Собрание сочинений. Т.1.Из сборника «Сказки Нинон». Исповедь Клода. Завет умершей. Тереза Ракен - Эмиль Золя

О, господи! Какие это были чудесные крылья! Я слышал, что такие крылышки бывают у совсем молоденьких девушек; наверное, благодаря им-то они и умеют так ловко проводить своих старых родителей. Правда, Нинон?

Едва граф закончил повествование, фея любви снова исчезла в пламени очага, а Луи, послав на прощанье воздушный поцелуй Одетте и поблагодарив хозяина за гостеприимство, удалился. Этой ночью девушка спала особенно сладко; ей снились целые горы цветов, озаренные мириадами звезд, в тысячи раз более ярких, чем солнце.

А утром она вышла в сад, ища уединения во мраке аллеи. Встретив на одной из дорожек какого-то рыцаря, Одетта вежливо его приветствовала и хотела пройти мимо, как вдруг заметила у него в руке свою омытую слезами веточку майорана. И она еще раз узнала Луи, певца со сладостным голосом, которому снова удалось проникнуть в замок в новом обличье.

Он усадил ее на дерновую скамью у фонтана. И они в упоенье глядели друг другу в глаза, восхищенные тем, что видят один другого при ярком свете дня. Звонко распевали малиновки; в воздухе так и чувствовалось присутствие феи любви. Не стану повторять, Нинон, всех речей, подслушанных тогда молчаливыми старыми дубами. На влюбленных радостно было глядеть; они так долго и с таким увлечением болтали, что малиновка в ближних кустах успела за это время свить гнездо.

Вдруг в глубине аллеи послышались тяжелые шаги графа Ангерран. Бедняжки затрепетали. Но тут еще звонче запели светлые струи фонтана, и оттуда, улыбающаяся и воздушная, появилась фея любви. Она осенила их своими легкими крыльями и вместе с ними незримо скользнула мимо графа, не на шутку удив ленного тем, что ему послышались голоса, а людей ни где нет.

Нежно обнимая своих любимцев, фея тихо шептала:

— Я помогаю влюбленным; я делаю слабыми зрение и слух людей, которые больше не могут любить. Не бойтесь ничего, дети мои, любите друг друга всегда и везде — в яркий солнечный день, в аллеях парка, у фонтана, — я с вами, я вас охраняю. Господь послал меня сюда, на землю, чтобы люди, для которых нет ничего святого, не отравили вашей чистой любви. Он дал мне крылья, сказав: «Иди, неси радость юным сердцам». Любите друг друга, дети: я вас охраняю, И она помчалась дальше, порхая от цветка к цветку в поисках душистого нектара, единственной ее пищи, и увлекая за собой крепко обнявшихся Луи и Одетту.

Ты спросишь меня, Нинон, что же в конце концов сделала фея с влюбленными. Право, мой друг, я не решаюсь рассказать тебе об этом; боюсь, что ты не поверишь, что ты позавидуешь участи Одетты и не так горячо будешь отвечать на мои поцелуи. Но ты с таким любопытством смотришь на меня, злая девчонка, что рассказать все-таки придется.

Так и быть, слушай. Фея бродила с ними до самой ночи. Когда же она попыталась их разлучить, оба так опечалились, так опечалились, что ей пришлось утешать их. Наверное, она говорила о чем-то очень хорошем, потому что мало-помалу лица влюбленных просветлели и глаза широко раскрылись от радости. В конце своего рассказа фея предложила им что-то, и они согласились; и тогда она коснулась их лба своей волшебной палочкой.

И вот… О Нинон! Какие огромные у тебя глаза и как ты сейчас топнешь ножкой, если я не расскажу до конца. И вот Одетта и Луи превратились в веточки майорана, такие прекрасные, какие может создать только волшебница. Веточки оказались совсем рядом; их листья касались друг друга. Этим чудесным цветам суждено было вечно цвести, сливая свой нектар и благоухание.

Что же до графа Ангерран, — говорят, он быстро утешился и продолжал каждый вечер рассказывать о том, как великан Буш Железная Голова был сражен наповал могучим ударом Джиральда Тяжелый Меч.

И когда мы пойдем в поле, Нинон, мы непременно разыщем зачарованные цветы майорана и спросим у них, в котором живет фея любви.

Друг мой, быть может в этой сказке таится глубокий смысл, не знаю. Я рассказал ее только затем, чтобы, сидя вот так у очага и грея свои ножки, ты позабыла об осеннем дожде, который барабанит по нашим окнам, и чтобы сегодня вечером ты покрепче любила того, кто рассказал тебе о фее любви.

Перевод Г.Еременко

ВОРЫ И ОСЕЛ

Я знаю одного юношу, которого ты, Нинон, порядком разбранила бы. Леон обожает Бальзака и не выносит Жорж Санд, а прочитав однажды книгу Мишле, он чуть не захворал. В простоте душевной он утверждает, что женщина рождена рабыней, и слова «любовь», «целомудрие» всякий раз произносит со смехом. Ах, как он вас обижает! Безусловно, он придумывает по ночам, как бы побольнее уязвить вас днем. Ему двадцать лет.

