Три зимовки во льдах Арктики - Константин Бадигин

И. Сталин. В. Молотов».

«Ледокол „И. Сталин“.

Папанину.

Белоусову.

Команде ледокола „И. Сталин“.

Примите нашу благодарность за блестящее выполнение первой части задания по выводу ледокола „Седов“ из льдов Гренландского моря. Горячий привет,

И. Сталин. В. Молотов».

Мы обменялись взглядами с Белоусовым. В глазах капитана флагманского корабля я прочел выражение непередаваемого волнения.

Минута прошла в молчании.

А в двери уже стучали - моряки, журналисты, механики, научные работники.

В час дня на небольшой площадке у заиндевевших самолетов, принайтовленных к палубе «И. Сталина», собрался митинг.

Небо очистилось от туч, и над кораблями ярко блестели звезды. Люди, одетые в малицы и ватные костюмы, поежились от холода, - оттепель сменилась морозом. Но настроение у всех было праздничное, приподнятое, - нам предстояло уже через несколько часов двинуться в поход. Разбитые океанской зыбью льдины с сухим скрежетом скреблись о стальные борта. Корабли слегка покачивались.

Помполит флагманского корабля уже собирался открыть митинг, когда с «Седова» примчался возбужденный Буйницкий. Он задержался, чтобы определить координаты судов, пользуясь звездным небом.

- Константин Сергеевич! - выпалил он. - Мы пересекли восьмидесятую параллель... Наша широта - 79°б9',0, долгота 0°40'. Мы на самом краю восточного полушария!..

В ту же минуту с шипением взлетели в воздух ракеты, рассыпая дождь огней. Зажглись прожекторы.

Долго продолжался этот митинг. Выступили Белоусов Трофимов, Буйницкий, я, работники экспедиции на ледоколе «И. Сталин». С огромным подъемом участники митинга утверждают текст ответных телеграмм на приветствия товарища Сталина и товарища Молотова.

В морском воздухе загремело «ура». Началась долгая и страстная овация в честь товарища Сталина и товарища Молотова, в честь родины и партии. И как только митинг закончился, с удвоенной энергией возобновляется подготовка к походу. Могучий ледокол дает ход и, проходя около «Седова», обламывает остатки ледяной чаши, которая все еще держится у корпуса «Седова». Огромные куски невероятно крепкого льда с грохотом откалываются, переворачиваются, тонут и снова всплывают. Часть примерзших к судну ледяных подсовов отколоть не удается. Решаем пока что идти на буксире за ледоколом, надеясь, что во время хода остатки чаши отскочат сами от ударов о встречные льдины.

Вот уже и вечер подошел, последний, вечер нашей стоянки. Назавтра мы уходим на юг. Кажется, сама Арктика решила отпустить нас на покой без новых тревог и волнений: по левому борту «Седова» открылись широкие разводья, черные пространства воды охватывают уже корму и огибают носовую часть «И. Сталина». Небо окончательно очистилось от облаков. Ветер утих. Но отзвуки океанской зыби все еще доносятся до нас, - кромка недалека. Да, пора, пора проститься со льдами, которые провожали нас от моря Лаптевых до Гренландского моря. Беспокойная и шумная компания провожатых!

Прощание со льдами

Но мы так свыклись с нею, что как будто бы даже жаль расставаться.

Решили провести прощание со льдами торжественно и празднично, - мы оставим на высоком торосе красное знамя с именем того, чьи заботы и внимание обеспечили успех нашего дрейфа.

Вот оно, это знамя, заботливо подготовленное в кубрике «Седова», - большое красное полотнище, укрепленное на высоком древке. Наискосок волнующее имя - Сталин. Внизу даты и координаты первой и последней точек дрейфа.

Весь экипаж «Седова» в сборе. Люди одеты в оленьи малицы. За плечами карабины.

- Ну, пошли, товарищи! - говорю я, поднимая знамя.

Мы спускаемся по парадному трапу. Высоко поднятые факелы озаряют красноватыми отблесками лед, немногочисленную нашу колонну, знамя, развевающееся над головами. Бледное сияние тонкого полумесяца придает этому пейзажу несколько романтический колорит.

В 100 метрах от борта «Седова» высится довольно высокий ледяной холм. Неторопливо, стараясь как можно дольше продлить эти минуты прощания с Арктикой, шагаем к нему.

Сколько раз мы выходили вот так же, со знаменем и факелами на праздничные митинги! Но эта демонстрация ничем не похожа на предыдущие. Она по-особому мила нам и дорога...

Вот уж мы и у цели. Стоим на вершине ледяного холма тесной кучкой, прижавшись друг к другу. Прочно и глубоко вбито в лед древко знамени. Легкий ветерок слегка колышет его полотнище. Снимаем меховые шапки, прощаясь со своим стягом.

Прощаясь со льдами, мы подняли красный стяг с именем Сталина

Стоим молча, без слов. Я оглядываю озаренные факелами, серьезные, сосредоточенные лица своих друзей. Они обветрены, исчерчены морщинами. В волосах у многих уже серебрится седина. Да, недаром дался нам этот дрейф! Мы все стали старше, опытнее. Скоро, скоро нам предстоит расстаться. Мне будет странно не увидеть больше на вахте Андрея Георгиевича, не услышать веселой песни Виктора Харлампиевича, не видеть, как доктор приносит в кают-компанию очередную дозу витаминов...

Видимо, и моим друзьям не чужды такие же, немного грустные мысли. Одни, потупившись, глядят вниз, на лед. Другие устремили свои взоры на горизонт, - туда, где робко розовеет отсвет далекой зари. Каждый по-своему переживает минуты прощания, и молчание это красноречивее самых пылких речей.

Поднимаю руку. Это сигнал «К салюту!» Все винтовки и карабины подняты вверх, и через мгновение над льдами прокатывается гулкое эхо залпа.

Второй залп. «Седов» откликается на него протяжным басистым гудком, - корабль вместе со своим экипажем прощается со льдами.

Третий залп. Мы медлим уходить и еще несколько минут стоим на ледяном холме. Только напоминание о том, что надо ускорить подготовку к отходу корабля, заставляет людей расстаться со стягом, на котором в свете молодого месяца белеют буквы: «Сталин».

В 6 часов утра 16 января нам снова удалось определить координаты судов. Корабли находились уже на 79°42' северной широты и 0°55' восточной, долготы, - нас быстро несло почти прямо на юг. Льды разрежались все больше, влияние качки становилось все заметнее. Все же от остатков ледяной чаши, примерзшей к корпусу «Седова», освободиться полностью еще не удалось.

К нам подошел ледокол. Мы приняли буксир, и могучий флагманский корабль потянул нас через тяжелый лед. Но и на этот раз остатки ледяной чаши уцелели. Они держались настолько прочно, что встречные льдины крошились, как мел, при соприкосновении с этими острыми закраинами из многолетнего спрессованного льда. Наконец буксир, не выдержав страшного напряжения, беззвучно лопнул, как гнилая нитка.