Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год - Вокруг Света

А между тем в нашей стране, богатой реками и водоемами, гребные гонки на дальние дистанции, казалось бы, дарованы самой природой и народными традициями состязаний в силе, ловкости, выносливости...

Плавания Смургиса обрели общественный интерес. Конструкция простой деревянной лодки, прошедшей за 11 походов свыше 27 тысяч километров, может стать прототипом судна для гребных марафонов. Лодку Смургиса, одинаково пригодную для любых рек и водохранилищ, открывали для себя сотни людей, которых и удивляли и покоряли ее возможности. В последние годы число энтузиастов безмоторного марафона, похоже, выросло. Очень интересными были плавания Роберта Ряйккенена на полимаране «Спрут». Свое детище Роберт испытал в труднейших плаваниях в Азовском, Аральском, Японском, Баренцевом и Белом морях. В этом году готовится экспедиция «Комсомольской правды» на полимаране последней конструкции Ряйккенена. Через несколько месяцев «Старт» (так назвали судно, которое строят энтузиасты Московского судостроительного завода и студенты нескольких вузов) поднимет паруса. Для десяти гребцов сделаны отменные весла, а на Таллинской экспериментальной верфи уже сшиты паруса... О гостеприимстве на маршруте, об особом внимании на спасательных и водных станциях, где «Мах-4» встречали люди, понимающие толк и в лодках и в проблемах, с ними связанных, Смургис говорил с особой теплотой. В этом и я убедился на спасательной станции на реке Иркут. Радушные хозяева сделали все, чтобы наш выход прошел без задержек. Помню, старт состоялся к вечеру, когда косые лучи солнца высвечивали рябь на Иркуте и буйною зелень островка, где уютно и привольно раскинулись постройки станции.

— Евгений Павлович, можно, я попробую грести до моста?

Саша Рудиевский, молодой матрос со станции и горячий поклонник моторного плавания, кажется, не надеется на успех своей просьбы.

— Отчего же, давай садись. Но только не пищать. Будем идти до городского моста часа два.

Лодка в Ангаре. Слева набережная Иркутска, а впереди путь против течения к плотине Иркутской ГЭС. Вот и мост. Короткое прощание. Саша доволен и, хоть смущен крупными водяными мозолями на руках, смеется.

— Вот не ожидал, вроде не белоручка.

— Ничего, привыкай. Мотор заглохнет — пригодится. А мозоли заживут.— Смургис треплет Сашино плечо.— Весло — это надежно, удобно и выгодно.

— Ага, да,— чисто по-сибирски приговаривает Саша,— это выгодно. Вот с вами прошел, считай, семь литров бензина сэкономил...

В бликах кострового пламени слабо светится пластиковый тент над кормовой частью лодки. Кажется, уже с нетерпением жду часа, когда вытянусь в «каюте» и под мерный шелест волн и мощные рывки весел встречу утро и увижу, как лабиринт реки превратится в открытый горизонт чистой воды, а это будет означать, что...

— Смотри,— прерывает мои мечтания о сне и горизонтах Евгений.— Луна восходит. Какой там у нее возраст на сегодня?

Я включаю фонарик и выискиваю в блокноте записи.

— Вот 4 августа. Всего четыре дня.

— Не густо. Но лунная дорожка есть. Это в ночном плавании по водоему уже дает ориентировку...

Засыпая, я мучительно размышляю: сон это или в самом деле мне надо непременно решить ребус? Мнемоническое правило для тех, кто хочет отличить молодую луну от старой, общеизвестно. Серпик, похожий на округлость буквы «р», как сегодня, соответствует слову «родилась». Луна в последней четверти похожа на букву «с» — «старая». А как у англичан, к примеру, или у немцев? Вспоминая соответствующие английские и немецкие слова, я, наверно, уснул и увидел себя на мостике какого-то из моих прежних кораблей. Глухой голос вахтенного («Наверно, плотный туман»,— успел подумать) затрубил совсем рядом: «Очередной смене на вахту». Перевернулся на другой бок, но теперь уже наяву услышал шелест тента и ощутил сырость, подступившую к самому лицу. «Подъем, Хамар-Дабан на горизонте...»

Картографы и путешественники

До истока осталось каких-то три-четыре часа хода, но Ангара обрела свой истинно речной облик и стремительно неслась среди поднявшихся берегов. Теперь лодка идет почти у самого берега, где течение заметно слабее. Каждый раз на очередном изгибе реки мы ожидаем увидеть ширь озера. Пока оно говорит о себе отрогами заснеженного Хамар-Дабана, основание которого опирается не на желанный горизонт озера, а на волнистую приречную гряду сопок. Наконец, вырулив из-за очередного мыса, мы увидели горизонт, за которым, как будто отдаляясь от нас, парил Хамар-Дабан, а над ним вопреки всяким прогнозам и обещаниям иркутян вместо синего неба висела серая хмарь, сулившая дождь. Но видение байкальского горизонта, какой бы хмурой ни была погода,— одно из тех событий, которое останется в памяти навсегда и будет потом спустя многие годы сентиментально увлажнять глаза и может заставить, бросив все, собраться в дорогу...

