Томми и К° - Джером Джером

— Потом я обрела надежду с новой силой, — продолжала мисс Рэмсботэм свою исповедь, — черпая ее из книг некоего направления в литературе, популярного не нынче, а лет двадцать тому назад. Героиню этих романов никогда не отличала внешняя красота, если только читатель, подобно их герою, не обладал чрезвычайно утонченной наблюдательностью. В героине было нечто большее, она была прекрасна внутренне. Я утрачивала ощущение времени, часами просиживая за чтением этих необыкновенных книг. Я убеждена, они помогли мне выработать в себе определенные навыки, которые и по сей день служат мне верой и правдой. Я завела себе за правило, если в нашем доме поселился молодой гость, непременно вставать поутру как можно раньше и неизменно появляться к завтраку свежей, бодрой, безукоризненно одетой и, по возможности, с блестящим от росы цветком в волосах, дабы показать, что я только что из сада. Подобные усилия, как правило, совершенно малозначащи для молодого гостя: сам он обычно спускается к завтраку поздно, причем с заспанным видом, потому ничего такого не способен заметить. Однако для меня самой это явилось отличной практикой. Теперь я неизменно, когда бы ни ложилась, встаю в семь утра. Я сама себе шью, в основном сама стряпаю и стараюсь, чтобы все об этом знали. Не могу не признаться, что неплохо играю на фортепьяно и пою. К тому же глупой меня никогда нельзя было назвать. У меня нет младших братьев и сестер, заботливой опеке над которыми я могла бы себя посвятить, однако вокруг меня в доме полным-полно кузенов и кузин, которых я, если уж на то пошло, порчу чрезмерным потаканием их прихотям. Дорогая моя, даже святоша на меня не позарится! Я не из тех женщин, которые умеют вертеть мужчинами. Они для меня — восхитительные создания природы, и в целом я нахожу их весьма неглупыми. Но сердца их отданы кокетке в кудряшках, которой требуется, чтоб ее подхватили с двух сторон под обе руки; она и есть их представление об ангеле. Ни один мужчина не сможет полюбить меня, даже если и попытается. Умом я это понимаю, однако, — тут мисс Рэмсботэм понизила голос до доверительного шепота, — чего я понять не могу, так это того, что сама никак не могу влюбиться ни в какого мужчину, поскольку все они мне одинаково милы.

— Ну вот ты сама все и объяснила, — заметила закадычная приятельница, некая Сьюзен Фоссет, подобие «тетушки Эммы» из «Журнала для дам», женщина приятная, но говорливая. — Ты слишком умна.

Мисс Рэмсботэм тряхнула головой.

— Чтобы влюбиться, надо уметь любить. Стоит мне задуматься об этом, как мне самой за себя становится стыдно.

По причине ли этой уверенности в том, что ей необходимо влюбиться, или просто нежданно-негаданно (этого она и сама, должно быть, сказать не могла), но чувство пришло к ней уже в зрелые годы, и потому было оно более сильное, чем приходилось ожидать. Одно лишь очевидно: в возрасте за тридцать эта умная, здравомыслящая, тонкая женщина принялась вздыхать, заливаться краской, вздрагивать и теряться при звуках некоего имени, внезапно став похожей на юную влюбленную девчонку.

Однажды туманным ноябрьским днем ее закадычная приятельница Сьюзен Фоссет принесла странную весть в свое богемное окружение, воспользовавшись возможностью, предоставленной ей приглашением Питера Хоупа на чаепитие, приуроченное к празднованию дня рождения его приемной дочери и помощницы в редакторском деле Джейн Хелен, в обиходе называемой Томми. Истинная дата рождения Томми была известна только небесам. Но поскольку лишенному супруги и наследника Питеру она явилась прямо из лондонского тумана именно вечером восемнадцатого ноября, постольку Питер с друзьями сочли, что день восемнадцатое ноября следует отмечать совместным сборищем.

— Рано или поздно это станет всем известно, — заверила Сьюзен Фоссет, — так что я могу вам рассказать: наша простофиля Мэри Рэмсботэм взяла и обручилась!

— Чушь какая-то! — невольно вырвалось у Питера Хоупа.

— Вот и я собиралась сказать то же самое, как только ее увижу, — заверила Сьюзен.

— И кто же? — поинтересовалась Томми.

— Ты хочешь спросить «с кем же», слово «обручилась» требует творительного падежа! — поправил ее Джеймс Дуглас Мак-Тир, обычно именуемый «Малыш», который сам по-английски писал лучше, нежели выражался.

— Я и хотела сказать, с кем же? — поправилась Томми.

— А сперва как сказала? — не унимался Малыш.

— С кем, мне неизвестно, — ответила закадычная приятельница мисс Рэмсботэм, с негодующим видом пригубливая чай из чашки. — С каким-нибудь неотесанным недоумком, который сделает ее несчастной на всю жизнь.

