Вакансия: муж. И все очень прилично - Ольга Николаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сын, посмотри на часы, пожалуйста. – Прозвучало сердито и строго. Так, что оба мужчины удивленно обернулись.
– А что с ними? Тоже надо ремонтировать, да? – Кирилл прикинулся дурачком. – Ты мне поможешь их сделать, да, дядя Ваня?
– Не притворяйся, что не понял. Спать пора. А с дядей Ваней прощаться. Ему тоже пора домой и в люльку. Или на картонку, я уж не знаю, на чем он привык спать…
– Ну, мааам, ну, завтра же еще каникулы… – Он редко канючил, но делал это очень эффектно, когда понадобится.
– А как же режим? Тренер вам разве разрешает нарушать его на каникулах?
– Эх… Я сейчас доем и пойду, хорошо? Очень вкусное мясо!
А сам возил по тарелке вилкой, никуда не спеша.
Иван поймал мой взгляд – укоризненный и недовольный. Чему-то там кивнул.
– А хочешь, я тебе сказку почитаю перед сном?
– Чивоооо? Сказку? Я уже не маленький! Сам могу читать!
– Хорошо. Покажешь мне, как у тебя получается. Пойдем?
Ужасно. Отвратительно. Просто невыносимо. Этот человек еще и с детьми умеет договариваться! И как с ним бороться, интересно?
Мне был нужен прямо противоположный эффект: отвадить всех желающих от меня, и от Кирилла тоже. И чтобы сам свалил куда-нибудь в закат, и не появлялся больше!
– Ага. Пойдем. Мне книжку новую тренер подарил! Сейчас тебе покажу все!
Ребенок, порой казавшийся очень взрослым порой, опять напомнил, что он еще совсем ребенок: подскочил, роняя стул, и понесся в комнату. Хорошо хоть, что радостно не гикал от восторга.
Моя затея казалась все более бестолковой. И вела куда-то совсем не туда…
– Мам, ты нам только не мешай, хорошо? Мы там сами, по-мужски, посидим вдвоем, ладно?
– Кирюш. Ты дядю видишь сегодня в первый раз. И уже хочешь сидеть с ним вдвоем, по- мужски?
– Ну, да… – В глазах ребенка не плескалось ни тени сомнения. Он все уже решил для себя.
А что я буду делать, когда Ивану надоест играть в эти нелепые игры, и он просто исчезнет навсегда?
– Не очкуй, у меня запрещенки нет. Посидим скромненько, без всяких излишеств. Мы ж не в гараж с Кирюхой идем… – Я поняла, кого напоминал этот гопник: моего же Кирюху. Такой же вредный, когда не надо!
– О, а ты меня потом возьмешь в гараж?! – Сын, само собой, уловил самое главное. То, чего не стоило бы слышать совсем.
– Само собой. Научу тебя чинить свою ласточку. – Иван подмигнул, тут же деланно испугался. – Все, бежим. А то мама сейчас порвет меня на кучу маленьких Ванечек.
Слышно было, как он тормозит Кирюшку перед ванной комнатой, напомнив, что нужно почистить зубы и умыться. Как они вместе топают в спальню, и сын о чем-то увлеченно тараторит.
Снова накрыло печалью: такая семейная идиллия, о которой только мечтать бы. Но Иван, с его шутками, прибаутками и раздолбайством, долго этого не выдержит. Сейчас хорохорится, а потом быстро свалит в туман…
– Ушатало парня. Всего пару страниц осилил и отключился. Но читает здорово, я не ожидал…
Не слышала, как он подкрался. Резко разогнулась от стиральной машинки, в которую пихала белье Кирюхи, и тут же попалась в горячие руки. Задохнулась.
– С детьми нельзя так играть. Ты в курсе?
Он слышал. Прекрасно слышал, хоть я и шептала сдавленно. Просто его занимало другое: моя шея, например, которую Иван осыпал поцелуями. От каждого давление подскакивало куда-то под самое небушко, а голова кружилась.
Надо бы вырваться, выгнать его, расставив все точки над «и»… Только ноги не хотели держать, а спина так удачно опиралась о мужскую грудь, так надежно…
– Откуда мне знать? Это будет мой первый сын. – Не видела, но ощущала, как мужские губы растягиваются в улыбке. Прямо на моей щеке улыбаются, щекочут и дразнят.
– И со мной так не шути! Не надо! Это…
Потеряла нить мысли. Хотела что-то важное сказать, но не успела: закинула голову назад, позволяя мужчине ласкать подбородок, виски, брови, лоб, шею…. Он одним своим жарким дыханием заставлял нервничать и беспокоиться, перетаптываться на месте…
Наваждение какое-то, а не человек. Искушение, совращение, порок. Такой сладкий порок, что бороться с ним – преступление.
Открыла рот, чтобы договорить до конца, и тут же захлопнула: язык не слушался, прилипая к нёбу, воздух выходил из горла как-то сам собой, без моего ведома, превращаясь в какие-то странные вздохи…
Шлепанье босых ног по коридору отрезвило. Мгновенно. И меня, и неожиданного «папу».
Кирилл застал нас в разных углах кухни, слегка запыханных и немного розовых. Или очень красных, если говорить про меня.
– Я попить хочу. Шашлык был соленый, кажется…
– Сейчас, налью тебе воды.
Хитрые глазенки, совсем не сонные, а очень даже ясные и проницательные, перебегали с моего лица на Ивана. И обратно. И так – много раз.
– А что вы тут делали? Целовались, да?
Глава 9
– Кирюх, а ты как проснулся-то? Я же тебя щекотал за пятки – ты сопел, похрапывал, не дернулся даже ни разу…
Феечка совсем растерялась, глаза потупила, алела, как маковый цвет. Взял огонь на себя, заговаривая зубы маленькому человеку.
– Я не боюсь щекотки! – Кирилл горделиво задрал нос.
– Обманул меня, получается?
Смешной такой. И большой.
Феечка не похожа на маму такого взрослого пацана – выглядит и ведет себя как девочка. Сплошной когнитивный диссонанс и разрыв шаблона, а не женщина.
– Я тебя перехитрил, а не обманул.
Пацан подтянул штаны от пижамы, шмыгнул носом, побрел к матери. Уткнулся носом в ее бок, потерся. Мила, не задумываясь, обняла его, потрепала затылок. Идиллия – теплая, семейная, нежная. Почти как в моем детстве…
– Пей воду, малыш, и беги спать. Уже поздно. А ты еще и босиком!
– Мам, я же забыл главное! – Кирюха залпом хлебнул воды, закашлялся, утер запястьем рот. Но тут же торопливо затараторил. – Я же картонку-то не нашел!
– Господи… Какую картонку? Тебе что-то приснилось, малыш?
Феечка такая ласковая со своим пацаном. Так это мило – когда она приседает перед ним, всматривается в глаза.
– А на чем будет Ваня-то спать? На полу же голом холодно, твердо?!
Рука-лицо. Вот и дошутились с пацаном.
– У меня дома есть своя картонка, парень. Спасибо, что беспокоишься, но я справлюсь!
– А зачем тебе домой? Оставайся у нас! Прямо у меня в комнате ложись, ладно?
– Я громко храплю. Буду тебе мешать.
– Ничего страшного. Я в тебя подушкой кинусь – и все