Ролики без тормозов - Светлана Алешина

Маринка, никогда не отличавшаяся терпением, измучившись от безделья, предложила поехать к общежитию на маршрутке, но я от этой затеи отказалась, так как для осуществления всего задуманного нужны были именно Виктор и его «жучок», который ни я, ни Широкова, ни даже Ромка настроить и установить не смогли бы. Пришлось Маринке терпеть, дожидаясь пока Виктор починит машину.

Наконец, поломка была устранена и мы поехали.

Доехав до общежития сельскохозяйственного института к десяти часам, мы поставили машину на противоположной стороне улицы и пошли к зданию. Практически во всех окнах горел свет, из некоторых доносилась музыка, однако на крыльце не было ни души.

– Что-то тут чересчур тихо, – также обратила внимание на это обстоятельство Широкова. – Это точно общежитие?

– Абсолютно точно, – кивнула я. – Может, у них отбой в десять?

– Ты шутишь, – усмехнулась Маринка. – Неужели в десять вечера у них уже двери закрывают?

– Вот увидишь, – ответила я, подходя к двери и берясь за ручку. Как я и ожидала, дверь оказалась заперта.

– Ну и ну, – закачала головой Широкова. – Как при советской власти. Все строго по расписанию. Ну что ты стоишь, стучи.

Последовав Маринкиному совету, я несколько раз ударила костяшками пальцев по металлической двери. Почти сразу же на первом этаже зажегся свет, а еще через несколько минут послышались шорохи, и чей-то заспанный голос просипел:

– Отбой уже был, никого не пущу.

Я не сразу распознала голос вахтерши, но когда поняла, что это, скорее всего, она, то в экстренном порядке вспомнила ее имя-отчество и произнесла:

– Антонина Васильевна, эта Ольга Бойкова, журналистка. Помните, я к вам днем подходила? Откройте, пожалуйста.

Сначала за дверьми все стихло, но потом послышался звук отодвигаемых засовов. Вскоре дверь действительно открылась, и я увидела немного заспанную, взлохмаченную вахтершу.

– Чего вас посередь ночи-то принесло? – окинув нас всех взглядом, громко полюбопытствовала женщина и широко зевнула. – Утра, что ли, дождаться не могли?

– Нам нужно сейчас, – без разъяснений ответила я. – Можно войти?

– Входите, только все равно не понимаю, какой толк от вашего прихода – спят все давно.

– Ну, это вряд ли, – усмехнулась Широкова, а затем томно вздохнула и задумчиво произнесла: – Эх, где мои студенческие годы… В десять часов мы не только не ложились, а наоборот, вставали и через окно сматывались на дискотеку.

– А потом вас под утро небось милиция возвращала, пьяных и почти без одежды, – осуждающе добавила женщина. – У нас такие танцоры тоже имеются… По полночи умоляют им дверь открыть, назад-то через окно не получается. – Женщина усмехнулась и продолжила: – А я специально не открываю, пусть померзнут, зубами-то постучат, может, ума и прибавится, в следующий раз подумают перед тем, как убегать.

– Ну вы и змея, – не сдержавшись, выдала вдруг Широкова, за что едва не словила от меня подзатыльник.

– Чего? – обиженно возмутилась вахтерша, прекрасно расслышавшая этот комплимент, и грудью поперла на Маринку.

– Нехорошо поступаете, говорю, – мгновенно поправилась Широкова, слегка испугавшись. – Разве не помните себя в их возрасте? Небось также по трубам да по крышам из дома на свидания удирали, а им не даете. Они ведь молоды, погулять, повеселиться хотят.

– Вот и пусть веселятся, до десяти. А потом нечего по темным улицам разгуливать, приключения себе искать, – не соглашалась с Маринкой женщина. Затем она окинула Маринкин наряд, состоящий из невероятно короткой черной юбочки и майки на бретельках, и, усмехнувшись, заметила: – А ты, я смотрю, тоже из таких прошмандовок…

– Что? – едва не задохнулась от полученного оскорбления Широкова и собралась было вылить на свою обидчицу поток брани, но сделать этого не успела, так как к ней сзади подскочил Виктор и решительно зажал рот рукой, лишив всякой возможности воспроизводить какие-либо звуки. Я только благодарно посмотрела на него и вновь обратилась к Антонине Васильевне:

– Мы можем как-нибудь попасть в комнату, соседнюю с той, где проживают ребята, о которых мы сегодня с вами разговаривали?

– Можно, конечно, – все еще косо поглядывая на Маринку, которая пыталась высвободиться из крепких рук нашего фотографа, ответила женщина. – Если только жильцов из нее выгнать.

– А есть какой-нибудь другой способ пробраться к комнате ребят, мы бы не хотели привлекать лишнего внимания, – спросила я.