Сомервиль, адвокат без практики, заметил, что при отсутствии надлежащих фактов такое заявление преждевременно.

— Если бы имелось в виду нечто приличное, — вставила мисс Фоссет, — она бы так долго не темнила, не стала бы ошарашивать меня, словно гром среди ясного неба. С ее стороны не было ни малейшего намека, только час назад я получила эту писульку!

Мисс Фоссет извлекла из сумочки письмо, написанное карандашом.

— Думаю, ничего страшного не произойдет, если я зачитаю его, — оправдывающимся тоном заметила мисс Фоссет. — Вы сами сможете оценить, в каком состоянии пребывает наша бедняжка.

Оставив свои чашки, участники чаепития сгрудились вокруг мисс Фоссет.

«Дорогая Сьюзен, — начала читать она, — завтра я никуда не смогу пойти с тобой. Пожалуйста, придумай за меня благовидный предлог. Никак не могу припомнить, что именно состоится. Ты не поверишь, но я обручена — я выхожу замуж. Мне самой никак не верится. Живу точно во сне. Решила пока сбежать к бабушке в Йоркшир. Мне необходимо что-то предпринять. Мне необходимо с кем-то поделиться — ты прости, дорогая, но ты слишком рассудительна, тогда как я сейчас — такая безрассудная. Я все тебе расскажу при встрече — возможно, на будущей неделе. Я так хочу, чтобы он тебе понравился. Он так хорош собой и так умен — в своем роде. Не осуждай меня. Никогда не думала, что возможно такое счастье. Такое счастье ни с чем иным нельзя сравнить. Нет слов, чтобы его описать. Передай, пожалуйста, Беркоту, чтобы вычеркнул меня из списка участников конгресса антекваров-любителей. Я чувствую, что это сейчас не для меня Я так рада, что у него нет родственников — здесь, в Англии. А то бы я так ужасно волновалась. Еще вчера я об этом не могла даже и помыслить, а сегодня я хожу на цыпочках, боюсь проснуться. Не оставила ли я у тебя свою шиншилловую накидку? Не сердись. Если бы знала наперед, я бы все тебе рассказала. Спешу. Твоя Мэри». На конверте стоит «Мэрилбоун-Роуд», и шиншилловую накидку она у меня действительно забыла, следовательно, письмо и в самом деле от Мэри Рэмсботэм. В противном случае у меня возникли бы сомнения, — сказала мисс Фоссет, складывая письмо и пряча его обратно в сумочку.

— Это люпофь! — воскликнул доктор Уильям Смит, при этом его круглая, красная физиономия просияла, изобразив поэтический восторг. — Фот што стелала люпофь, она исменила ее, префратила фнофь в юную дефису!

— Любовь, — парировала Сьюзен Фоссет, — не меняет умную и образованную женщину до такой степени, что та начинает сумбурно излагать свои мысли, подчеркивает в письме каждое слово, слово «антикваров» пишет через «е», а имя Беркотта, человека, которого она знает уже много лет, всего с одним «т». Эта женщина явно и бесповоротно сошла с ума!

— Подождем высказываться, пока мы его не увидели, — благоразумно заметил Питер. — Я был бы безмерно рад, если бы нашей уважаемой мисс Рэмсботэм улыбнулось счастье.

— Я тоже, — сухо сказала мисс Фоссет.

— Она одна из наиболее рассудительных женщин в моем окружении, — отозвался Уильям Клодд. — Кто бы он ни был, ему весьма повезло. Пожалуй, и мне бы стоило рассмотреть подобную перспективу.

— Повезло ему или нет, — отрезала мисс Фоссет, — не про него сейчас речь.

— Полагаю, лучше сказать «о нем», — заметил Малыш, — если говорится «речь», то...

— Ой, ради Бога, — обратилась мисс Фоссет к Томми, — предложите этому типу положить себе что-нибудь в рот. Нет ничего хуже, когда люди учат грамматику в зрелом возрасте. Как все новообращенцы, они становятся фанатиками.

— Мэри Рэмсботэм воистину потрясающая женщина! — воскликнул Гриндли-младший, издатель журнала «Хорошее настроение». — Прямо-таки удивительно, почему до сих пор ни один мужчина не додумался на ней жениться.

— О, эти мужчины! — вскричала мисс Фоссет. — Вам бы только безмозглое создание с хорошеньким личиком!

— Разве эти качества всегда совпадают? — со смехом спросила миссис Гриндли-младшая, урожденная Гельвеция Эпплярд.

— Исключения подчеркивают правило, — отозвалась мисс Фоссет.

— Изумительное высказывание, — с улыбкой заметила миссис Гриндли-младшая. — Иногда меня изумляет, как можно говорить, не имея представления о том, что говоришь!