Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год - Вокруг Света

— И долго они добирались сюда?

— Долго. Ледник двигался со скоростью один сантиметр в час. В общем, делал сто километров за тысячу лет.

— Как же, однако, он передвигался? Расскажите так, чтоб было понятно, — попросил я.

— Начнем с того, что лед — тело пластическое. Где-то в центре оледенения толщина его достигала двух-трех километров. Мы называем это мощностью льда. Под давлением собственной массы он начинает «растекаться»...

Ледники текут так же, как реки, — с верховья к низовью. Только медленнее. Где-то ход ускорялся; где-то замедлялся. Но не останавливался ледник ни перед чем. Опускался на дно моря, взбирался на гору. Или срезал ее и разносил по свету. Между землей и льдом создавалась положительная температура. И лед снизу немного подтаивал. Это облегчало движение ледника и уменьшало трение. Слизывал он языком все, что попадалось на пути. И, как гигантский бульдозер, толкал камни перед собой. Потом, встретившись с теплом, останавливался и, бросив груз, отступал назад, теряя вес. А там, откуда он начинал отступление, оставались возвышенности и валуны...

Из Минска я отправился в Полоцк, — посмотреть на «Борисовы камни». Путь был" довольно длинный, но камней этих я что-то не встречал. Валуны — они как грибы. Бывают там, где бывают. Неподалеку от Полоцка наконец появились, и в большом количестве. Издали они походили на мирно пасущиеся стада.

Но я смотрел на них уже глазами академика Горецкого и думал о том, что дает изучение подобных камней науке.

Они уже помогли ученым определить размеры и количество ледников, путь их, направление движения и время наступления. Для этого сначала изучались поверхностные валуны, потом валуны из разных горизонтов четвертичной толщи. По валунам составлялись карты того или иного центра оледенения.

По царапинам и вмятинам на скалах люди узнали, что ледники доходили даже до Индии и Бразилии. Скорее всего, это было во время пермо-каменноугольного оледенения, самого крупного в истории Земли. Выходит, что тепло и холод некогда ходили друг к другу в гости. Об этом говорят следы холода в тропиках и следы тепла на севере. Некогда на Аляске росли пальмы, а на островах Ледовитого океана шумели леса...

А как много может дать исследование валунов для изучения морского дна! Ведь среди бродячих камней есть выходцы со дна моря...

Большой «Борисов камень» я нашел в реке под Полоцком. Этот огромный валун, имеющий в окружности шестнадцать метров, был брошен туда в начале нашего тысячелетия по велению князя Бориса. На нем была выбита надпись: «Господи, помози рабу своему Борису». Одни говорят, что камень с такой «челобитной» князя был поставлен в этом месте потому, что здесь проходила граница его княжества: помоги, дескать, защититься от врагов... Другие утверждают, что в тот год стояла большая засуха и камень поставили в обмелевшую реку. Это была мольба о дожде. Скорее всего, так и было. Сейчас камня не было видно, лишь круги плясали над ним хороводом. Говорят, только в середине лета вылезает он из воды на полтора-два метра.

Я сфотографировал круги над ним и отправился искать другой камень-великан, что находится в Шумилинском районе Витебской области. «Большой камень» охранялся законом. Длина его достигала одиннадцати метров, ширина была боле» пяти с половиной, а высота — около трех. Он лежал за маленьким ручейком, на поляне, окруженной мелколесьем. Лежал, широко распластавшись, будто обнимал землю.

— Мы в детстве с этого камня прыгали, — рассказывает Петр Масько, местный житель. — Учились преодолевать страх высоты. Старики пугали нас чертями — камень, мол, чертов. «Почему «чертов»?» — спрашивали мы. «А какая же сила, — возражали они, — могла его приволочь сюда, если не нечистая?»

Это был самый большой валун в Белоруссии, но не в стране. В Эстонии, например, есть камень высотой с двухэтажный дом, который носит имя «Кабеликиви», что означает «Камень-гигант». И он не один.

Тысячетонные валуны тащил ледник на языке своем, тащил, сметая все на своем пути. И только единственная сила смогла остановить его: тепло. Раньше я взирал ,на эти камни как-то равнодушно. Что неизвестно, то и неинтересно...

Р. Саримов, наш спец. корр.

Гораций Голд. Вопрос формы

Резкий звонок телефона врезался в сон Гилроя. Не размыкая тесно сжатых век, репортер перевернулся на другой бок и втиснул ухо поглубже в подушку. Но телефон продолжал трезвонить.

