Иван Ефремов - Ольга Ерёмина

Вспоминается разговор с Вами, когда Вы рассказывали мне о Вашем новом романе. Я подумал тогда и сказал Вам, что это ответ на пожелание Ленина — написать роман «на тему о том, как хищники капитализма оцепили Землю, растратив всю нефть, всё железо, дерево, весь уголь». Действительно, роман отвечает этой теме, но далеко не исчерпывается ею. Парадокс истории заключается в том, что спустя 60 лет честный советский писатель вынужден говорить не только о хищниках капитализма, грабящих Землю… Я уверен, поймут Вас правильно, но только не те, от кого зависит что-либо изменить в нашем тревожном мире.

Ещё в Вашей книге громоздкость и переизбыточность. Это громоздкое здание из неотшлифованных гранитных глыб. Вы больше заботитесь о целостности замысла, чем о проработке деталей, не об одежде мысли, а о самой мысли. Над этим сооружением работал не Канова, а Роден. Хорошо это или плохо? Не знаю. Воспринимаю всё в целом, как нечто грандиозное, хотя, не скрою, неуклюжие обороты и языковые небрежности порою вызывают досаду. Разумеется, это мелочи. Шероховатости сгладятся или уже сгладились при редактировании. Но всё вместе взятое потрясает и переворачивает душу. К чему мы пришли и куда идём? Мы и наша страна, и человечество Земли. Меня поражает масштабность замысла и неопровержимая логика энциклопедической мысли. Мне ещё трудно осознать значение этого явления, которое нельзя воспринимать только как жанр литературы. Это нечто большее. Плод философской и научной мысли, который мог созреть только в 60-х годах нашего столетия.

Меня, поклонника «Туманности Андромеды», как Вы знаете, вполне устраивает созданная Вами «модель» человека будущего. Здесь Вы идёте ещё дальше и с яростью борца отстаиваете Ваши идеи, которые были недостаточно развёрнуты в первом романе. Имею в виду, прежде всего, личные взаимоотношения и роль Эроса. В отличие от других, меня это нисколько не шокирует. Убеждает и разговор Эвизы с врачами. И даже её эротический эксперимент. Всё, кроме обсуждения этого эксперимента, потому что акцент должен быть, на мой взгляд, на психологии, а не на физиологии.

Теория инферно и Стрелы Аримана кажется мне неопровержимой. Об этом будут говорить и спорить. Это материал для философских диссертаций.

Извините, Иван Антонович, что так бессвязно излагаю свои впечатления и переживания. Нужно ещё время, чтобы всё уложилось и вошло в систему. Для этого нужно не один раз ещё перечитать «Час Быка», как перечитывал и перечитывал «Туманность Андромеды». Хотелось сказать об этом, чтобы поздравить Вас от души с ещё одной большой победой».[279]

Удивил Ивана Антоновича отзыв недавно назначенного главного редактора издательства «Молодая гвардия». Будучи в гостях у Ефремова, Валерий Николаевич Ганичев сказал: «Час Быка» — это «настольная книга для государственных деятелей». И принял решение публиковать роман (сократив сцены, признанные эротическими) в четырёх номерах журнала «Молодая гвардия» с начала 1969 года, а в майском номере дать интервью с автором, параллельно готовя отдельную книгу.

В ноябре 1968 года Иван Антонович вернулся из санатория домой, состояние его ухудшилось, и пришлось лежать в постели. Его сильно взволновала весть о том, что в Ленинграде, в Союзе писателей, на секции научно-фантастической и научно-художественной литературы назначено обсуждение рукописи «Часа Быка». Дмитревскому без согласования с ним поручили вступительный доклад. Он сообщал другу, что рукопись уже прочитали Бритиков, Брандис, Гор, Ольга Ларионова, Борис Стругацкий, Аскольд Шейкин, Шалимов, и все «ошеломлены грандиозностью и множественностью проблем, поставленных автором в самых различных сферах: и социалистической, и философской, и биологической, и экономической, и морально-этической, и ещё, и ещё…».[280]

Обсуждение было заявлено как официальное мероприятие, и это весьма не понравилось Ефремову. Давая рукопись друзьям для приватного обмена мнениями, он не без оснований полагал, что публичное обсуждение ещё не напечатанной книги в условиях кризиса власти может повредить изданию. Владимир Иванович позвонил в Москву, узнал мнение Ефремова и добился отмены обсуждения.

В декабре Иван Антонович, понемногу восстанавливаясь после болезни, вновь обратился к древнегреческой повести, которая виделась сначала ему довольно короткой. С утра он на несколько часов отключал телефон и садился за рабочий стол. После обеда отдыхал, затем просматривал журналы, решал деловые вопросы, принимал гостей. Ефремов почти перестал ходить на концерты, в кино и в гости — пришлось отказаться от этих удовольствий, превратив свой дом в подобие ашрама. Однако люди шли к нему непрекращающимся потоком.

Молодым Иван Антонович задавал вопрос, который служил проверкой на общую культуру: «Кто такая Геката и кто такая Гекуба?» Не все могли ответить.

Часто гости, впервые приходящие к знаменитому писателю, смущались, и тогда Ефремов, садясь за рабочий стол, давал гостям знаменитое собрание «красоток» — альбом, куда были наклеены фотографии красивых женщин, в основном актрис, и предлагал выбрать тех, кто больше нравится. Листая альбом, гость успевал оправиться от смущения и привыкнуть к обстановке, а его выбор красавиц много говорил Ивану Антоновичу о характере и вкусах новичка.

Вскоре после августа 1968 года возникли трудности с зарубежной почтой. Некоторые книги и журналы, которые посылали Ефремову зарубежные корреспонденты, не доходили до адресата. Цензура грубо изымала из посылок то, что считала антисоветским. Нарушался один из основных принципов Великого Кольца — закон свободы информации. Возмущённый писатель обратился сначала в Министерство связи, а затем напрямую к секретарю ЦК КПСС Петру Нилычу Демичеву, который курировал вопросы культуры. Кое-чего удалось добиться, но стало ясно, что «железный занавес» вновь закрыл страну от внешнего мира.

Ефремову было необходимо общение с широким миром, из которого он свободно черпал энергию и знания. Они питали его мысль и превращались из просто научных фактов в артефакты.

Однажды он увидел фрагмент фильма, где азиатская жрица демонстрировала древнейший обряд — «Поцелуй кобры». Огромная змея изгибалась, бросалась на женщину, стремясь укусить, но та мгновенно уворачивалась, и смертельный танец начинался сначала. Это же прекрасный эпизод для повести о Тайс!

Создателем фильма оказался режиссёр Арман Денис, бельгиец, обосновавшийся в Найроби, столице Кении, автор более ста фильмов о диких животных. Ведущей была его жена Микаэла, дочь английского археолога, женившегося на белоруске. Отец её был убит в Первой мировой войне, когда девочке было три месяца. Воспитывали её мама и бабушка, укрепив в ней веру в себя.