Мегрэ в «Пикреттс» - Жорж Сименон

— И что сказал?

— Что я — друг графини и мне срочно нужны деньги.

— Он сразу согласился?

— Я дал понять, что, если меня арестуют, ему грозят неприятности.

— Короче, шантажировал. Он назначил встречу у себя дома?

— Нет, велел идти на улицу Виктор-Массе — он там живет, он, мол, будет ждать на тротуаре.

— Ты больше ничего не просил?

— Он дал мне одну ампулу.

— И ты тут же укололся. Все? Ничего не утаил?

— Я больше ничего не знаю.

— Доктор тоже педераст?

— Нет.

— Откуда знаешь?

Филипп пожал плечами — наивный вопрос.

— Есть хочешь?

— Нет.

— А пить?

Губы молодого человека дрогнули — ему нужно было совсем другое.

Мегрэ словно нехотя встал, открыл дверь в инспекторскую. Случайно там оказался Торранс, широкоплечий здоровяк с огромными, как у мясника, ручищами. Никто, кого ему приходилось допрашивать, даже и подумать не мог, что этот человек — сама нежность.

— Зайди-ка, — попросил комиссар. — Ты сейчас закроешься вот с этим парнем и не выпустишь его до тех пор, пока он не выложит все, что знает. Мне безразлично, сколько на это уйдет времени — день или три. Когда устанешь, тебя заменят.

Филипп, с блуждающим взглядом, запротестовал:

— Я вам все рассказал. За кого вы меня принимаете, за предателя?

И вдруг, словно разгневанная женщина, взвизгнул:

— Вы грубиян! Вы злой! Вы… вы…

Мегрэ посторонился, пропуская его, перемигнулся с Торрансом. Двое мужчин пересекли огромную инспекторскую и скрылись в комнатушке, которую в шутку называли комнатой признаний. По пути Торранс успел бросить Лапуэнту:

— Пришли мне пива и бутербродов.

Оставшись с коллегами, Мегрэ потянулся, фыркнул и собрался открыть окно.

— Итак, ребята!..

Только сейчас он заметил, что вернулся Люкас.

— Она снова здесь, шеф, и ждет вас.

— Тетушка из Лизьё? Кстати, как она себя вела?

— Как всякая старушка, упивающаяся похоронами других. Не потребовалось ни уксуса, ни нюхательной соли. Она спокойно осмотрела тело с головы до ног и в середине осмотра, вздрогнув, спросила: — «Почему ей сбрили волосы?» Я ответил, что это не мы, и она чуть не задохнулась. Указав на родимое пятно на ступне, сказала: — «Видите? Но даже без этого я узнала бы ее.» Потом, уже уходя, вдруг заявила: — «Я с вами. Мне надо поговорить с комиссаром.» Она в приемной, и легко от нее не отделаться.

Малыш Лапуэнт держал телефонную трубку, но связь, по-видимому, была плохой.

— Ницца?

Тот кивнул. Жанвье еще не появился. Мегрэ вернулся к себе в кабинет и позвонил, чтобы к нему проводили даму из Лизьё.

— Вы хотите мне что-то сказать?

— Не уверена, заинтересует ли вас это. По дороге на меня нахлынули воспоминания — они, как известно, приходят сами по себе. Боюсь показаться сплетницей, однако…

— Слушаю вас.

— Я все об Анне Мари. Сегодня утром я вам сказала, что она покинула Лизьё пять лет назад и мать ее ни разу не попыталась узнать, что с ней стало. Чудовищно со стороны матери, между нами говоря.

Оставалось только ждать. Торопить посетительницу не имело смысла.

— Разумеется, об этом много судачили. Лизьё — маленький городок, ничего не скроешь. И вот одна женщина — я ей полностью доверяю, — которая каждую неделю ездит в Кан по торговым делам, клялась мне своим мужем, что незадолго до отъезда Анны Мари она встретила девчонку в Кане как раз в тот момент, когда та заходила к врачу.

С довольным видом дама выдержала паузу, удивляясь, почему ей не задают вопросов, и, вздохнув, продолжила:

— И не к простому врачу, а к доктору Потю, акушеру.

— Иначе говоря, вы предполагаете, что ваша племянница уехала из-за беременности?

— Прошел такой слух, и все гадали, кто же отец?

— Его удалось установить?

— Называли разные имена, и выбор был богатый. Но у меня на все свое мнение, поэтому я и вернулась. Мой долг — помочь раскрыть истину.

Ей начинало казаться, что, вопреки расхожим утверждениям, полиция не особенно любопытна, поскольку Мегрэ ничуть ей не помогал: к разговору не подталкивал и слушал с равнодушием старого духовника, дремлющего в исповедальне.

Она продолжала так, будто выкладывала нечто чрезвычайно важное:

— Анна Мари всегда страдала горлом: каждой зимой несколько ангин. Ей удалили миндалины, но дело не улучшилось. В тот год, как сейчас помню, невестка решила отвезти ее полечиться в Ла Бурбуль[4], там специализируются на болезнях горла.

