Смертельное наследство - Билл Видал

— Итак, Аккерман, объясните нам, что все это значит. — Тон Ульма был вроде бы доброжелательным, но Аккерман не обманывался на сей счет, ожидая для себя самых серьезных неприятностей.

Тем не менее он ничем не выдал своего беспокойства и рассказал об этом деле во всех подробностях, не упустив ничего. Он начал с телефонной договоренности о первой встрече с Клейтоном и закончил моментом, когда американец ушел из банка, подписав все бумаги. Он не налегал на то обстоятельство, что обсудил основные пункты сделки с доктором Брюггером, но, естественно, не забыл упомянуть об этом. Избегая взгляда последнего, он поведал также о результатах проведенной в Нью-Йорке проверки, привел все связанные с нею имена, указал время контактов и выложил на стол копии полученных из-за океана документов.

Когда Аккерман закончил свое повествование, Ульм посмотрел на Брюггера, который в подтверждение слов подчиненного кивнул.

— Это письмо… — вмешался в разговор Лафорж. — Когда оно пришло?

Аккерман кашлянул, прочищая горло.

— Его получил сегодня утром один из моих коллег, господин Хехст, и передал мне с очередной партией почты.

— Кто это, Хехст?

— Сотрудник, занимавшийся ранее этим счетом, сэр, пока я не получил в прошлую среду указание от доктора Брюггера взять его себе.

— Я бы хотел переговорить с ним, — сказал Лафорж, ни к кому конкретно не обращаясь, будто делал некое официальное заявление.

Ульм, который в этот момент просматривал бумаги, лежавшие на столе Брюггера, передвинул их по столешнице к Лафоржу и повернулся к Аккерману:

— Вы разговаривали с кем-нибудь об этом счете?

— Только с доктором Брюггером, господин председатель.

— Хорошо. Вы и впредь ни с кем не будете обсуждать эту проблему. Ясно?

— Так точно, господин председатель.

— Что бы мне хотелось знать прежде всего, — Лафорж, вынув из папки листок бумаги, не отводил от него глаз, — как мертвец мог написать это послание?

Все повернули головы в его сторону и с недоумением посмотрели на Лафоржа.

— Прошу вас, Вальтер, объясните, что вы имеете в виду, — проворчал Ульм.

— Восемнадцатое ноября! — Лафорж помахал в воздухе письмом. — Послание, в котором профессор Майкл Клейтон предлагает нам закрыть счет, датируется восемнадцатым ноября. — Начальник службы безопасности передал бумагу Ульму. — Об этом же свидетельствует марка на конверте. — Он продемонстрировал председателю также и конверт с маркой.

Прежде чем кто-либо успел среагировать на это сообщение, Лафорж вынул из папки копию свидетельства о смерти Майкла Клейтона и объявил:

— Четвертое ноября! — Затем он повернулся к Аккерману: — Вы проверили подпись?

— Разумеется, сэр. Как же иначе? В тот же момент как получил письмо. Она… хм… показалась мне подлинной.

— Ну что ж, мы, разумеется, снова проверим ее.

— И что же вы думаете по этому поводу, Вальтер?

— Возможно, мы имеем дело с подделкой, господин председатель. Но может быть, что это письмо с открытой датой. — Лафорж приблизил к глазам листок и тщательно исследовал взглядом отпечатанный на компьютере текст. — Иногда так делают. Но разумеется, — сказал он со значением, — держатель документа потом датирует его задним числом. Чего в данном случае, как мы видим, не наблюдается.

— На мой взгляд, сэр, в этом деле наличествует еще одно любопытное обстоятельство, — вступил в разговор Аккерман.

— Говорите, — быстро отреагировал на его реплику Брюггер, воспользовавшись удобной возможностью подчеркнуть, что он в этой компании тоже не последний человек.

— Я имею в виду бенефициариев этой транзакции, являющихся держателями счетов «Креди Сюисс»…

— То есть господ Суини, Таллея и Макэндрюса? — уточнил Лафорж, прочитав эти фамилии в письме Майкла Клейтона.

— Да, сэр. Это та же адвокатская контора из Нью-Йорка, которая подтвердила смерть профессора Клейтона, когда туда обратился мистер Ислер.

— Ислер? — переспросил Ульм.

— Он работает в нашем нью-йоркском офисе, — пояснил Брюггер. — Я дал ему указание лично проверить все факты, что он и сделал.

— Понятно. В таком случае это подделка… Да, Вальтер?

— Я должен все как следует проверить, сэр. Кроме того, мне надо переговорить с Мартелли из «Креди Сюисс».