Безобразие он считает грехом. Маленькие глазки или большой рот выводят его из себя. Он говорит, что в лугах нет некрасивых цветов, — значит, и все молоденькие девушки должны быть прекрасны. Стоит ему случайно столкнуться на улице с дурнушкой, он будет три дня подряд поносить редкие волосы, большие ноги, толстые руки. Когда же он встречает красивую женщину, то ядовито усмехается, и его молчание насыщено злыми мыслями.

Не знаю, дождется ли от него пощады хотя бы одна из вас. Брюнеток и блондинок, молодых и старых, прелестных и уродливых, всех одинаково он предает анафеме. Скверный мальчишка! А сколько игривой нежности в его взгляде! Как сладостны его ласкающие речи!

Леон живет в самой гуще Латинского квартала.

Но видишь ли, Нинон, я попал в трудное положение, я готов сию минуту замолчать, проклиная час, когда мне пришла в голову странная фантазия рассказать тебе эту историю. Ты любопытна, твои ушки широко открыты соблазну, и я положительно не знаю, как ввести тебя в тот мир, куда еще не ступала твоя маленькая ножка.

Этот мир, любимая, мог бы стать раем, если бы он не был адом.

Раскроем томик стихов поэта, прочитаем его гимн двадцатилетним. Видишь, окно выходит на юг; полная цветов и света мансарда возносится к небу так высоко, что порой бывает даже слышно, как беседуют ангелы на крыше. Подобно птицам, выбирающим самую высокую ветку для своего гнезда, чтобы уберечь его от рук человека, влюбленные свили свое гнездышко на самом верхнем этаже. Там встречают они первую ласку утренних лучей и прощальный привет уходящего солнца.

Чем питаются они? Кто знает! Быть может, улыбками и поцелуями. Они так любят друг друга, что не имеют времени подумать об обеде, которого они лишены. У них нет хлеба, а они бросают корочки воробьям. Открывая пустой шкаф, они смеются над своей бедностью, и смех насыщает их.

Любовь их расцвела с первыми васильками. Встретились они в поле, среди хлебов. Конечно, они знали друг друга уже давно, — хотя увиделись тогда впервые, — вот они и вернулись в город одной дорогой. Словно невеста, приколола она к груди цветы. Поднявшись на седьмой этаж, она так устала, что уже не могла спуститься вниз.

Хватит ли у нее на это сил завтра? Она не знает. Пока она еще отдыхает, расхаживая по мансарде, поливая цветы и занимаясь несуществующим хозяйством. Потом, покамест юноша работает, она шьет. Их стулья сдвинуты вплотную; в конце концов они садятся вдвоем на один стул, так удобнее. Наступает ночь. Они бранят друг друга за леность.

Ах, Нинон! Как лжет этот поэт и как обольстителен его вымысел! Пусть он никогда не возмужает, но вечно останется ребенком! Пусть по-прежнему обманывает нас, когда уже не сможет обмануться сам! Он пришел из рая, чтобы рассказать нам, как любят в раю. Он увидел там двух святых — Мюзетту и Мими, и ему захотелось, чтобы они спустились к нам на землю. Но, едва коснувшись крыльями земли, они унеслись в том же луче, который принес их. И вот теперь сердца двадцатилетних ищут их и плачут, потому что не могут найти.

Должен ли я также лгать тебе, любимая, и призывать их с небес, или мне лучше уж сознаться, что я видел их в аду? Если бы в этом кресле у камина, где тебе так уютно, сидел мой приятель, как смело сдернул бы я золотой покров, которым поэт облек недостойные плечи! Но ты своими ручками закроешь мне рот, ты будешь сердиться и с негодованием назовешь выдумкой сущую правду. Как можешь ты поверить, что в наше время любовники, которым на улице захотелось пить, утоляют жажду прямо из канавки? А как возмутилась бы ты, если б я осмелился сказать, что их возлюбленные — твои сестры — сбросили свои косынки, не стыдясь растрепавшихся волос! Радостно и безмятежно текут твои дни в этом гнездышке, которое я свил для тебя; жизнь тебе неведома. И у меня не хватит духу признаться, что цветы в этом мире больные и что завтра, быть может, угаснут в нем чьи-нибудь сердца.

Не затыкай ушки, голубушка, тебе не придется краснеть.

Итак, Леон живет в самой гуще Латинского квартала. Там все знакомы между собой, но его руку пожимают особенно часто. Встретив его открытый взгляд, каждый прохожий становится ему другом.

Женщины не решаются простить ему неприязнь, которую он им выказывает, и бесятся оттого, что не могут признаться ему в любви. Ненавидя, они обожают его.