Мегрэ - Жорж Сименон

— У вас не найдется чем отпилить? — продолжал Мегрэ, адресуясь к ночному дежурному.

— Конечно, найдется. Жозеф, — распорядился хозяин, — сходите за пилкой для господина Мегрэ.

Итак, решительный день начался веселым дуракавалянием. Утро опять было солнечное. Мимо прошла горничная с первым завтраком на подносе. Коридор мыли, не жалея воды. Почтальон рылся в своей кожаной сумке.

Мегрэ, держа в руке метлу, дожидался пилы.

— Не правда ли, в гостиной есть телефон? — полюбопытствовал он у хозяина.

— Да, господин Мегрэ. На левом столе. Я вас немедленно подключу.

— Не стоит.

— Вы не будете звонить?

— Спасибо, необходимость в этом отпала.

Мегрэ ушел со шваброй в гостиную, а уборщица, воспользовавшись этим, заявила:

— Сами убедитесь: не моя вина, что я ничего не делаю. И пусть на меня не орут, если я не успею закончить холл.

Дежурный вернулся с заржавленной пилой, которую отыскал в подвале. В свой черед Мегрэ принес швабру, вооружился пилой и принялся отделять конец ручки.

Швабру он прижал к письменному столу. На свежевымытый пол посыпались опилки. Другим концом деревяшка елозила по регистрационному журналу, и хозяин опасливо наблюдал за нею.

— Вот и все! Благодарю вас, — объявил наконец комиссар, подняв с пола отпиленный кружочек древесины.

Одновременно с этим он возвратил уборщице швабру, ставшую короче на несколько миллиметров.

— Это вам и требовалось? — с серьезным видом полюбопытствовал хозяин гостиницы.

— Совершенно верно.

В пивной «У Нового моста», во втором зале которой Мегрэ отыскал Люкаса, уборщицы с ведрами свирепствовали не менее усердно, чем в «Альсине».

— Знаете, шеф, отдел работал всю ночь. Расставшись с вами, Амадье вбил себе в голову, что обязан обогнать вас, и задействовал всех своих людей. Судите сами — я, например, знаю, что вы были в «Пале Ройяль» с дамой.

— А затем отправился во «Флорию». Бедный Амадье!

А что остальные?

— Эжен тоже был во «Флории». Вы, несомненно, его видели. Без четверти три он ушел оттуда с профессионалкой.

— Да, знаю — с Фернандой. Держу пари, что он переспал с ней на улице Бланш.

— Вы правы. Он даже оставил свою машину на всю ночь у тротуара. Она и сейчас там.

Мегрэ поморщился, хотя он-то уж никак не был влюблен. Однако прошлым утром в залитой солнцем квартирке Фернанды был именно он. Она, полуодетая, пила кофе с молоком, и между ними существовала атмосфера доверительной интимности.

Это была не ревность — просто комиссар не любил мужчин типа Эжена. Ему казалось, что в данную минуту молодой человек еще лежит, а Фернанда хлопочет, подавая ему кофе в постель. И он наверняка снисходительно улыбается.

— Он таки заставит ее плясать под свою дудку! — вздохнул комиссар. — Продолжай, Люкас.

— Его марсельский приятель до возвращения в «Альсину» обошел несколько ночных кабаков. Сейчас он, несомненно, дрыхнет, потому что никогда не встает раньше одиннадцати-двенадцати.

— А глухой коротышка?

— Его фамилия Колен. Живет с женой на улице Коленкура, потому как состоит в законном браке. Когда он возвращается поздно, супруга закатывает ему сцены. В прошлом она была помощницей хозяйки «заведения».

— Чем он занят сейчас?

— Ходит по лавкам. Съестное покупает всегда он: на шее толстый шарф, на ногах туфли из Шаранты[9].

— Одна?

— Этот надрался до свинства, обойдя кучу бистро. К себе в гостиницу на улице Лепик вернулся около часа, и ночной дежурный вынужден был помочь ему подняться по лестнице.

— Кажо, надеюсь, у себя?

Выходя из пивной, Мегрэ словно увидел всех подельников разом, каждого в своей точке Монмартра, вокруг Сакре-Кер[10], белеющей над прибоем Парижа.

Добрых десять минут он вполголоса инструктировал Люкаса и заключил наконец, пожимая ему руку:

— Все понял? Уверен, что тебе не потребуется больше, чем полчаса?

— Оружие при вас, шеф?

Мегрэ похлопал себя по брючному карману и подозвал проезжавшее мимо такси:

— Улица Батиньоль.

Дверь привратницкой была приоткрыта, сквозь щель виднелась фигура газовщика.

— Вам кого? — услышал Мегрэ пронзительный женский голос.

— Господина Кажо, пожалуйста.

— Антресоль, налево.

Мегрэ остановился на растрепанном коврике, перевел дух и потянул за длиннющий басон, на что квартира отозвалась по-детски игрушечным звоночком.