Никто не стал оспаривать его слова. Тайна вкладов являлась одним из основополагающих принципов швейцарского банковского законодательства, и необоснованное разглашение сведений по поводу того или иного вклада могло рассматриваться как преступление. Но в Швейцарии нет большего преступления, нежели жульничество в банковской сфере. На такие вещи за границей швейцарцы не обращали внимания, но в данном случае просматривалась явная попытка совершить мошеннические действия здесь, в Цюрихе! В качестве злоумышленников могли рассматриваться или новый клиент банка Том Клейтон, в случае если деньги не принадлежали ему, или те люди, которые хотели снять деньги со счета и перевести в Женеву. При таких условиях Лафорж, стремившийся, не поднимая шума, перемолвиться словом со своим коллегой из родственного финансового учреждения, мог рассчитывать на полное понимание с его стороны, ибо упомянутый Мартелли и сам в прошлом обращался в ЮКБ за такого рода услугой.

— А как быть с теми пятью миллионами долларов? — спросил Аккерман прерывающимся от волнения голосом.

— Какими пятью миллионами? — осведомился угрожающим тоном Ульм, и глаза всех присутствующих повернулись к Аккерману.

— Я перевел сегодня утром в Лондон пять миллионов! — Когда Аккерман объяснял, как и почему сделал этот перевод, его тело сотрясалось от страха.

Едва он закончил, Ульм и Брюггер синхронно устремили глаза на циферблат настенных часов. Стрелки показывали тринадцать двадцать. До закрытия операций по переводу денежных средств в иностранной валюте оставалось час сорок минут.

— Немедленно остановить транзакцию! — приказал Ульм. — Посмотрим, как отреагирует на это мистер Клейтон. Если ему нечего скрывать, он будет жаловаться. Если же будет хранить молчание, мы можем заняться пересмотром договора по его счету.

Все дружно кивнули, выражая одобрение.

— Ну а пока, — Ульм поднялся с кресла, — мы ничего не будем предпринимать. Если ваш клиент позвонит, — он повернулся к Аккерману, — отвечайте ему как ни в чем не бывало. Но ничего не делайте. Абсолютно ничего, пока не проконсультируетесь с доктором Брюггером. Вы меня поняли?

— Да, господин председатель. — Аккерман с облегчением вздохнул: совещание наконец закончилось, и он получил передышку, хотя и временную.

Глава 4

Том Клейтон вернулся в Лондон и из Хитроу поехал в Сити на подземке. Разумеется, все это время он думал о свалившемся на него богатстве.

Откуда взялась такая огромная куча денег?

Не вызывало сомнений только одно. Тому не пришлось размышлять слишком долго, чтобы понять, что все эти миллионы никак не могли быть процентами, наросшими за несколько десятилетий на полумиллионный вклад деда. Чтобы разобраться в ситуации, придется нажать на Суини. Дик знал куда больше, чем говорил, и в этом не могло быть никаких сомнений. Впрочем, пора заняться и текущими делами, то есть замести следы своих махинаций. Что ж, об этом позаботятся пять миллионов, которые он велел Аккерману перевести в его банк. Когда все устроится, он будет решать, что делать с остальными деньгами. Подумать только: целое состояние! Но чье оно? Кому на самом деле принадлежали такие большие деньжищи и как попали на дедушкин счет? Или, быть может, это счет отца?

Четыре с четвертью — неплохой процент, который будет приносить сто тридцать тысяч долларов в месяц. Но держать деньги на депозите — удел почтенных матрон с Палм-Бич. Как-никак Том — бизнесмен, и ему не составит труда при минимальном риске удвоить прибыль. А уж если он займется игрой на валютных рынках всерьез… Тут Клейтон покачал головой и ухмыльнулся. Об этом лучше не думать. По крайней мере сейчас, пока он не приведет окончательно в порядок свои дела.

Может, ему после этого уйти с работы?

В самом деле, какой в ней смысл, если он будет получать больше миллиона в год, ничего не делая?

Правда, однако, заключалась в том, что Клейтону нравилась его работа, ее риски, то чувство удовлетворения, которое он испытывал, когда правильно понимал происходившие на рынке процессы. А еще ему нравились дух товарищества и обстановка разудалой веселой вольницы, бытовавшие в среде рыночных игроков экстра-класса. Том ужасно скучал бы по всему этому. С другой стороны, нельзя не признать, что он работал прежде всего ради денег, и если бы его работодатели в один прекрасный день отменили все бонусы — в других банках такое бывало, — Том наверняка ушел бы со службы. Но теперь он со всеми своими сбережениями, инвестициями, бонусами, наследством и процентами стоит пятьдесят миллионов. Имеет ли смысл при таком раскладе продолжать ходить на работу каждый день и просиживать в банке по двенадцать часов в сутки, вкалывая на чужого дядю?