И вот теперь все прочитанное, как по команде, выстраивается в ряд — от самых первых слухов о Байкале до института озероведения, кажется, единственного в своем роде.

О Байкале европейской цивилизации стало известно из записок Марко Поло, но сведения эти были неконкретны и расплывчаты. Топонимия озера противоречива, и все гипотезы о происхождении его названия научно обоснованы недостаточно. Монгольское «Байгал» («богатый олень»), тюркское «Байкуль» («богатое озеро»), китайское «Пехай» («северное море»), бурят-монгольское «Даланор» («святое озеро»), наконец, тунгусское «Лама», то есть море...

Братский острог, основанный русскими в 1631 году и названный по племени «братов» (бурятов), обитавших в тех местах, стал отправным пунктом многих походов к озеру. Но все же первые сведения о нем получены по расспросам в верховьях Лены...

Первым картографом Байкала, несомненно, был Курбат Иванов.

В октябре 1640 года десять служилых людей, в том числе Курбат Иванов, под командой пятидесятника Василия Витязева получили команду узнать, «...много ли брацких людей в верх Лены и на Байкал и Тунгуске реке... и откуда к ним братам серебро и камки приходят». На санях дошел Курбат Иванов лишь до устья Куленги, впадающей в Лену, составил чертеж и роспись к нему. «Да я ж, Ивашко, по государеву указу и по наказной памяти стольников и воевод Петра Петровича Головина с товарищи чертил чертеж великую Лену реку... и Байкал и в Байкал падучим рекам...» — писал сам автор чертежа в «Росписи службам Курбата Иванова». Эти документы были представлены якутскому воеводе П. П. Головину в феврале 1641 года. Чертеж не сохранился на долгом пути к Москве, а «Роспись против чертежу от Куты реки вверх по Лене...» впервые упомянула о Ламе — Байкале.

В другой «Чертежной росписи притоков реки Лены» есть любопытные данные о, может быть, самых первых плаваниях русских по Ламе: «Да у того ж князца Можеуля был тунгус Чилкагирского роду с Ламы и хотел нас, Курбатка Иванова, Федьку Степанова, убить. А сказывал — в прошлом де 148-м году (1640-м.— В. Г.) летом ходят по Ламе в судах русские люди казаки… а отколева те казаки пришли и давно ли по Ламе ходят, того не ведают... а Ламу называют брацкие люди Байкалом озером... А вода в Ламе стоячая, пресная, а рыба в ней всякая и зверь морской. А где пролива той Ламы в море, того те тунгусы не ведают». Слухи о море и о том, что оно, может, соединяется с «большим» морем, породили своего рода судостроительный бум: наряду с разведкой «пашенных землиц» казакам приказывалось «вынять лесу на государевы суды». Боярский сын Василий Власьев четко докладывает о ходе работ: «И те плотники и рядовые казаки выняли лес судовой дольной ис кокоры на 15 дощаников да на 4 лодьи». Можно не сомневаться, что плавания казаков по Байкалу происходили задолго до 1640 года...

Зимой 1642/43 года Курбат Иванов снова отправляется в поход. Якутский воевода помнил о своем одном из немногих грамотных казаков. Еще до ленских походов Курбат в полку воеводы исполнял обязанности целовальника, ведавшего учетом полкового имущества и продовольствия. Успех первого рас-спросного чертежа надолго определил деятельность Курбата как способного картографа. В эту зиму Курбат совершил уже поход на Байкал. Вернувшись, он составил новый «Чертеж Байкалу и в Байкал падучим рекам», который отправил П. П. Головину в сентябре 1643 года. Весна 1645 года была еще более беспокойной. Ожидался приезд новых воевод Якутска В. Н. Пушкина и К. О. Супонева, для которых Курбат составляет новый, более точный чертеж «реке Лене и в нее падучим рекам и Байкалу и в Байкал падучим рекам». За заслуги, в первую очередь в. картографии, в 1651 году Курбат Иванов поверстан был в сыновья боярские, много путешествовал по сибирским рекам, а в 1657 году был направлен воеводой в Анадырь на смену Семену Дежневу...

В 1661—1662 годах, когда были заложены Иркутский и Нерчинский остроги, завершено присоединение Забайкалья к России, дорога через озеро становится оживленной. Появляются описания байкальских чудес. Блестящее и едва ли не первое литературное описание пути через Байкал дал в своем «Житии» протопоп Аввакум. «Первые мы в тех странах с женою и детьми учинились от патриарха, в такой пагубной, паче же хорошей ссылке»,— писал Аввакум, «первый ссыльный Забайкалья». Каким же было сильным впечатление от путешествия! Ведь строки об озере были написаны спустя 15 лет после первого и 10 лет спустя после второго плавания по Байкалу.