Гилрой резко сорвал с аппарата трубку и не очень-то деликатно изложил свое мнение о людях, способных разбудить уставшего репортера в четыре утра.

— Я здесь ни при чем, — ответил замявшийся было на секунду редактор. — Ты же сам заварил эту кашу... Так вот... нашли еще одного, как их бишь...

Остатки сна мгновенно улетучились.

— Еще одного кататоника?!

— Да. Час назад. На углу Йорк-авеню и Девяносто первой. Сейчас он в «Мемориале» под наблюдением... Хочешь знать, что я думаю, Гилрой?

— Что?

— Я думаю, что ты просто фантазер. Эти твои кататоники в лучшем случае всего лишь заурядные бродяги, допившиеся, наверное, до зеленых чертиков. И больше чем на заметку из четырех строк они не потянут.

Гилрой уже соскочил с постели и свободной рукой натягивал на себя одежду.

— Нет, — сказал он уверенно. — Бродяги-то они бродяги, но дело не в этом... Слушайте... Черт побери, что вас задержало до утра?!

Голос редактора зазвучал недовольно:

— Все этот старик Тальбот. Ему же завтра семьдесят шесть. Пришлось тут настряпать кое-что...

— И вы тратите столько времени, чтобы разукрасить этого гангстера, вымогателя и...

— Спокойно, спокойно, Гилрой, — предостерегающе прервал редактор. — Ему принадлежит половина акций нашей газеты. Да и не так уж часто он нас тревожит.

— Ну ладно, все равно он скоро загнется. Вы меня сможете встретить в больнице, когда закончите?

— В такую-то погоду? — редактор помолчал, обдумывая решение. — Не знаю, право... Но если ты думаешь, что здесь пахнет чем-то из ряда вон выходящим... А, черт с ним... Хорошо. До встречи!

На улице было холодно и пустынно. Черный снег таял и превращался в слякоть. Гилрой запахнул пальто и зашагал к Гринвич-авеню. Очень высокий и невероятно худой, он напоминал унылого аиста, высматривающего рыбешку. Но уныния он не чувствовал. Напротив, был счастлив, как только может быть счастлив человек, предположение которого вдруг начало подтверждаться конкретными фактами.

Хлюпая по слякоти, он вздрогнул, подумав о кататонике, который, должно быть, пролежал в ней несколько часов, пока его не нашли и не доставили в больницу. Вот бедняга! А первого из них просто приняли за пьяного, пока полицейский не заметил хирургическую повязку на шее.

Администрация «Мемориала» заявила, что это были больные, сбежавшие после операций на мозге, и что они — кататоники. Допустим, но... кататоники не способны ходить...

Поэтому Гилрой даже не удивился, когда не нашлось ни одной больницы и ни одного частного хирурга, заявивших о побеге больных после операции.

Три кататоника за месяц! Гилрой покачал головой. Настоящая загадка. Нет, сбежать они никак не могли, они физически не были в состоянии совершить побег... А откуда у них взялись аккуратные хирургические разрезы на шее, профессионально зашитые двумя швами и профессионально перевязанные? Разрезы совершенно свежие... Гилрой придавал особое значение тому, что все трое были плохо одеты и страдали легкой формой истощения. Но в чем же подоплека? Он пожал плечами...

Вконец уставший, промокший до ниточки, он вынул из кармана удостоверение и показал его девушке, сидевшей за столом в приемной.

— О, газетчик! Что, у нас опять какая-нибудь сенсация?

— Ничего особенного, — ответил Гилрой небрежно. — Какого-то бродягу нашли на углу Йорк и Девяносто первой. Он что, в палате наверху?

Девушка посмотрела в журнал и кивнула.

Выйдя из лифта, Гилрой уверенно зашагал по длинному белому коридору. У входа в палату он столкнулся с редактором.

Дежурный врач искоса посмотрел, когда они бесшумно вклинились в круг практикантов, обступивших кровать. Кататоника раздели и растерли спиртом. Мышцы его были расслаблены, глаза прикрыты, челюсть отвисла. На шее была видна темная полоска от удаленного пластыря.

— Кататоник, док? — тихо спросил репортер.

— Кто вы такой? — резко выпалил доктор.

— Гилрой... «Морнинг пост».

Доктор снова посмотрел на лежащего на кровати человека.

— Кататоник, несомненно. Никаких признаков алкоголя или наркотиков. Легкое истощение.

Гилрой деликатно отпихнул локтями практикантов и пробрался поближе к врачу.

— Но инсулиновый шок ведь не дал результатов?.. Впрочем, этого и следовало ожидать.