– Попробуйте через чердак. Там прямо над их окном еще одно маленькое окошко имеется, только вот не знаю, подойдет ли оно для вас. Лестницы-то там нет, так что спуститься к окну не получится. А больше я ничего предложить не могу.

– Нам этот вариант подходит, – недолго думая, ответила я. – Проводите?

Женщина кивнула и первой последовала в сторону лестницы. Ромка пошел за ней, а я слегка отстала, подошла к Виктору и, склонившись к Широковой, произнесла:

– Давай договоримся, что ты и рта не раскроешь, пока мы не покинем общежитие и не выясним все, что нам нужно. Хорошо?

Маринка нехотя кивнула.

Стараясь как можно меньше шуметь, мы поднялись на пятый этаж, успев по пути спугнуть нескольких блуждающих по коридору студентов, которые рискнули выйти покурить, но, заметив Антонину Васильевну, тут же поспешили ретироваться. Вахтерша довела нас до лестницы, ведущей на чердак, покопалась в кармане халата, извлекла из него связку ключей и найдя нужный, протянула его Виктору.

Виктор молча взял ключ, поднялся по лестнице и, отперев замок, открыл люк.

– Фонарик-то дать? – заботливо поинтересовалась Антонина Васильевна.

– У нас есть, – отказалась я, прекрасно зная, что у Виктора есть весь необходимый набор инструментов.

– Неужто все туда полезете? – спросила наша провожатая. – Там ведь пыли, как муки на мельнице. Да паучье везде свои творения развесило. Голубей спугнете – начнут метаться. Я бы, например, не полезла.

– Мы тоже не все полезем, – отыскав взглядом Маринку, ответила я. – Кто-то один останется внизу и подождет.

– А я с вами? – радостно спросил у меня Ромка, видя, что на него-то я как раз и не смотрю.

Я кивнула, но предупредила:

– Если только обещаешь вести себя тихо.

– Обещаю, – недолго думая, согласился курьер.

Поднявшись до уровня люка, я просунула в него голову и на какое-то время замерла, пытаясь привыкнуть к той кромешной темноте, что меня со всех сторон окружала. Вскоре кое-какие очертания предметов стали заметны, а когда Виктор включил свой мощный фонарик и направил его в потолок, стало совсем светло. Чердак общежития оказался весьма захламленным. Чего здесь только не было: сдвинутые в кучу металлические старые кровати, какие-то матрасы, стулья. Все это давно пора было сжечь, а не разводить здесь убежище для мышей и крыс.

Поднявшись на чердак, я дождалась, когда влезет и Ромка, а уже потом мы направились к небольшому окошечку, через которое сюда просачивался слабый свет с улицы. Виктор также подошел к нему, что-то подергал, а затем резко открыл ставню. В ту же минуту вокруг что-то зашумело и задвигалось, Ромка испуганно придвинулся ко мне поближе и замер.

– Голуби, – пояснила я ему. – Мы их разбудили.

– А, – понимающе протянул курьер и тут же отстранился.

Я же подошла к высунувшемуся в окно Виктору и спросила:

– Как думаешь, получится спустить вниз микрофон?

– Ветра нет, значит, получится, – сказал Виктор.

Я отошла, чтобы не мешать ему делать свое дело: мы-то с Ромкой все равно в прослушивающей аппаратуре ничего не понимали. Вообще, нам можно было даже и не подниматься наверх, Виктор бы и сам со всем справился, но очередное изобретение нашего фотографа, как он его назвал, – высокочастотный микрофон, позволяющий слышать голоса через стекло, – не имело записывающего устройства, а значит, весь разговор можно было подслушать только в момент включения микрофона, для чего требовалась «подстраховка» от меня и Ромки на случай, если Виктор что-либо упустит из разговора.

Давно уже достав из своего походного рюкзака все необходимое, Виктор жестом попросил меня посветить ему на руки и, когда я выполнила его просьбу, принялся удлинять провод. Пока он это делал, Ромка умудрился направить свет оставленного без присмотра фонарика в дальний угол и, конечно же, окончательно разбудил дремавших там голубей. Те испуганно взметнулись вверх и, начав издавать воркующие звуки, заметались в тесном помещении, ища спасительный выход.

Нам пришлось ненадолго замереть, чтобы дать им возможность успокоиться, и только после этого мы смогли продолжить работу дальше. Теперь Виктор намотал уже удлинненный провод на руку, подошел к окну и, высунувшись в него почти наполовину, стал опускать микрофон вниз. Я с замиранием сердца ожидала результатов, не смея отвлекать Виктора вопросами.

Наконец, нашему фотографу удалось укрепить шнур микрофона на подоконнике, чем-то прижав его, и Виктор снова вернулся к своему устройству – обычной черной коробке с массой кнопок, проводков и одним большим динамиком. Из последнего минут через пять послышался треск и какие-то неясные звуки. Виктор стал настраивать волну и что-то подкручивать в своем устройстве.