Долгий путь любви, или Другая сторона - Анна Яфор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Я согласилась переводить на деловых встречах.
Мужчина помолчал, потом глянул на все еще виднеющуюся вдали фигуру Макеева.
– Может быть, стоит догнать его и поблагодарить? Он сделал то, на что я уже перестал надеяться.
Саша прижалась к его плечу.
– Я сама не надеялась.
– Малыш… – приподнял ее лицо, разворачивая к себе. – Он… нравится тебе?
Испугалась. Вздрогнула всем телом, будто ощущая внезапный удар.
– О чем ты говоришь? Это… невозможно, – уткнулась в грудь мужу, прячась от его внимания, и потому не заметила, как губы мужчины тронула легкая, едва ощутимая улыбка.
Глава 9
Работы оказалось много. Саша буквально погрязла в делах, которые никак не хотели заканчиваться. В действительности реальные встречи происходили нечасто, в большей степени приходилось общаться с партнерами Макеева по скайпу, но даже этих разговоров было такое количество, что к концу рабочего дня она порой практически начинала сипеть. С ее-то опытом перевода! Раньше и представить не могла, что горло может уставать, а губы запекаться от того, что ты слишком давно не молчал.
Но морально это совсем не напрягало. Физическое напряжение на работе приводило к тому, что вечером Саша почти с нетерпением ждала момента, когда сможет забыться сном в собственной постели. А вот сердцу стало легче. Сыграли здесь роль откровения о прошлом, которыми она щедро покрывала страницы в подаренном Павлом блокноте, или же смена обстановки повлияли на просветление сознания, ответить было сложно. Но теперь каждое утро ей хотелось оказаться на рабочем месте и погрузиться в мир, в сути которого она мало что понимала, но продолжала к нему стремиться.
Наверное, был во всем происходящем еще один момент, не заметить которого Саша не могла. Она сравнивала. Часто. Ее потерянный рай, разрушенную, идеальную сказку с тем, что окружало теперь. Компанию Кирмана, в которой научилась почти всему, включая самые страшные кошмары, с тем довольно скромным офисом, куда судьба занесла сейчас. И хотя разнилось практически все, это не мешало по новой просматривать прошедшие события, анализируя их не только на бумаге, но и в собственной голове, впервые за много лет.
Глядя на сдержанного, уравновешенного Макеева, почти лишенного эмоций, невольно думала о другом мужчине. Они были абсолютно разными, настолько, что походили на противоположные полюса Земли, и, тем не менее, находились в ее сознании где-то рядом. Саша мечтала о времени, когда сможет вспомнить Филиппа без боли. Несмотря на все случившееся, до сих пор безумно скучала, особенно глубокой ночью, в полусне, когда вспоминала не сковавшую руки хватку и не ладонь, запечатавшую рот, а совсем другие касания: сводящие с ума, выбивающие почву из-под ног и возносящие до небес. Нежность, не поддающуюся описанию. И боль причиняли не мысли о безумном, безжалостном действе, направленном на ее вроде бы благо, а невозможность вернуть хотя бы одно мгновенье рядом. Как же она нуждалась в кратком вздохе, сорванном с его уст! И как страдала от того, что это навсегда стало невозможным…
А Дмитрий, хотя и являлся сейчас ее начальником и достаточно хорошо справлялся со своими обязанностями руководителя, при этом оставался для всех в компании загадкой. Он вроде бы был, участвовал в процессе работы, отдавал указания, встречался с людьми, – и при этом находился как будто в стороне. Саше почему-то казалось, что лишь его тень сопровождает сотрудников в процессе деятельности. А душа мужчины, его сущность, нечто глубинное, остается неподвластным внешним проявлениям. Он и рядом, и бесконечно далеко, и приближаться не хочет сам. Хотя у него ведь было право вести себя любым удобным образом. Ей-то что до того?
Она продолжала двигаться, постепенно вливаясь в жизнь компании, даже позволила себе разговориться с девушками, находящимися с ней в одном кабинете. У нее не было цели посвятить их в подробности собственной судьбы, но, по крайней мере, вести простую беседу на нейтральные темы теперь не было так мучительно, как прежде. Это и близко не напоминало дружбу, но теперь вряд ли кто-нибудь из окружающих мог бы назвать ее дикаркой, как это нередко случалось на предыдущем месте работы.
Саша невольно заметила, что вслушивается в разговоры коллег. Не то, чтобы ее стали интересовать сплетни или чужие проблемы, но былое равнодушие постепенно оставалось позади. Павел все-таки был прав, когда говорил о том, что ей необходимо вернуться к привычным делам. Странно, что это стало очевидно для нее самой только теперь: спустя семь лет. И еще более удивительно, что повлиял на процесс осознания не Пашка, вложивший в ее выздоровление такое количество сил, а совершенно посторонний человек.
Не признать это не могла. Именно Макеев, странный мужчина, которого она встретила на кладбище (что за ирония судьбы?), заставил сердце биться быстрее и стремиться к тому, что раньше казалось немыслимым. Нет, она не могла сказать, что испытывает к нему хоть какой-то интерес. Ничего подобного не было уже давно. Ни к кому. Точнее, вообще никогда. Ее никто не волновал, кроме Филиппа, и Дмитрий не стал исключением. Саша вообще не знала, каково это: испытывать желание не вообще, а к конкретному мужчине с тех самых пор, как очнулась в больнице накануне похорон. Но что-то особенное было в нем, не поддающееся определению, что-то вынуждающее задерживать дыхание всякий раз, когда он входил в кабинет или встречался с ней в коридоре. Сначала казалось, что дело в ее обычных страхах, особенно с учетом их более чем странного знакомства. Но время шло, а Макеев не проявлял никаких признаков заинтересованности ни в ней, ни в ее судьбе. С того самого первого вечера, когда провожал ее домой, больше ни разу не поинтересовался ни делами, ни семьей, вообще ничем, что как-то бы могло подтвердить опасения. Они здоровались, как все остальные работники, обсуждали детали Сашиных встреч или переводов, но Дмитрий не сделал ни единого шага навстречу. Женщина этого не хотела, разумеется, но понимая, что ничего не происходит, отчего-то чувствовала разочарование, хотя не призналась бы в этом даже самой себе.
Пашкин отъезд впервые за долгое время не превратился для нее в трагедию. Его командировки всякий раз пугали вынужденным одиночеством, от которого не помогало даже присутствие Даши. Находиться в квартире без надежной защиты мужа, особенно ночами, было сродни пытке. Но и мешать его поездкам она не имела права, потому терпела, стараясь не признаваться, что почти считает минуты до возвращения мужчины домой. Он понимал, научившись за эти годы практически безошибочно разгадывать ее мысли.
А теперь вдруг все стало иначе, и предстоящая двухнедельная разлука