. Помимо стопроцентного зрения, тот страшный удар избавил Эдика от многих иллюзий, одной из которых была любовь.

Перехватив взгляд Граубергера, Вика кокетливо спросила:

– Эдик, а у тебя когда-нибудь была женщина?

– Ты имеешь в виду секс?

– Угу.

Эдик качнул кудрявой головой и невозмутимо ответил:

– Нет.

– Почему?

– У меня на это нет времени.

– Ну ты уникум! Сколько тебе – двадцать один?

– Девятнадцать, – ответил Эдик. – Я окончил школу в пятнадцать лет.

– Девятнадцать лет – и все еще девственник. Кому скажи – не поверят. Слушай, а может, ты импотент?

Граубергер вновь покачал головой:

– Нет.

– Чем докажешь?

Эдик прищурил глаза, поставил банку пива на парапет и принялся невозмутимо расстегивать ширинку.

– Ты что? – удивилась Вика.

– Хочу тебе доказать.

Вика наморщила нос:

– Дурак. Я же пошутила. Прекрати немедленно!

– Как скажешь, – пожал плечами Граубергер и застегнул ширинку.

Несколько секунд парни сидели молча. Первым прыснул Стас. Его поддержал Жиров. Эдик тоже залился смехом – тонким, звенящим. Глядя на них, засмеялась и Вика.

– Ох, мальчишки, какие же вы кретины! – смеясь, приговаривала она.

Не смеялся только Виктор. Он отхлебнул пива, подождал, пока все успокоятся, и спросил:

– Как вам Варламова?

– У нее абсолютно нет вкуса, – ответила Вика. – Даже не верится, что когда-то она была актрисой. Не понимаю, как можно довести себя до такого состояния?

– Видимо, были причины, – лениво проговорил Эдик Граубергер и отхлебнул пива.

– Интересно, сколько ей лет? – задумчиво проговорила Вика.

– Тридцать четыре, – ответил Бронников. – Я узнавал.

– Боже, какая старушка. А выглядит еще старше. Интересно, у нее есть бойфренд?

– Думаю, в последний раз она занималась сексом еще в прошлом веке, – заметил Стас Малевич.

Вика нахмурилась:

– Ты злой.

– Беру пример с тебя, – насмешливо парировал Стас.

Эдик Граубергер дернул себя пальцами за бородку и проговорил:

– Вы лучше скажите, какого черта мы все подались в театральный кружок? Он даже не легитимен. Вернется настоящий худрук и погонит нас всех в шею – вместе с Варламовой.

– Не прогонит, – усмехнулся, откинув со лба темную челку, Стас. – Варламова отобьется от него тростью.

– Эта может, – кивнул Бронников. – А палка у нее знатная. Набалдашник из настоящей слоновой кости. Вещь дорогая.

– Интересно, она так всю жизнь хромает или из-за какой-нибудь аварии? – продолжила размышлять Вика.

– Из-за аварии, – ответил Бронников. – Пять лет назад она врезалась на машине в грузовик. Столкновение было лобовым. Сама Варламова выжила, а вот ее шестилетний сынишка врезал дуба.

– Фу, как ты противно выражаешься! – поморщилась Вика. – Разве можно так говорить о погибших детях?

– Дети – будущие взрослые, – назидательно изрек Виктор. – И в этом смысле их уже ничто не спасет.

– Кроме лобового столкновения с грузовиком, – возразил Стас.

Слова его прозвучали как шутка, однако никто не засмеялся. Жиров швырнул окурок в лужицу.

– Она сказала, что если Бога нет, значит, можно людей резать, – проговорил он и взглянул на Бронникова. – Как думаешь, Витек, правда?

– Нет, конечно. Здоровый прагматизм не позволит. Я не трогаю тебя, ты не трогаешь меня. Миром правит равновесие. Как только равновесие нарушается, происходит катастрофа. А катастрофы никому не нужны.

– Кроме террористов, – заметил Жиров.

Виктор холодно усмехнулся.

– Они тоже пытаются сохранить равновесие, только понимают его по-своему. Бросают на чашу весов тела жирных белых ублюдков в надежде на то, что обе чаши весов уравновесятся.

– А как насчет тебя? – поинтересовался, сверкая очками, Эдик. – На что готов ты, чтобы уравновесить эти чаши?

Виктор взглянул на Граубергера и торжественно проговорил:

– Мой друг, я готов надавать подзатыльников любому, кто будет обзывать тебя очкариком!

Шутка вызвала всеобщий смех.

– О, смотрите! – воскликнул вдруг Стас Малевич. – Кажется, к нам пожаловала «королева зла».

К фонтану подошла Настя Горбунова, и разговор при ее появлении стих. Она остановилась, пристально посмотрела в лицо Бронникову, затем перевела взгляд на Жирова.

– Сидите? – спросила хмуро.

– Ты чего? – удивленно спросил Жиров.

– А вы забыли? – ядовитым голосом осведомилась Настя.

– О чем ты? – Жиров повернулся к Малевичу. – Стас, о чем она, а?

– О спиритическом сеансе, – напомнил Стас.

– О спири… Ах ты, черт! – Жиров хлопнул себя ладонью по широкому лбу. – А я и правда забыл!

Настя еще больше нахмурилась. Налетевший порыв ветра разметал ее длинные черные волосы. Казалось удивительным, что не снес с места и саму Настю – маленькую, хрупкую, остроплечую.

Она вновь обвела всех взглядом и спросила высоким, звонким голосом: