Том 6. Лорд Эмсворт и другие - Пэлем Вудхауз

— Подайте, ха-ха! А кто будет чувствовать через час, что проглотил дикую кошку?

— Не всякий, — отвечал Эш. — Я бы съел две порции и лег спать.

Мистер Питерc приподнялся на локте и на него посмотрел. Шел второй час ночи. Вызвав секретаря, несчастный миллионер отказался слушать роман, предпочтя ему поваренную книгу. Есть люди, которым это разбередило бы память, но Питерc к ним не принадлежал. Сведения о венгерском гуляше и жареных мозгах напоминали, что и он, травоядный, он, орехоядный, жил когда-то в Аркадии.

Вообще-то новый режим уже принес какую-то пользу. Чудес в наши дни не бывает, и нагло ожидать, что человек столько лет непрестанно глумившийся над своим телом, мгновенно исцелится; но оптимистичный Эш подмечал признаки грядущей победы. Быть может, хозяин и не будет улыбаться, поев омара, но уж с котлетой расправится на славу.

— Хвалю, — сказал мистер Питерc. — Конечно, вы большой нахал, но дело вы делаете. Мне лучше. Сегодня я нащупал на спине какую-то мышцу.

— Это все упражнения, — сказал Эш. — Развивают тело.

— Да уж, по вам заметно. А кем вы были раньше, призовым борцом?

— Нет, я писал детективы.

— Вам бы надо основать тут в Англии особый санаторий. А что до детективов, нынешние происшествия дадут вам новый сюжет. Когда крадете скарабея?

— Сейчас, до утра.

— Сейчас? А Бакстер?

— Придется пойти на риск.

— Вот что, — неловко выговорил Питерc, — я тут подумал… ну, в общем, стоит ли? Неделю назад, я б не поверил, что буду так говорить, но я к вам привязался. Бог с ним, со скарабеем! Лечите меня, и ладно. О деньгах не беспокойтесь, я их все равно дам.

— Спасибо вам большое, — отвечал растроганный Эш. — Нет, красть мы будем. Я знаю, что для вас значит этот жук, и стащу его, хоть бы пришлось свернуть Бакстеру шею. Может, он и не ждет, устал за десять суток. Да, скорее всего он спит и грезит. Уже скоро два. Подожду минут десять и пойду вниз. А сейчас — еще немного почитаю, чтобы вы уснули.

— Вы хороший мальчик, — сказал хозяин.

— Как, готовы? «Свиные отбивные. Возьмите полфунта жирной свинины…»

Лицо страдальца засветилось улыбкой. Когда из подушек послышался храп, уснащая чтение на манер восклицательных знаков, Эш положил книгу, выключил свет и тихо направился к двери. Выйдя, он прислушался — все было тихо. И он пошел вниз.

Джордж Эмерсон сидел у себя в комнате и курил сигарету. Глаза его сверкали, он решился. Когда он смотрел на столик у кровати, сверканье разгорелось фанатическим пламенем. Так выглядел рыцарь перед тем, как выйти на бой с драконом.

Сигарета, напротив, погасла и он закурил другую, предварительно взглянув на часы. Куря вторую сигарету, он подвел итог размышлениям, в которых немалую роль играла Эйлин Питерc.

Что-то с ней было не так. Заботливый взор любви подмечал невеселые вещи. Утром, на террасе, она казалась резковатой; если б не ее ангельский нрав, можно бы сказать и «грубой». Это неспроста. Это значит, что ей плохо. А бледность, а усталый взор? Да, с ней что-то творится.

Одиннадцать раз обедал Джордж в Бландингском замке, и неуклонно огорчался тому, как Эйлин, отклоняя яства, ест жалкие овощные блюда, которые врач разрешил ее страждущему отцу. Всякой жалости есть предел. Мистеру Питерсу Джордж не сочувствовал. А вот от того, что ради старого гада Эйлин морит себя голодом, у него разрывалось сердце.

Быть может, он придавал еде слишком большое значение — что ни говори, сам он ел много; но на его взгляд такой рацион неуклонно вел к смерти. Ни одно живое существо так не выживет. Мистер Питерc — не в счет. Молодым людям часто кажется, что дельцы средних лет — вроде машин. Если бы Джорджу сказали, что миллионер питается бензином, он бы не очень удивился. Но Эйлин, прекрасная Эйлин отказывает себе в том, что, вместе с даром речи, отличает человека от скота! Этого он вынести не мог.

Посвятив целый день этой проблеме, он пришел к выводу, что Эйлин чересчур добра и от жертвы своей не откажется. Надо было придумать что-то другое. Он стал вспоминать ее речи.

Как она сказала, бедненькая? Трудновато, особенно ночью? Ага, вот! Ночью мы ее и накормим.

Вот почему на столике у кровати лежала промасленная бумага, а на бумаге — что-то вроде тех натюрмортов, которые радуют глаз в небогатых гостиных: язык, хлеб, нож, вилка, соль, пробочник и маленькая бутылка белого вина.

