Пусть идет снег - Морин Джонсон

— Кеун, ты разве не…

— Джей у тебя?

— Да.

— Громкая связь работает?

— Э, а зачем тебе…

— ГРОМКАЯ СВЯЗЬ РАБОТАЕТ? — заорал он.

— Погоди. — Я принялся искать нужную кнопку и сообщил остальным: — Это Кеун. Требует громкой связи. Что-то с ним не так.

— Ну и ну, — сказала Герцог, — скажи еще, что солнце — это клуб светящегося газа или что у Джея крошечные яйца.

— А вот сюда не лезь, — огрызнулся Джей.

— Куда не лезть? К тебе в трусы с самой мощной лупой в поисках твоих малюсеньких яичек?

Я отыскал кнопку громкой связи и нажал на нее:

— Кеун, слышишь меня?

— Да, — ответил он. Рядом с ним кто-то шумел. Какие-то девчонки. — Слушайте.

— Туда, где владелица самых маленьких на свете сисек берется рассуждать о чужом достоинстве, — ответил Джей Герцогу, а она швырнула в него подушкой.

— СЛУШАЙТЕ СЕЙЧАС ЖЕ! — снова заорал из телефона Кеун. И все заткнулись. Кеун был поразительно умным и говорил всегда так, будто выучил все свои реплики заранее. — Так. Сегодня мой менеджер на работу не вышел, потому что его тачка застряла в сугробе. Поэтому я выступаю в роли и повара, и его помощника. Тут помимо меня еще два работника, а именно Митчелл Кроуман — раз, и Билли Талос — два. — Митчелл с Билли учились в той же школе, что и мы, хотя я не мог утверждать, что мы хорошо знакомы, потому что они бы меня из очереди не позвали. — Сначала все было спокойно, ситуация изменилась только минут двенадцать назад. Зашли всего два клиента, Алюминиевый и Дорис, самая старая курильщица Америки из тех, что живы. Но потом появилась эта девчонка, потом Стюарт Вайнтрауб (еще один наш одноклассник, хороший парень) с кучей пакетов из «Таргета». Они немного отвлекли Алюминиевого, а я читал «Темного рыцаря» и…

— Кеун, ты к чему это все рассказываешь? — поинтересовался я. Иногда он говорил слишком пространно.

— Да, повод есть, — ответил он. — Даже четырнадцать. Потому что минут через пять после появления Стюарта Вайнтрауба наш добрый и любящий Всемогущий оценил поведение своего раба Кеуна и ниспослал в нашу чудесную «Вафельную» четырнадцать черлидеров из Пенсильвании — в танцевальных костюмах! Джентльмены, я не шучу. «Вафельная» битком набита черлидерами. Их поезд отменили из-за снежных заносов, так что они остаются тут на ночь. И все наглотались кофеина. Делают шпагаты на столе для завтраков.

— То есть дай повторю для ясности: в «Вафельной» случилось рождественское чудо, черлидеры меня раздери. Я этих девчонок прямо сейчас перед собой вижу. И они такие классные, от их пылкости вот-вот снег растает, а в моем сердце могут оттаять уголки, заледеневшие так давно, что я уже забыл об их существовании… даже не могут, нет, оттают.

И тут из телефона послышался девчачий голос, одновременно радостный и сладострастный. Я к этому времени уже стоял около телефона, глядя на него буквально с благоговением. Рядом оказался и Джей:

— Это что, твои друзья? Круто, пусть тащат «Твистер»!

Снова заговорил Кеун:

— Вы же понимаете, что тут на кону! Началась самая крутая ночь в моей жизни! И я приглашаю вас, потому что я самый лучший на свете друг. Засада только вот в чем: как только мы договорим, Митчелл с Билли позвонят своим друзьям. Мы заранее договорились, что пацанов пустим только одну группу. Иначе девчонок будет мало. Я позвонил первый, потому что я помощник менеджера. Так что у вас небольшая фора. Я знаю, что вы не подведете. И не сомневаюсь, что могу рассчитывать на вас в доставке «Твистера». Джентльмены, пусть ваша поездка будет быстрой и безопасной. Но если же вам сегодня суждено погибнуть, то пусть перед смертью вас утешит мысль, что вы пожертвовали жизнью для достижения самой благородной цели из всех возможных — в гонке за черлидерами.

(глава третья)

Мы с Джеем даже трубку вешать не стали.

Я лишь сказал:

— Я переоденусь.

— Я тоже, — ответил он.

— Герцог, «Твистер»! В шкафу с другими играми! — добавил я и бросился наверх, проехав на носках по деревянному полу кухни, и, споткнувшись, влетел в свою комнату.