Зашаркали шаги. Звякнула дверная цепочка. В замке повернулся ключ, и дверь приотворилась, но всего сантиметров на десять, не больше.

Отпер сам Кажо, непричесанный, брови взлохмачены еще больше обычного. Он удивился. Глядя Мегрэ в глаза, мрачно процедил:

— Что нужно?

— Для начала войти.

— Вы пришли официально, с постановлением по всей форме?

— Нет.

Кажо попробовал захлопнуть дверь, но из этого ничего не получилось — Мегрэ успел сунуть в щель ногу.

— Не находите, что нам лучше бы потолковать? — бросил он.

Кажо понял, что дверь ему все равно не закрыть, и взгляд его потяжелел.

— Я ведь и полицию вызвать могу.

— Разумеется. Только я думаю, это бесполезно — нам разумней поговорить по-хорошему.

За спиной Нотариуса прислуга в черном прервала работу и прислушалась. Ввиду уборки все двери в квартире были распахнуты. Справа, видимо, располагалась очень светлая комната окнами на улицу.

— Входите.

Кажо запер входную дверь на ключ, завел цепочку на место и сориентировал посетителя:

— Направо, ко мне в кабинет.

Это была типичная квартирка мелкого буржуа с Монмартра: кухня еле в метр шириной с окном во двор, бамбуковая вешалка в прихожей, темная столовая, занавеси тоже темные, выцветшие обои в цветочек.

То, что Кажо именовал своим кабинетом, оказалось помещением, которое по замыслу архитектора должно было играть роль гостиной и — единственное в квартире — имело два окна, в которые проникал свет.

Навощенный паркет. Посредине вытертый ковер и три стула с обивкой, ткань которой приобрела тот же неопределенный цвет, что и ковер.

Стены, оклеенные гранатовыми обоями, загромождены бесчисленными картинами и фотографиями в позолоченных рамочках. По углам столики и этажерки с дешевыми безделушками.

У окна возвышалось бюро красного дерева с вытертой сафьяновой обивкой; за него и уселся Кажо, отодвинув вправо какие-то бумаги.

— Марта, мой шоколад подадите сюда.

Кажо больше не смотрел на Мегрэ, предпочитая выжидать, пока противник первым перейдет в наступление.

Что касается комиссара, усевшегося на слишком хрупкий для него стул, он расстегнул пальто и, поглядывая вокруг, неторопливо набивал большим пальцем трубку.

Одно из окон — несомненно, из-за уборки — было распахнуто, и, когда прислуга подала шоколад, Мегрэ спросил хозяина:

— Не будете возражать, если закроем окно? Позавчера я подцепил насморк, и мне не хотелось бы простужаться еще сильнее.

— Закройте окно, Марта.

Марта отнюдь не испытывала симпатии к посетителю. Это было заметно по тому, как она ходила взад и вперед мимо Мегрэ, всякий раз находя способ задеть его ноги и не извиниться.

По комнате плыл запах шоколада. Кажо держал чашку обеими руками, словно согревая ее. По улице катились фургоны, и верх их, ровно как серебристые крыши автобусов, маячил почти что на уровне окна.

Прислуга вышла, но дверь не закрыла и продолжала хлопотать в прихожей.

— Не предлагаю вам шоколад, — сказал Кажо. — Думаю, что у вас уже был первый завтрак.

— Да, был. Зато если у вас найдется стаканчик белого…

Сейчас значение имело все — даже малейшее слово, и Кажо нахмурился, спрашивая себя, с какой стати гость просит дать ему выпить.

Мегрэ понял и улыбнулся:

— Я привык работать на улице. Зимой холодно, летом жарко. В обоих случаях хочется выпить, верно?

— Марта, принесите белого вина и стакан.

ЮЗ

— Обычного?

— Именно. Предпочитаю обычное, — вставил Мегрэ.

Его котелок лежал на бюро, рядом с телефоном. Кажо, не сводя глаз с собеседника, маленькими глоточками пил шоколад.

Утром он выглядел еще более бледным, чем вечером; кожа у него была по-прежнему бесцветная, а глаза тускло-серые, как волосы и брови, голова костистая, лицо длинное. Кажо относился к тем личностям, которых невозможно представить себе иначе как людьми неопределенного возраста. Трудно было даже вообразить, что он был когда-то ребенком, школьником или юным влюбленным. Такой, как он, не мог держать женщину в объятиях, шептать ей нежные слова.

Зато его волосатые, довольно ухоженные руки всегда были приучены орудовать пером. Ящики бюро были наверняка набиты всяческими бумагами, отчетами, счетами, квитанциями, заметками.

— Встаете вы сравнительно рано, — заметил Мегрэ, взглянув на часы.

— Я сплю не больше трех часов за ночь.

Безусловно, не врет. Неизвестно — почему, но это чувствовалось.