Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

Случилось так, что через день или два после этой мучительной встречи с Набоковым ко мне, как обычно, когда ему случалось быть в Лондоне, зашел Альбер Тома.

Прервав наш разговор о текущих событиях, я неожиданно задал ему вопрос, ответа которому не мог найти, вопрос, который казался мне все более и более неразрешимым, особенно после моей ссоры с Набоковым. «Скажите, — спросил я, — какова цель интервенции союзников в России? Что за ней кроется?»

Тома несколько минут молча смотрел на меня, затем, явно нервничая, принялся шагать туда-обратно по комнате. Остановившись в конце концов передо мной, он после напряженной паузы произнес: «Alors, ecoutez! Вы вправе знать, но только вы один». Я заверил его, что все сказанное им останется между нами. Он снова уселся в кресло и стал говорить — четко, безо всякого выражения, отчего каждое слово звучало особенно убийственно… И только когда он кончил, я понял разгадку.

В конце 1917 года, через два месяца после большевистского переворота в Петрограде, представители французского и английского правительства (лорд Мильнер и лорд Роберт Сесиль, с английской стороны, и Клемансо, Фош и Пишон — с французской) заключили тайную конвенцию о разделе сфер действий в западных районах «бывшей Российской империи» с нерусским, в основном, населением. Согласно этой конвенции, сразу же после победы в войне балтийские провинции и прилегающие к ним острова, а также Кавказ и Закаспийская область войдут в английскую зону, а Франция получает такие же права на Украину и Крым.[310]

Такова была суть потрясшего меня рассказа Тома о намерениях союзников в отношении России. Слушая его, я внезапно вспомнил слова Клемансо. И тут я впервые в полной мере осознал, что еще до Брест-Литовского договора, в период заключения перемирия между Германией и большевиками, союзники сочли себя абсолютно свободными от всяких обязательств перед Россией.

В 1914 году, когда началась война, Россия, Великобритания и Франция заключили официальное соглашение, что никто из них не подпишет сепаратного мира с Германией. Нарушив это соглашение, Россия предала своих союзников. Тем самым она поставила себя вне союза, который победил в войне без ее помощи.

Поскольку Россия пошла на сепаратный мир с общим врагом союзников, который капитулировал уже после выхода России из союза, все русские территории, отошедшие к Германии по Брест-Литовскому договору, должны по праву победителей считаться собственностью ее бывших союзников.

Сама Россия утрачивала право участвовать в мирной конференции, поскольку ее нельзя было отнести ни к разряду держав-победительниц, ни к «освобожденным» нациям.

Таким образом, предательство России, осуществленное Лениным и его приспешниками, позволило союзникам рассматривать Россию, по сути дела, как побежденную страну и использовать сложившуюся ситуацию в пользу своих планов изменения баланса сил после капитуляции Германии. Согласно этим планам, границы России отодвигались к границам допетровской Московии, а между нею и Западной Европой протянется цепочка из малых и средних государств, находящихся под влиянием держав-победительниц.

Точно такие же цели лежали и в основе союзнической интервенции на территории «бывшей Российской империи». Что касается западных провинций, упомянутых в Брест-Литовском договоре, то их союзные державы были готовы рассматривать и поддерживать как новые независимые государства, а в самой России они намеревались создать стабильное правительство, согласное принять продиктованные ему границы.

После брест-литовской капитуляции и заключения предательского сепаратного мира союзники России опубликовали официальное заявление о том, что они никогда не признают этого договора. Это заявление с ликованием было встречено всеми русскими, которые также отвергали соглашение. Ни у кого не было сомнений в намерениях союзников: все полагали, что после окончания войны договоры вместе с их последствиями как для России, так и для Запада будут аннулированы. Именно эта вера в неизбежный крах Брест-Литовского договора, которым руководствовались союзные державы и те силы в России, которые его не признавали, определяла деятельность Директории, созданной в Уфе ради содействия окончанию войны и совместной с союзными державами работе на мирной конференции по установлению нового мирового порядка.

Единственной целью моей поездки в Лондон и Париж и моих переговоров с английскими и французскими лидерами являлось стремление обеспечить истинной России ее законного места на мирной конференции или, говоря иначе, ускорить признание союзными державами нового национального правительства, без которого Россия не могла получить право участвовать в этой конференции. Однако западные державы постоянно откладывали признание Директории, пока ситуация стала абсолютно нетерпимой, особенно в свете моей беседы с Тома и в связи с явным приближением конца Центральных держав. Прибытие в Омск адмирала Колчака и генерала Нокса переполнило чашу моего терпения. Молчать долее я не мог…

Вскоре после возвращения Тома в Париж я отправил ему статью, озаглавленную «Союзники и Россия», которую опубликовала весьма популярная вечерняя газета «LTnformation». В ней, в частности, говорилось: «Война окончена. Представители победившей стороны уже собрались, чтобы выработать условия мира и продиктовать их Германии. На переговоры были совершенно справедливо приглашены представители будущих правительств и будущих государств. Однако где же Россия? Почему не слышен голос России?

Почему никто не представляет ее интересов на конференции союзных держав? Почему даже имени ее не упоминается наряду с другими союзниками? Российский флаг, окрапленный кровью тех, кто сражался за нашу общую свободу, не развевается рядом с флагами других союзных стран. Почему? Потому ли, что Россия — нейтральная страна, заключившая мир с нашими врагами, как сказал мне Клемансо 15 июля 1918 года…[311] Должна ли такая точка зрения определять отношение союзников к России? Россия заключила мир с врагом и теперь (по мнению союзников) должна испытать на себе последствия такого акта, включая право победившей стороны распоряжаться по своему усмотрению ее территорией без учета ее мнения.

Трагическое непонимание между Россией и ее союзниками набирает силу. Оно чрезвычайно тревожит всех русских людей. Оно может оказать самое серьезное воздействие на будущее Европы, на эффективность «мира во всем мире». Многие полагают, что Россия больше не существует, что нет России, которую можно считать великой державой. Нет, Россия была, есть и, что самое важное, будет существовать и впредь. Быть может, сегодня русским не хватает силы, но они хорошо знают, на что истрачены их силы. Они понимают, что они отданы борьбе за правду и справедливость. Русские понимают, что без вчерашних жертв не было бы сегодняшней победы. Совесть и здравый смысл подсказывают русскому народу, что в этой войне он выполнил свой долг.