Распахнув дверцу шкафа, я принялся яростно рыться в лежащих на полу кучей рубашках в тщетной надежде, что среди них каким-нибудь чудом окажется идеальная: красивая, в полосочку, на пуговках, без единой складочки, которая так и будет говорить: «Я сильный и крутой, но на удивление хорошо умею слушать, к тому же всем сердцем люблю черлидерские речовки и тех, кто их произносит». К сожалению, такой рубашки у меня не нашлось. Я поспешно удовольствовался хоть и грязной, но крутой желтой футболкой фирмы «Тредлесс» под черным свитером с вырезом лодочкой. Скинув джинсы, предназначенные для просмотра бондианы с Герцогом и Джеем, я поспешно натянул хорошие темные джинсы. Потом сунул нос под футболку, понюхал, побежал в ванную и на всякий случай отчаянно поводил под мышками дезодорантом. Затем посмотрелся в зеркало. Выглядел я нормально, разве что прическа не совсем аккуратная.

Я бросился обратно в комнату, поднял с пола зимнюю куртку, сунул ноги в «пумы» и полетел вниз полуобутый, горланя на ходу:

— Все готовы? Я готов! Едем!

Спустившись, я увидел, что Герцог сидит на диване и смотрит фильм про Бонда.

— Герцог. «Твистер». Куртка. Машина. — Потом я повернулся и заорал наверх: — Джей, ты где?

— У тебя запасная куртка есть? — прокричал он в ответ.

— Нет, в своей иди!

— Да я только в джемпере был!

— Давай поторопись!

Герцог же по какой-то причине продолжала смотреть фильм.

— Герцог, — повторил я. — «Твистер». Куртка. Машина.

Она нажала на паузу и повернулась ко мне:

— Тобин, ты как себе ад представляешь?

— На этот вопрос я тебе в машине смогу ответить!

— А вот мой ад — это застрять навечно в «Вафельной» с кучей черлидеров.

— Да ладно, — ответил я, — не будь дурой.

Герцог поднялась, нас все еще разделял диван.

— Ты настаиваешь на том, чтобы мы вышли на улицу в самую страшную за последние полвека метель и проехали по ней сорок километров к каким-то незнакомым телкам, желающим сыграть в игру, про которую на коробке сказано, что она для шестилеток, — и я при этом дура?

Я снова повернулся в сторону лестницы:

— Джей! Быстрее!

— Я стараюсь! — крикнул он в ответ. — Но мне приходится идти на компромисс между спешкой и стремлением выглядеть на все сто!

Я обошел диван и обнял Герцога. Улыбнулся ей. Мы с ней уже давно дружили. И я знал, что она ненавидит черлидеров. И холод ненавидит. И ненавидит вставать с дивана, когда идет фильм про Бонда.

Но Герцог любила хашбрауны из «Вафельной».

— Есть две вещи, перед которыми ты не можешь устоять, — улыбнулся я. — Первая — это Джеймс Бонд.

— Это точно, — согласилась она. — А вторая?

— Хашбрауны, — ответил я. — Золотистые вкусные хашбрауны из «Вафельной».

Герцог на меня даже не посмотрела. Ну, конечно, не совсем. Она посмотрела сквозь меня, сквозь стены дома, куда-то вдаль, слегка сощурив глаза. Задумавшись об этих самых хашбраунах.

— На гриле, с лучком, посыпанные сыром, — добавил я.

Отчаянно заморгав, Герцог покачала головой:

— Боже, эта любовь к хашбраунам всякий раз меня подводит! Но всю ночь я там торчать не хочу.

— Всего часок. Если весело не будет, уедем, — пообещал я.

Герцог кивнула. Пока она надевала куртку, я достал из шкафа помятую коробку с «Твистером».

Когда я повернулся, передо мной стоял Джей.

— О боже! — В каком-то темном углу папиного шкафа он отыскал нечто ужасное: пушистый васильковый комбинезон с зауженными штанинами, а на голову нацепил шапку-ушанку. — Ты похож на дровосека, остановившегося в развитии на младенческой фазе.

— Заткнись, говнюк, — ответил Джей незатейливо. — Это сексуально и по-горнолыжному. Мой костюм как бы говорит: «Я лыжный патруль, только что спустился с заснеженных вершин, где целый день занимался спасением жизней».

Герцог рассмеялась:

— На самом деле он говорит: «Даже если мне не удалось стать первой женщиной, слетавшей в космос, это не значит, что я не могу надеть ее скафандр».

— Боже мой, ну ладно, пойду переоденусь.

— У нас нет времени! — заорал я.

— Ботинки бы обул, — сказала Герцог, глядя на мои «пумы».

— Нет времени! — снова крикнул я.

Я вывел их обоих в гараж, и мы сели в «Карлу», родительскую «хонду»-внедорожник. После окончания разговора с Кеуном прошло восемь минут. Наверное, наша фора к этому времени уже иссякла. На часах было 23:42. В обычный день мы добрались бы до «Вафельной» минут за двадцать.

Но, как оказалось, тот день обычным не был.