До сих пор мы показывали силу его любви только через слово, и несказанно рады, что можем представить более весомое свидетельство. Раздобыть это все было очень трудно. В доме поменьше Джордж спокойно обчистил бы кладовую, но здесь, в замке, он просто не знал, где она. Блуждать по лабиринтам, расположенным за зеленой гардиной, он не решился. Пришлось отправиться в Маркет Бландинг и все купить.

К счастью, Фредди ехал туда же и согласился его подвезти, хотя и не слишком радушно. Доехав до места, он поспешил избавиться от спутника, но и Джордж стремился к тому же, так что они расстались, не проявляя излишнего любопытства. Еду удалось купить в лавочке, вино — в кабачке (в другом, не в «Гербе Эмсвортов»). Винам сельского розлива Джордж не доверял, но решил, что в данном случае оно сгодится. Обратно весь путь, все пять миль, он прошел пешком.

Тут и начались главные трудности. Конечно, Джордж был сверхчеловеком, но все же понимал, что не совсем прилично вносить в чужой дом свою еду. Как никак, получается, что тебя плохо кормят. Словно шпион, переносящий депешу через линию врага, он двигался перебежками; и, захлопнув дверь своей комнаты, испытал исключительно счастье.

Теперь оставалось подобраться к ее спальне, тихонько постучаться, и, услышав хоть какой-нибудь шорох, поскорее нырнуть во тьму. У Эйлин, думал он, хватит ума догадаться о том, что перед ней — ужин, а может быть — и о том, что принесла его любящая рука. Вторая часть не так уж важна, утром он сам ей скажет. Некоторые ставят свечу под спудом, но не он, не Джордж Эмерсон.

Он снова взглянул на часы. Стрелка приближалась к двум. Несомненно, весь дом спит.

Джордж взял язык, хлеб, нож, вилку, соль, пробочник, вино—и вышел из комнаты. Всюду стояла тишина. Он направился вниз.

Незаменимый Бакстер в плаще и в резиновых туфлях сидел на галерее. Первый пыл, помогавший ему вынести бдения, сменился усталостью, глаза слипались, а когда удавалось их разлепить, мрак просто давил на сетчатку. Словом, Бакстер страдал; время не двигалось.

Мысли куда-то ускользали. Он знал, что это плохо, и пытался удержать их, сосредоточившись на чем-нибудь одном. Выбрал он скарабея, но зря. Мысли немедленно перекинулись на Египет, на хвори мистера Питерса и на многое другое.

Он решил, что виноват толстый тип, который заговорил с ним в кабачке. Без всех этих разговоров он был бы свеж, как огурчик. Мысли устремились к толстому типу. По странной случайности, и он устремился к ним; во всяком случае, появился перед Бакстером. Тот лез по стене Вестминстерского аббатства в пижаме и в цилиндре, а тип выглянул из окошка и крикнул: «Привет, Фредди!» Только он собрался сказать, что его зовут не Фредди, как очутился на Пиккадилли с Эшем Марсоном. Эш сообщил: «Никто меня не любит!», да так жалобно, что Бакстер чуть не заплакал, но обнаружил, что он — не на Пиккадилли, а на аэроплане, над замком, и не с Эшем, а с мистером Питерсом, который нежно поглаживает бомбу. Мистер Питерc объяснил, что украл ее из музея, на живца, конкретней — на холодное мясо с пикулями, и Бакстер понял, что иначе ее не украдешь. «А теперь я ее брошу, — сказал мистер Питерc, — ничего не поделаешь, врач прописал». Падала она медленно, и кружилась, как перышко. Ниже, ниже… сейчас, сейчас…

От грохота он проснулся, и не сразу понял, что внизу, в холле, что-то случилось.

Если мы вникнем в первопричины, то обнаружим, что все столкновения происходят вот почему: какие-то два тела не хотят считаться с тем, что по закону природы в одном месте должно находится только одно тело. Телами этими были Эш и Джордж, место же находилось у подножья лестницы. Джордж достиг его в 2 часа 1 мин. 3 сек., Эш — на секунду позже, и немедленно взлетел вверх, тогда как Джордж упал вниз. Оба они задели столик, уставленный фарфором и фотографиями. Именно это и услышал Бакстер, особенно — фарфор.

Джордж подумал, что столкнулся с грабителем; Эш не подумал ничего, но попытался избавиться от незнакомца. Тот, утратив к этому времени свои припасы, мог действовать обеими руками, а потому левой схватил Эша, правой же дал ему в бок. Эш попытался схватить его за горло, однако Джордж схватил его за уши и как следует крутанул их, что и вызвало первый крик, если не считать того «Ф-ф-ф!», который они издали оба в самом начале. Эш высвободил уши и треснул Джорджа локтем. Джордж лягнул Эша по ноге. Эш снова занялся горлом противника, и дело шло весело, когда Бакстер спустился по ступенькам, споткнулся о ноги Эша, полетел вперед и врезался в другой столик, тоже с фарфором и фотографиями. Холл в Бландингском замке был как бы и гостиной; когда леди Энн не страдала мигренью у себя в спальне, она любила именно здесь пить с гостями чай. Тем самым, столиков хватало, и фарфора тоже.