Ошо. История жизни независимого мистика - Васант Джоши

говорит Ошо.

Не слишком трудно понять, что в детстве и юности Ошо жил очень наполненной событиями и независимой жизнью. Что бы он ни делал, он полностью отдавался этому делу и был предельно добросовестен. Примечательно то, что он, однако, никогда не отождествлял себя с действием; он всегда поддерживал дистанцию между действием и собой. В ходе своих приключений и в каждом из экспериментов он никогда не позволял неосознанности сбить себя с пути.

Его действия были частью постоянных поисков вечного и законченного. Его жажда познания и была тем, что привело его к просветлению.

Просветление

В 1951 г., после окончания средней школы в Гадарваре, в возрасте девятнадцати лет, Ошо отправился в Джабалпур, где поступил в колледж Хиткарини. Он жил со своими двоюродными сестрой Кранти и братом Арвиндом, которые были его ровесниками. Кранти и Арвинд были детьми сестры отца Ошо, Ратнибай. Ратнибай умерла, когда они были маленькими, их отец снова женился, поэтому их воспитывали тетя Макхмалбай и ее муж Кундалал Самайя, у которых не было своих детей.

Кранти очень рано вышла замуж, но, к несчастью, ее муж умер всего через год после свадьбы. Ошо очень жалел овдовевшую кузину и как мог поддерживал ее, поощряя продолжать образование. Потом она стала школьной учительницей. Арвинд закончил бизнес-школу и преподавал в колледже. Все то время, что Ошо пребывал в Джабалпуре, все трое жили вместе. Они достаточно зарабатывали, поддерживая друг друга, и жили вполне устроенной жизнью.

В колледже Ошо продолжал делать то же, что и в средней школе. Он оставался таким, как был — бескомпромиссным, не соблюдающим условностей, прямым и открытым. Он охотно принимал все, что могло хоть как-то развить его внутреннюю свободу. Неприятности не заставили себя долго ждать. Через два года после поступления в колледж он уже был на грани исключения.

Особенно много неприятностей Ошо доставлял преподавателю на занятиях философией и логикой. О чем бы ни говорил преподаватель, Ошо принимался задавать вопросы и заводил длинный, но логичный спор — так, что преподавателю приходилось весьма сильно уклоняться от темы занятия. Когда преподаватель приказывал Ошо прекратить спорить, Ошо заявлял, что подобное не соответствует цели изучения философии и логики. Его вопросы и аргументы, происходившие от его острой потребности в знаниях, относились строго к предписанному курсу предмета. Но в конце концов преподаватель не выдержал и выдвинул директору колледжа ультиматум:

«Кто-то должен уйти — или я, или Ошо».

Директор вызвал Ошо к себе в кабинет и попросил его покинуть колледж. Он признал, что особых претензий к Ошо у него нет, но он не может допустить, чтобы уволился один из самых старших и наиболее уважаемых преподавателей.

Ошо понял, что происходит, и согласился уйти, с условием, что директор сам переведет его в другой колледж — довольно трудно выполнимая задача с учетом того, что учебный год уже близился к концу. Директор согласился задействовать свои личные связи. Репутация Ошо уже распространилась по городу, и другие колледжи не горели желанием его принять. Наконец директор Национального окружного джайнистского колледжа согласился принять Ошо, но только с условием, что тот не будет, как раньше, засыпать преподавателя вопросами. Ошо сказал, что такое невозможно, и лучше он будет сидеть дома, нежели ходить на занятия. Директор разрешил ему, в нарушение правил посещения, оставаться дома, и таким образом Ошо получил разрешение появляться в колледже только на экзаменах.

Ошо описывает ситуацию следующим образом:

«Из колледжа меня выгнали, а директор мне сказал: „Мы чувствуем себя виноватыми за твое исключение, потому что ты не сделал ничего плохого. Но ты какой-то странный“.

В первом колледже, в который я поступил, я хотел изучать логику. А старый преподаватель со множеством почетных степеней и множеством книг, опубликованных под его именем, принялся толковать об Аристотеле, отце западной логики. Я сказал: „Погодите минутку. Вы знаете, что Аристотель пишет в одной из своих книг, будто у женщины зубов меньше, чем у мужчины?“ Он ответил: „Господи, что еще за вопрос? Какое отношение он имеет к логике?“ Я сказал: „Самое что ни на есть фундаментальное отношение к самому процессу логического мышления. Вы знаете, что у Аристотеля было две жены?“ „Нет, не знаю… — ответил он. — А вы откуда взяли эти факты?“ Но в Греции в течение веков традиционно считалось, что у женщины всего должно быть меньше, чем у мужчины. Естественно, и зубов у нее должно быть меньше, чем у мужчины.

„И вы называете Аристотеля отцом логики? — спросил я. — Он что, не мог хотя бы пересчитать? В его распоряжении было две жены, но он все-таки не пересчитал. Его утверждение нелогично. Он просто привел традиционное утверждение, и я не могу доверять человеку, имевшему двух жен и пишущему, что зубов у женщин меньше, чем у мужчин. Этот подход отдает мужским шовинизмом. Ученый-логик должен быть выше предрассудков“.

Исходя из ситуации, преподаватель пригрозил директору, что или меня исключат из колледжа, или он уволится. И он перестал ходить в колледж, сказав, что подождет три дня. Директор не мог потерять опытного преподавателя. Он пригласил меня к себе в кабинет, чтобы сказать: „У нас никогда не было неприятностей с этим преподавателем, он милейший человек. Но в первый же день… что ты с ним сделал?“ Я пересказал ему всю историю и сказал: „Вы считаете, что за это стоит исключить из колледжа? Я задавал совершенно закономерные вопросы, и если преподаватель логики не знает ответа, у кого мне еще спрашивать?“

Директор был добрым человеком. Он сказал: „Я не стану тебя исключать, потому что не нахожу, что ты совершил что-то плохое. Но я не могу и потерять преподавателя, так что я оформлю тебе перевод в другой колледж“. Но слухи обо мне уже дошли до всех колледжей. В городе, где я учился, было около двадцати колледжей, и в конце концов, путем объединения всех этих двадцати колледжей, получился очень престижный университет. Он (директор) послал меня к другому директору с рекомендательным письмом, но, должно быть, позвонил ему по телефону и сказал: „Не верьте этому рекомендательному письму. Мне пришлось написать его, потому что надо было избавиться от этого студента. Он не сделал ничего плохого, но он индивидуалист донельзя и от него одни неприятности“.

Я пошел на встречу с другим директором, и он уже ждал меня. „Я могу принять тебя, но с одним условием, — сказал он. — Ты никогда не будешь показываться в колледже“. Я спросил: „А как же тогда с экзаменами?“ Он сказал: „Я разрешу тебе приходить в колледж на некоторое время. Но этот секретный уговор останется между нами“.