По ту сторону тьмы (СИ) - Марика Полански

рукой, стараясь не зацепить блюдце на макушке, и призадумался. В тусклом помещении с неприятным голубоватым светом бледная кожа старого каппы казалась более серой, почти серебристой. Стариковская рубаха свисала до колен, прикрывая холщовые штаны в заплатках, отчего водяной больше походил на бродягу.

— Ваша благородь, уж что-что, а знать не знаю. Ни сном ни духом, — проскрипел тот. — Никак перед девицей собрались прощение просить? Посмертно… Не обессудьте, ваша благородь. Знамо же, что чёрные лизиантусы на кладбище безвинно убиенным несут. Чтобы вину загладить.

Риваан раздражённо цокнул и окинул взглядом комнату. В шкафах подсвечивались различные артефакты, испещрённые рунами давно забытого языка. Со стороны казалось, каппа решил продать непонятную кухонную утварь, собранную в помойных ямах. Пластины, похожие на крупные осколки тарелок, обрывки бус, украшенные перьями и сушёными стеблями растений, обломанные ритуальные ножи с символическими зазубринами и золотые шарики. Но стоило подойти ближе, как кожу начинало неумолимо покалывать от возмущения магических волн. Будто в крапиву попал. Большинство из артефактов считались опасными и запрещёнными законом.

На длинных каменных столах деловито булькала перламутровая жидкость в стеклянных колбах, подогреваемых синим огоньком спиртовок. В белых чашках покоились редкие драгоценные камни. Их отблески играли на стенах всеми цветами радуги.

Местные каппе дали прозвище Барыга. Официально он торговал книгами и даже имел разрешение от самого володаря. Правда, при условии не покидать пределов Южного переулка — трущобы, где обитали те, кто родился с магическими способностями, и разумная нечисть, соблюдающая человеческие законы постоянному бегству. Однако книжный магазин являлся прикрытием. Основной доход каппа имел с продажи запрещённых артефактов.

Риваан протянул лист с зарисовкой покойной Азалии. Барыга изумлённо охнул:

— Дык, как наша Ярла, что жила в конце переулка… Один в один. Законники приехали, значится, оглядели, в мешок погрузили, ну и того… Даже описывать не стали, как это у людёв полагается, — он повнимательнее пригляделся, нервно затеребил куцую бородёнку и смущённо добавил: — Токмо Ярла в одежде была… А эта… Срамота какая…

— А ещё происходили подобные случаи?

— Четыре или пять покойниц за последние три года. А, может, и больше… Так ежли и были, то кто говорить-то станет? Законники — они вон какие! В наши трущобы и не заглядывают. А ежли и забредают, то только к кому-то в гости… Правда, потом того и не видно более…

Барыга горестно вздохнул и по-стариковски пустил слезу:

— Нам что убивцы, что законники володаревы — всё одно. Люди, поди, по закону живут, а нас и защитить-то некому… Помню те времена, когда я мог жить без страху… А сейчас что? Уж поймите, ваша благородь, старика… Я, конечно, долго прожил. Но всё же хотелось бы своими ножками к матушке Моране отправиться. А не по прихоти какого-нибудь законника…

Риваан пристально посмотрел на старика, саркастично заломив бровь.

Слёзы моментально высохли. Каппа злобно зыркнул на ведьмолова и тотчас замолчал.

— Конечно, Барыга. В старые времена ты людей утаскивал под воду, не разбираясь, кто перед тобой: мужчина, женщина или ребёнок. Пока не приструнили. Уж про твою жизнь я знаю. Так что не пытайся играть в благодетеля. Враньём отдаёт.

Каппа позеленел. В горле заклокотало: того и гляди квакать начнёт от злости.

— Да и сейчас не особо примерную жизнь ведёшь, — спокойно продолжил Риваан. — Артефакты, дурман-трава… Кстати, о травах. Лунный порошок…

— Сугубо для личного пользованию, — торопливо перебил Барыга. Глаза нервно забегали, а перепончатые лапы задёргались, будто перебирая чётки, — за лунный порошок можно и за решётку угодить. Лет так на двести. — Никому не продаю, никому не даю. Я, ваша благородь, законы знаю. За артефакты могу покаяться… Но вот дурман-траву мне лепить не надо. По закону для своего пользования имею право: без лунники спать не могу. Токмо с ней, с родимой. Но не продаю…

— А кто торгует?

Глаза-плошки подозрительно сощурились, отчего каппа стал похож на заснувшую жабу.

— Нешто, ваша благородь, вы хотите, чтобы я своих сдал? Так не будет этого. Не настолько я прогнил, чтобы товарищей законникам за ручку калача предавать…

— Кому и что вы продаёте, мне всё равно, — холодно отрезал Риваан. — Убийца лунникой пользовался, чтобы девицу убить. А достать лунный порошок можно только у ваших. Вот и думай. Меня не интересуют сейчас ваши разборки с законниками. Я хочу поймать того, кто девиц убивает.

Барыга квакнул и призадумался. Вода в блюдце пошла волнами. Ладонь с перепонками стала яростно чесать затылок, словно это помогало принять решение.

— Ну хорошо, ваша благородь, — натужно проквакал он. — Так уж и быть, поузнаю, был ли такой фрукт в нашем саде. Ежли захаживал, то дам знать… Ежли это всё, — Барыга красноречиво бросил взгляд на дверь. — Не извольте гневаться, гости должны прийти…

Риваан холодно посмотрел на каппу, собираясь сказать, что визитёры могут и подождать. Но предпочёл промолчать. Рано или поздно каппа сам всё расскажет. Ведь никому не хочется провести безрадостные двести лет в ссылке на севере.

Неприятно кольнуло предчувствие. Так, будто что-то страшное и неминуемое должно произойти. Тревога заворочалась неповоротливым зверем в груди. На мгновение Риваан замер, прислушиваясь к себе и перебирая в уме все знакомые ему имена. Но ни на одно из них не откликалось.

Едва ведьмолов переступил порог дома Барыги, как внезапно почувствовал удар в грудь. Кто-то невидимый бил ладошками, пытаясь достучаться. Ему стало не по себе. Запрыгнув в экипаж, он скомандовал:

— К вокзалу! Быстро!!

Глава 7. Взрыв на вокзале

В Академии госпожа Раткин всегда говорила: «Девочки, помните: приличная барышня должна иметь столько платьев, сколько собирается проводить дней в чужом месте. Носить одно и то же платье более одного дня — моветон». Вот только жаль, госпожа Раткин не удосужилась объяснить, что делать, когда бежишь из города. Впрочем, узнай моя старая преподавательница по этикету, что одна из её учениц оказалась в такой ситуации, она презрительно сморщила бы напудренный носик. Благородным девицам нет нужды в спешке покидать город. А если и есть, то, значит, не такая она уж и благородная.

Необходимых вещей набралось мало: сумочка, шляпка, и медальон, который мне протянул дядя Слав на прощание. Старик не удержался и всё же пустил слезу:

— Искренне надеюсь, Лада, что всё разрешится благополучно. Не забывай старика. Я буду за тебя молиться.

Я обняла его, и горло сжало от тихой горечи. Было страшно, невероятно страшно, но понимание, что есть хоть один человек, который за меня, придавало сил.

— Пришлю весточку, как только это станет возможным.

Библиотекарь провёл рукой по лицу и махнул — иди,