Мегрэ вспомнил хрипловатый голос Арлетты, что отнес на счет алкоголя, сигарет и бессонных ночей.

— Когда она покинула Лизьё, еще ничего не было заметно, значит, беременность не превышала трех-четырех месяцев максимум. К тому же она всегда носила узкие платья. Так вот, это в точности совпадает с ее пребыванием в Ла Бурбуле. Именно там, я уверена, она встретила кого-то, кто сделал ей ребенка, и теперь отправилась на поиски своего любовника. Будь им один из местных, он бы заставил ее пойти на аборт иди же уехал вместе с ней.

Мегрэ не спеша раскурил трубку. Он чувствовал себя разбитым, словно после долгого перехода, но сейчас не от ходьбы — от отвращения. Как с Филиппом. Ему хотелось открыть окно.

— Вы, полагаю, вернетесь домой?

— Не сегодня. Возможно, на несколько дней задержусь в Париже. Здесь у меня друзья, есть где остановиться. Я вам оставлю адрес.

Адрес — совсем рядом с бульваром Пастер — уже был записан на ее визитной карточке, указан и номер телефона.

— Можете звонить, если я вам понадоблюсь.

— Благодарю.

— К вашим услугам.

— Не сомневаюсь.

Суровый, он проводил ее до порога, медленно закрыл дверь, потянулся, потер затылок и вполголоса произнес:

— Куча дерьма!

— Можно войти, шеф?

Лапуэнт держал в руке лист бумаги и казался весьма взволнованным.

— Пиво заказал?

— Только что был официант из пивной «У дофины». Пиво не успели отнести Торрансу.

Мегрэ взял кружку холодного пенистого напитка и залпом ее осушил.

— Придется звонить снова — пусть принесут еще!

VI

Не без доли ревности Лапуэнт говорил:

— Сначала я должен передать вам слова уважения и признательности от малыша Жюльена. Вы его знаете?

— Он в Ницце?

— Переведен из Лиможа несколько недель назад.

Речь шла о сыне старого инспектора, который долго работал с комиссаром и закончил карьеру на Лазурном берегу. Надо сказать, Мегрэ не видел Жюльена с тех пор, как тот играл у него на коленях.

— Вчера вечером я звонил ему, — продолжал Лапуэнт, — и сейчас мы с ним в контакте. Узнав, что я от вас и что в принципе это ваше поручение, он загорелся и был готов горы свернуть. Несколько часов подряд рылся в архивах полицейского комиссариата. Там, по-моему, тонны папок с давно забытыми делами и все свалено в кучу до самого потолка.

— Ему удалось найти досье по делу Фарнхайма?

— Он только что передал мне по телефону список лиц, опрошенных после смерти графа. Меня интересовали главным образом слуги из «Оазиса». Послушайте:

Антуанетта Межа, девятнадцать лет, горничная.

Розали Монкёр, сорок два года, кухарка.

Мария Пинако, двадцать три года, судомойка.

Анжелино Люппен, тридцать восемь лет, метрдотель.

Комиссар стоял у окна кабинета, глядя на падающий редкими хлопьями снег. Лапуэнт, словно актер, выдержал паузу.

— Оскар Бонвуазен, тридцать пять лет, слуга-шофер.

— Вот и Оскар! — заметил Мегрэ. — Разумеется, сведений о том, что стало с этими людьми, никаких?

— К счастью, инспектору Жюльену пришла гениальная мысль. В Ницце он недавно, и его поразило количество приезжих, весьма состоятельных иностранцев, которые снимают на несколько месяцев огромные дома и живут на широкую ногу. В таком случае, подумал Жюльен, им не обойтись и без прислуги. Он начал искать и обнаружил бюро по найму обслуживающего персонала для вилл. Лет двадцать с небольшим его содержит пожилая дама. Дама не помнит ни графа фон Фарнхайма, ни графини, ни Оскара Бонвуазена, но с год назад она устраивала кухарку, одну из своих постоянных работниц. В настоящее время Розали Монкёр служит в семье латиноамериканцев — те, имея в Ницце виллу, изредка наезжают в Париж. По словам этой дамы, сейчас они здесь, на авеню Иена, сто тридцать два.

— О других ничего не известно?

— Жюльен продолжает поиски. Можно я схожу к ней, шеф?

Чтобы доставить удовольствие Лапуэнту, горевшему желанием допросить бывшую кухарку Фарнхаймов, Мегрэ едва не ответил согласием, но в конце концов передумал:

— Я сам.

Он решил так главным образом потому, что хотел подышать свежим воздухом, выпить по дороге еще кружечку пива, уйти из кабинета, атмосфера которого была сегодня удушливой.

— Пока я хожу, загляни в картотеку, нет ли там чего о Бонвуазене. Поройся в карточках меблирашек. Обзвони мэрии и комиссариаты.