Искусство счастья. Тайна счастья в шедеврах великих художников - Кристоф Андре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1855–1861 гг., масло и воск по штукатурке (фреска), 750 × 485 см, капелла Святых ангелов в церкви Сен-Сюльпис, Париж
Эта огромная фреска стала духовным завещанием Делакруа. Ею можно вволю налюбоваться в полумраке парижской церкви Сен-Сюльпис. В последние годы перед смертью Делакруа удалится от светской жизни, одной из заметных фигур которой он был, чтобы, несмотря на возраст и болезнь, посвятить себя этому божественному заказу. Писатель Морис Баррес говорил об этом произведении: «Страница великолепной биографии, квинтэссенция опыта великой жизни, предсмертное завещание, написанное старым художником на стене Ангелов…» Справа внизу на картине Делакруа составил настоящий натюрморт, гармонично расположив на земле все снаряжение Иакова, оставленное им, чтобы свободно вести битву за свою жизнь. Прошло немного времени после написания картины, и художник тоже сложил свои кисти. Посмертная эпитафия?
Когда все вокруг дрогнуло, последняя битва происходит внутри нас – мы должны противостоять сомнению, нигилизму, смирению, искушению отказаться от борьбы. В конце концов, зачем бороться? Почему не позволить себе плыть по течению? Разумеется, мы смутно чувствуем, что отказаться от борьбы – значит навсегда отказаться от счастья.
«Искать счастья в этой жизни – значит обладать поистине бунтарским духом».
Генрик Ибсен[33]Урок Делакруа
Бороться ради возрождения счастья
Хитрый, сильный, изворотливый Иаков был, используя выражение Поля Валери, исключительной «машиной для жизни». Но если говорить о простых смертных, где им найти силу, чтобы биться в одиночестве в ночи, не видя ни смысла, ни выхода из этого столкновения? Мы часто встречаемся с этим в психиатрии, когда лечим людей, находящихся в подавленном состоянии духа. Они лишились так называемого «жизненного порыва» и способны лишь повторять: «У меня нет больше сил». Не столько жажда смерти, сколько усталость от жизни и постоянных усилий, которых она требует, влечет их к небытию. Как человек, потерпевший кораблекрушение, перестает плыть и умирает, в изнурении отказавшись от борьбы. Конечно, безнадежный поступок иногда выглядит абсурдным – он не вызовет больших перемен в мире.
Но в психологическом плане действие всегда спасительно: оно делает настоящее осмысленным, дает шанс выжить. Оно направляет нас, ограничивает наше искушение впасть в отчаяние.
Вечное искушение находить смысл в несчастьях! В другом отрывке из Библии праведник Иов подвергается ужасным несчастьям. Трое пришедших навестить его друзей убеждены, что он, должно быть, в чем-то виновен, раз заслужил такую кару. Они пытаются убедить его в этом, но Иов сердится на них – он знает, что не совершил ничего постыдного. Эта навязчивая идея искать скрытый смысл в несчастьях, настигающая нас всякий раз, когда мы вступаем на скользкий путь, привела к многочисленным заблуждениям в психиатрии. Так, швейцарский писатель Фриц Цорн в своей автобиографии под названием Марс рассказывает, что первопричиной его рака было, по его мнению, угнетающее личность воспитание. Он воспринимает свою болезнь как освобождение, словно она позволила ему вырваться из столь тусклого существования. В наши дни теории и рассуждения о психосоматической конверсии несчастья и пресыщения жизнью радикально оспариваются: не то чтобы этого феномена не существовало, просто этот процесс является одним среди тысячи других, и редко можно винить только его.
В страдании не обязательно присутствует понятный смысл. В лучшем случае это польза, принесенная опытом, но только в том случае, если мы извлекаем урок на будущее, чтобы улучшить свою жизнь или жизнь других людей.
Ночная битва глубоко преобразила Иакова. Действительно ли мы меняемся, пережив несчастье? Несомненно. Но эти перемены двойственны: они делают нас непохожими на тех, какими мы были прежде, и на всех остальных, тех, кто не познал несчастья, которое изменяет нас, если мы сражаемся с ним. Между тем главный вопрос вот в чем: превосходит ли несчастье счастье в том, как оно меняет человека? Часто мы обретаем более глубокие отметины не по причине самого несчастья, а потому, что оно кажется нам менее естественным. Как писал поэт Реймон Радиге, автор романа Дьявол во плоти: «Несчастье ни в коей мере не допускается. Видимо, допускаться должно только счастье». Но будьте осторожнее, ошибочно полагая, что беды преображают нас: скорее нас меняет не несчастье, а та борьба, которую мы ведем против него. Возможно, нас обогащают опыт и воспоминание о борьбе, а не страдание. Именно это утверждала в своем дневнике светлая Этти Хиллесум: «Закаляться, а не ожесточаться».
Борьба с несчастьем, и только она одна способна научить и взрастить нас, а не само по себе несчастье, от которого мы только ожесточаемся.
«Несчастье – это мул, оно упорно и бесплодно».
Виктор ГюгоСреди бесчисленных опасностей, которые таит в себе несчастье, разумеется, присутствует и уничтожение человека: физическое – в результате болезни или самоубийства, моральное – в результате депрессии. Горечь, цинизм и постоянный негативизм во взгляде потом остаются на всю жизнь. Опыт несчастья может подтолкнуть к тому, что все становится смешным и напрасным. Даже счастье и его поиски.
Отсюда проистекает абсолютная необходимость борьбы как с внешними, так и с внутренними врагами, чтобы сохранить возможность возвращения счастья, стать снова счастливым, когда-нибудь, позднее, сделать счастливыми других людей. Это серьезная задача: когда замыкаешься в себе, погрузившись в несчастье, нужно приложить огромное усилие для того, чтобы допустить, что счастье все-таки существует, в Абсолюте и в других жизнях.
Самой большой победой несчастья было бы заставить нас отказаться от мысли о счастье, заразить нашу душу горечью и цинизмом, которые только одни и могут помешать возвращению и возрождению счастья.
Заря
Возвращение счастья
Сок для дерева счастья
Боннар, «Миндальное дерево в цвету»
Назад, к счастью
Курбе, «Побережье в Палава»
История, вечная как мир
Рембрандт, «Возвращение блудного сына»
Мудрость счастья
Шарден, «Серебряный кубок»
Счастье навсегда
Спиллиарт, «Октябрьский вечер»
Сок для дерева счастья
Миндальное дерево в цвету взрывается белизной каждую весну, опрокидывая небо, раздвигая границы холста. Это незаконченное и последнее произведение Боннара. Когда он умирал, оно стояло у него на мольберте. Его близкие рассказывают, что художник до последнего момента переделывал картину, в частности, почву под оливковым деревом: «Зеленый слева внизу, на земле, не смотрится. Нужно добавить желтого…»
Миндальное дерево в цвету Пьер Боннар (1867–1947)1947 г., холст, масло, 55 × 37 см, Государственный музей современного искусства, Париж
Боннар, в отличие от Ван Гога, при жизни был признанным художником, счастливчиком своего времени. Несмотря на преклонный возраст, он до последних дней продолжал с наслаждением писать. Каждый год Боннара неизменно волновала весна, а последняя из прожитых им была
